Шведский стол [СИ + иллюстрации] - Михаил Алексеевич Ланцов
— А как же заслуги родовые?
— Так если род верно служит, то и заслуги рода в чести. А если измену учинил, то весь свой род опозорил. Чести лишил. Разве нет? Вот стоит большая крынка меда, пребывающая с каждым новым поколением. А тут какой негодник взял в нее и испражнился. Разве это мед будет? Кто его кроме мух вкушать станет?
Князь-кесарь не стал отвечать.
— По лицу вижу — не согласен. И многие князья со мной не согласятся. Они до сих пор мыслят правом отъезда и прочими давно отжившими категориями. Оттого Матвей Петрович и сгорел. По неосторожности, разумеется. А не был публично и сурово казнен лютой смертью при большом стечении народа.
— Ты так из-за Арины на него взъелся?
— Попытка ее убийства — это само по себе — измена интересов царства, то есть, измена царю. Кроме того, он обворовывал отца. Я, не сильно утруждаясь, вскрыл хищения на более чем триста тысяч старых рублей. За это, само по себе, полагается смертная казнь. Ну и главное — он участвовал в заговоре против правящего дома. Не только он. Но он перешел границы дозволенного в этой игре. Или ты думаешь, что ни я, ни отец не в курсе заговора? Мы все участников поименно знаем…
Ромодановский подобрался и как-то напрягся.
Помолчал.
Хмыкнул. И сменил тему разговора. Дальше обострять он не видел смысла. И так лед по которому он топтался выглядел излишне тонким…
— Я видел твое письмо с просьбой выделить землю в Москве под создание публичных кунсткамер. Думаешь подходящее время?
— Мы сейчас заменяем вооружение монастырей и у меня во дворце накопилось довольно много необычного и редкого оружия. Переплавлять их грешно. Это историческое наследие. По ним можно изучать, как развивалось огнестрельное оружие. Да и доспехов редких у меня скопилось изрядно. Сие где-то нужно хранить. И я думаю создание публичной кунсткамеры с входом за символическую плату — хорошее решение.
— А почему за символическую?
— Бесплатное люди не ценят. Если ощутимую положить — ходить не будут. Тут разве что ученым делать совсем бесплатным, что исследования какие проводят.
— Ты писал про кунсткамеры…
— Да. Кроме этой, назовем ее, военно-исторической, я думаю, нужно создать еще две. Первую совсем маленькую, в которой собирать разные монеты мира, ордена, медали и прочее подобное. Во второй — выставлять картины, скульптуры и прочие подобные вещи. Опять-таки — публичные. Пускай все желающие ходят и смотрят.
— А у тебя есть монет разных и картин в достатке для кунсткамер? — удивился Ромодановский.
— Нет. Но что мешает их туда потихоньку закупать? Большая государева коллекция.
— Если честно — мне все это не очень нравится, — чуть подумав, произнес Ромодановский. — Я, конечно, напишу Петру Алексеевичу. И если он даст «добро», то все сделаю. Но… у нас сейчас и других забот хватает.
— И напиши еще про зверинец. Тот, что на острове в Измайлово. Там собрано некоторое количество редких зверей. Это можно и нужно развивать, превратив ее в особый род кунсткамеры. Чтобы люди могли и на верблюда посмотреть, и на слона, и на енота, и на рыб в больших стеклянных аквариумах. И большой зал с чучелами и костями при нем.
— Леша, не тем ты занимаешься. Война.
— Это не разорит Россию. А дело стоящее и быстро все это не провернуть. Я бы еще большой зимний сад построил со стеклянными отапливаемыми паром теплицами…
— Зачем⁈ — с нотками отчаяния спросил Ромодановский.
— А чем по-твоему Академия наук будет заниматься? Штаны просиживать для вида? Изучение биологии, ботаники и прочих вещей требует не умозрительных фантазий, а прикладного материала. Как ты лошадей, к примеру, станешь изучать, не касаясь их?
— Ладно, — скривившись произнес Федор Юрьевич. — Я напишу твоему отцу, но сразу говорю, поясню, что считаю это неуместными глупостями.
— И про учебно-тренировочные лагеря напиши, и про отбор да подготовку командиров.
— И про них напишу. В конце концов он далеко и пока вернется — уже остынет. — усмехнулся Ромодановский.
— В тот же день растрындели?
— На утро вся Москва обсуждала, как отец тебя приложил, а потом извинялся.
— Эх… надо было ради шутки попросить в качестве извинения право казнить пятерых князей на свое усмотрение.
— Ты этого не говорил, а я не слышал, — очень серьезно произнес Ромодановский и оглянулся по сторонам. — Сам понимаешь — такими вещами не шутят.
— Подавлюсь молочком? Когда прямо с крынкой мне в глотку его будут забивать?
— Не исключено.
— Ладно. Я пошутил. Ты посмеялся.
— Я повторяю — такими вещами не шутят.
— Не слышал, как дела у Никиты Демидова? — сменил тему Алексей.
— А что у него?
— Так должен приехать с несколькими образцами крепостных мушкетов.
— Ничего про то не знаю. Но… ты знаешь, он слишком много берет на себя, — хмуро произнес Ромодановский.
— Он прошлом году поставил в казну двадцать тысяч мушкетов, тысячу двести карабинов и три тысячи сто пистолетов. В годы перед тем еще двадцать семь тысяч мушкетов, не считая мелких партий. А в этом обещался, сохранив выпуск мушкетов, довести выпуск карабинов по десяти тысяч, а пистолетов до двадцати. Видишь? Производит много. И позволит себе может многое. Али нет?
— Никита заводчик, а ведет себя как иной князь. Помяни мое слово — доиграется.
— Это угроза?
— Это предупреждение. До меня дошли слухи, что он уважаемым людям дорогу перешел. Стали даже поговаривать даже, что негоже такое дело в руках простолюдина держать.
— Ах вот что…
— А тут еще и крепостные мушкеты. Купцы многие ропщут, а через них и бояре. В нем же ни капли уважения. Петр Алексеевич, понятно, отмахивается. Ему оружие делает, значит и хамить может. И слушать о том не слушает. А ты послушай. Он — твоих рук дело. С тебя могут и спросить.
— Понимаю, — покивал царевич, мрачнея лицом. — Делиться надо.
— Тоже вариант, — усмехнулся Федор Юрьевич.
— Может и имена назовешь, кого нужно поделить и закопать по частям?
— Думаешь совладаешь?
— Можешь шепнуть заинтересованным лицам, что если их проказы сорвут производство оружия, то я выжгу их роды подчистую. Никого не пощажу. Это производство — наша возможность зарабатывать огромные деньги на поставках иноземцам. Миллионы и миллионы талеров. Я понимаю, что к этому живительному ручейку много кто хочет прильнуть. Это понятно и ожидаемо. И в целом я не против, чтобы они вошли в дело. Вошли в дело, — повторил с нажимом Алексей. — Это особенно подчеркни. Как и то, что, если эти косолапые уроды все порушат, и этот родничок иссякнет — пощады не будет. Не посмотрю ни на что. И отец меня в этом деле поддержит.
— Ты уверен?
— Я с ним это много раз обсуждал. Нам тоже не нравится, что все производство оружия сосредоточено в одних руках. И было бы неплохо разнести его на несколько крупных мануфактур в разном владении. Никита действительно слишком много взял власти, местами забываясь. Мы думаем, что дальше будет хуже. Однако покамест других заводчиков, способных его заменить у нас нет. Понимаешь, к чему я клоню?
— Понимаю, — кивнул Ромодановский.
Глава 2
1703 год, март, 24. Северное море — Шверин — Новгород — Москва
Солнечный полдень.
Свежий ветер наполнял паруса и слегка гнал волну.
Английский флот шел ровной, красивой кильватерной линией, сближаясь на параллельных курсах с голландцами. Те тоже правильно построились и готовились к сражению…
Лондон стремился избежать обострения со своими вчерашними союзниками. Но их корабли дерзили самым отчаянным способом и время от времени ловили английских торговцев даже в устье Темзы. А такое терпеть было нельзя.
Попытались эти вылазки парировать.
Осторожно.
Отгоняя голландских каперов и патрули.
Те пошли на эскалацию и стали усиливать группы.
Англичанам пришлось выделять на парирование более крупные силы. Голландцы ответили.
И вот — после нескольких витков в море вышли оба флота. Один для затруднения судоходства в устье Темзы, а второй для противостояния этому. Заметив друг друга издали они перестроились из походных колон и теперь шли, сближаясь для боя. Ни одному из адмиралов с обоих сторон этой драки не хотелось, но и отступать просто так выглядело крайне неправильным…
Выстрел.
Несколько секунд.
И всплеск с недолетом.
Не так чтобы большим, но недолетом. В пределах накрытия.
Минуту спустя заработала артиллерия всех кораблей, начав обмен залпами.
Красиво так.
Как в фильме.
Большая линия крупных
