Добрым словом и револьвером - Алексей Михайлович Махров
– Так вроде всё у нас готово? – Дед поочерёдно посмотрел на каждого из присутствующих.
– Ещё с прошлого года! – уточнил я. – Осталось только точный план нападения разработать и согласно ему войска развернуть.
– Планом я мой генштаб озабочу! – сказал император. – В смысле – Главный штаб! Блядь, до сих пор слова путаю! Переименовать их, что ли? Чтобы нам, прогрессорам, было привычней?
– Лучше создать параллельную структуру! – неожиданно предложил дед. – Пусть у нас одновременно будет и Главный штаб и Генеральный штаб! В первый ссылать всех армейских дубов, которых нет причин отправлять в отставку, а во второй, новый, набирать молодых и талантливых ребят. Списки тех и других у меня есть!
– Охереть… – только и смог выговорить император в ответ на такое предложение. – Альбертыч, ну ты… даёшь!
– Нет, ну а что? – незаметно подмигнув мне, невинным голосом спросил дед. – Соберём «дубов» в кучку, чтобы легче профилактировать было!
– Э… есть в твоём предложении здравое зерно! – подумав пару секунд, кивнул Олегыч. – Я подумаю! Наверное, ты прав: надо разделить моих выдвиженцев и старую «заслуженную военную элиту». Действительно, всех скопом в отставку не отправить, так пусть в одном месте сидят. Задачу им какую-нибудь долговременную поставить – и пусть потихоньку решают! О! Придумал! Пусть Главный штаб военной реформой занимается!
– А Генеральный – планы военных кампаний разрабатывает! – снова незаметно подмигнув мне, с деланым воодушевлением сказал дед.
– Но пока всё это заработает, много времени пройдёт! – покачал головой Олегыч. – Пусть план атаки на австрийцев старая школа разработает, с нападением на Турцию они вроде бы неплохо справились.
При этих словах императора дед поморщился, словно от приступа зубной боли, но промолчал.
– Эй, ну так чего – с серьёзными темами на сегодня покончено? – Генерал Дорофеев даже встал, поднимая над головой пустую рюмку. – Возвращаемся к пьянке и блядке?
Глава 3. Рассказывает полковник Виталий Платонович Целебровский («Альбертыч»)
Я шёл по длинному коридору Главного штаба, а декоративные шпоры на высоких кавалерийских сапогах издавали мелодичный звон, почти как «малиновые колокольчики». Тут бы ещё стальные подковки на каблуки, чтобы искры выбивали, но… на «придворных» сапогах из тончайшей «перчаточной» кожи и подошва была соответствующей – тонкой, на такую подковки не приладишь. Да и из узорного паркета особо искры не выбьешь, только поцарапаешь. А ремонтировать после «порчи имущества» дорогущее инкрустированное «половое покрытие» будут несчастные пролетарии – оно нам надо?
Сегодня я первый раз «выхожу в свет» в новом образе: во-первых, сегодня император официально объявит о том, что «Военно-учётный комитет Главного штаба»[35], которым я заведую почти три года, становится самостоятельным Главным разведывательным управлением, без подчинения какому-либо штабу. Типа амерского ЦРУ, но со «старой доброй», привычной мне аббревиатурой – ГРУ.
А во-вторых, образ новоявленного разведчика (на самом деле то, что именно я заведую разведкой знает множество заинтересованных лиц, но на неофициальном уровне) дополняет новенькая военная форма – мундир пиджачного типа, как в Советской армии 70–80-х годов, но чёрного цвета, как у Макса фон Штирлица. Только вместо галифе – бриджи и сапоги кавалерийского образца со шпорами. Последняя деталь – мой личный выебон, эдакий вызов верхушке здешней военной элиты. Большая часть которой три предыдущих года меня молча игнорировала. И это – невзирая на все мои подвиги, включая поимку турецкого султана. Кстати, за то беспрецедентное деяние я был награждён орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия второй степени – знак ордена, большой белый эмалевый крестик висел сейчас на шее на шёлковой ленте[36] – у единственного из всех присутствующих.
В «предбаннике» кабинета начальника Главного штаба уже собрались все, кто должен был участвовать в расширенном совещании Ставки. Ждали только Его Императорское Величество – а «оно», «его велико», насколько я знал, задержится минут на сорок – как мне доложили из трех различных источников, Олегыч всё-таки не выдержал длительного воздержания, вызванного беременностью супруги и нашёл себе какую-то блядушку из среднего класса, которую в данный момент и пялил в специально снятом домике на Васильевском острове. Ну, да бог ему судья – мужик он молодой, горячий, а я сам, знаете ли, не без греха – до сих пор своему молодому телу нарадоваться не могу и регулярно посещаю одну особу…
Я знал всех из присутствующих. Кого-то ещё по прошлой жизни, как исторических персонажей, но большинство по новой, уже как вполне реальных людей. Многие уже тоже знали меня, и в лицо и по «старой» должности, но в новом облике ещё не видели, поэтому тут же принялись оживлённо перешептываться, косясь на мой мундир.
Первым ко мне, конечно же, подошёл любимый внучек, тоже одетый в доселе невиданный чёрный мундир с красными обшлагами и пластроном, но более традиционного покроя.
– А тебе, деда, этот костюмчик идёт! – усмехнулся Димка. – Сразу такой авантажный стал, ну чисто народный артист Тихонов! Вот только, боюсь, такого авангардизма, как погоны на пиджаке, здешний народ не поймёт!
– А мне похуй, внучек! – весело ответил я. – Мне с ними детей не крестить, а вовсе даже напротив! Пусть привыкают! А на тебе что за одёжка?
– Вот… придумал наконец парадную форму для своего полка! – заулыбался Димка. – Прикольная?
– Прикольная! – Я даже рассмеялся. – Как только замес начнётся, вставай рядом, чтобы плевки от наших горе-вояк равномерно распределялись!
– Думаешь, что будет скандал? – нахмурился мой честный и наивный (иногда) внук. – План-то вроде толковый, я его смотрел.
– Я тоже смотрел, Димка, потому уверен – скандал будет! – громко сказал я, глядя на стоящего неподалеку генерала Драгомирова.
Генерал Драгомиров, сверкая бритой, по введённой Олегычем моде, башкой, привычно «шумел»: говорил громко и напористо, обычно не слушая собеседника. Он почему-то напоминал мне генерала из сказки Филатова – из-за чего я постоянно боролся с желанием процитировать ему вслух замечательные строчки: «Сознаю свою вину. Меру. Степень. Глубину. И прошу меня направить на текущую войну. Нет войны? Я все приму: ссылку, каторгу, тюрьму. Но желательно – в июле, и желательно – в Крыму».
Почему Олегыч так за него держится, я не понимал. Понятное дело, что хороших генералов «старая школа» не породила и приходилось пользоваться тем, что есть. Но этот кадр лично мне категорически не нравился. Самовлюбленный дурак с весьма ограниченными умственными способностями и амбициями Наполеона. Впрочем, меня он побаивался и старался не конфликтовать.
Вокруг военного министра стояла кучка его верных клевретов, в том числе и начштаба Куропаткин.
– Моё почтение, господин полковник! – с долей яда в голосе произнёс незаметно подкравшийся генерал-адмирал.
Помнит ещё, стервец, как мы его на зимнем пикнике чехвостили. Помнит и до
