Наталья Резанова - Чудо и чудовище
По старым нирским воззрениям волосы были одним из наилучших украшений, данных людям богами, и лысина для мужчины считалась не меньшим позором, чем для женщины. Поэтому, если кого постигало такое несчастье, как потеря волос, он старался прикрывать голову тюрбаном или просто повязкой. В Зимране об этом успели позабыть, и плешивцы чувствовали себя ничем не хуже других.
Вошедший отвесил Далле низкий поклон и заговорил.
– Приветствую высокородную госпожу. Я – Рамессу, управляющий женской половиной дворца. Явился узнать, что госпожа изволит пожелать?
У него и голос оказался женский, причем не из самых приятных – писклявый, с привизгом. При звуках этого голоса до Даллы дошло то, о чем Бероя догадалась сразу же. Управитель был евнухом. Даллу едва не передернуло. В Маоне к евнухам относились еще хуже, чем к плешивым. Как люди неполноценные, они не могли занимать никаких заметных должностей, и в знатных, тем паче – княжеских домах никто не доверил бы такому пост управителя.
– Госпожа желает мыться, а потом завтракать, – сухо ответила Бероя. Ее голос прозвучал на несколько тонов ниже управительского.
Рамессу кивнул.
– Я так и полагал. В купальне уже все готово, и рабыни ждут госпожу. А затем принесут кушанья.
– Нет, погоди! – Далла села в постели. Впервые за много дней она проявила какой-то интерес к происходящему. И нельзя было назвать этот интерес радостным. – Почему здесь? У меня есть дом в Зимране. И достаточно слуг.
– Здесь твой дом, госпожа, – вежливо отвечал Рамессу. – И все мы в этом доме слуги царицы нашей. Твои слуги, – подчеркнул он, видя ее недоумение.
– Мои? Причем здесь я? Гипероха – царица… – Она осеклась, вспомнив, что Гипероха умерла. Из-за своих несчастий Далла совсем забыла об этом.
Управитель снова кивнул в подтверждение этого печального обстоятельства.
– Наш господин недавно овдовел. Ты тоже лишилась супруга и защитника. Что может быть лучше, чем перейти под мощную руку нового мужа, и принять царский титул?
– Но я не хочу!
Рамессу склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на нее. Оттого, что лицо его было лишено волосяного покрова, брови казались особенно мохнатыми.
– На то царская воля, госпожа. Он решил – мы исполняем.
– Я не хочу, – повторила Далла. Так же не хотела она верить в гибель мужа и сына. Но это не помогло. – Не хочу выходить замуж за Ксуфа. Не хочу быть царицей. Отпустите меня.
– Куда, милостивая госпожа?
– Как – куда? В мой город Маон.
– Осмелюсь напомнить, госпожа, что Маон – не твой город. Конечно, если бы твой сын – пусть лелеют его боги в блаженных краях – оставался в живых, ты правила бы Маоном до его совершеннолетия. Теперь же, за отсутствием наследника мужского пола, ты отдала Маон под охрану царя. Что касается родового дома в Зимране, то он перешел к следующему по старшинству из наследников Иорама. Возможно, господин Бихри согласился бы принять на себя заботы о тебе, но он сам еще несовершеннолетний, и не может принимать таких решений.
Далла молчала, как оглушенная. Казалось, самое страшное, что она могла ожидать от жизни, уже произошло, но впереди открывались новые бездны. Она лишилась не только семьи, но и всего имущества. И возразить на это нечего. Она сама отдала Маон царскому наместнику, согласившись приехать сюда.
Рамессу словно угадал ее мысли.
– Госпожа, – сказал он. – Потеряв, ты приобрела гораздо больше. Разве царица не выше княгини Маона? И разве тебе не было предсказано, что будешь царицей?
В его тонком голосе не было сочувствия. так же, как не было издевки, когда он разъяснял ей, что она обездолена. Просто вежливость хорошо информированного человека.
– Впрочем, – продолжал управитель, – о чем бы мы не говорили, это не имеет значения. Ты уже царица, и жена Ксуфа.
– Как? – перебила его Далла. – Свадьбы не было!
– Это не имеет значения, – снова произнес Рамессу. – Предки нашего государя всегда похищали себе жен. И этот благородный обычай по возможности соблюдается в царском роду и по сей день, хотя бы внешне. Будущая царица привозится во дворец тайно, и первое время проводит там как бы в затворе, не показываясь. Затем, конечно, будут и обряд в храме Мелиты, и праздничный пир. Но невеста считается женой с того мгновения, как она переступила порог дворца.
Далла бросила на Берою умоляющий взгляд.
– Если твой царь так почитает обычаи, – сурово произнесла нянька, – он должен был позволить моей госпоже оплакать покойного мужа, как подобает.
– Царская воля важнее траура, – возразил Рамессу. – И со дня смерти князя Регема прошло достаточно времени, чтобы справить погребальные обряды. А если госпожа опасается, что навлечет на себя гнев усопшего, разделив ложе с новым супругом, то страхи эти напрасны. Государя Ксуфа нет сейчас в столице. Он подавляет нынче мятеж в долине Корис.
Внезапно стало легче дышать. Словно рассосался ком, угнездившийся в груди и тянувший щупальца по всему телу.
Рамессу, угадавший смену настроения Даллы, снова поклонился.
– А теперь не угодно ли госпоже проследовать в купальню?
Далла позволила вымыть себя в горячей воде – подзабытое ощущение оказалось очень приятно, – вытереть досуха и одеть в заготовленное платье. Расчесать ее волосы, однако, Бероя не позволила никому из здешних рабынь. Это было слишком ответственное дело, чтоб доверить его каким-то незнакомым девкам.
Когда они вернулись в спальню, Далла даже смогла поесть без отвращения и выпить немного разбавленного вина – настолько укрепляюще подействовало на нее известие, что встреча с Ксуфом откладывается на неопределенный срок. Рамессу тоже куда-то исчез, и это успокаивало.
Потом Бероя усадила ее в невысокое креслице, распустила влажные после мытья волосы и принялась расчесывать их костяным гребнем.
– Что делать? – с тихим отчаянием спросила Далла. – Что мне делать? Я не хочу за Ксуфа. Он … мерзкий. – Она искала то слово, что выразило бы ее отношение к царю, но так и не нашла.
– Можно попробовать бежать.
– Куда?
– В Маон. Но мы не скроемся вдвоем. Нужно искать защиты у родичей Регема. А если они нам помогут – ты выдержишь? Ты сумеешь поднять людей Маона против наместника?
В том, что она сумеет выдержать любую скачку до Маона, Далла не сомневалась. Ей уже приходилось бежать из Зимрана. Правда, тогда обо всем заботился Регем… Но прочее, о чем говорила Бероя, вызывало у нее растерянность. Искать защиты – у кого? У болтушки Фариды? У мальчика Бихри? И "люди Маона" были для нее понятием неясным и расплывчатым. Как с ними говорить? Как убедить, что ее обидели, лишили достояния, законной власти в Маоне? Они ответят, как Рамессу – она только выиграла, обменяв княжеский титул на царский. К тому же горожане не воины, им самим нужен защитник. Наместник царя для них лучше законной княгини…
– Значит, ничего нельзя сделать? – прошептала она.
Некоторое время Бероя молчала. Только гребень с шорохом скользил по шелковистым прядям. Затем нянька негромко, но твердо произнесла:
– Если хочешь, я могу убить его.
Сердце Даллы замерло: сперва от радости, потом от ужаса. Избавиться от Ксуфа навсегда, никогда его не видеть – вот было бы сладко! Но его люди злые и безжалостные, как Криос, или хитрые и скользкие, как Рамессу…
– Нельзя! Они убьют нас, растерзают…
В глубине души она надеялась, что нянька разубедит ее. Но Бероя ничего такого не сказала. После продолжительной паузы она произнесла:
– Может, стоит перетерпеть этот брак, чтобы стать царицей…
Она не добавила: "Ведь тебе это предречено", но Далла подумала об этом.
– Няня, ответь мне… Ты должна помнить. Это предсказание, что я стану царицей – оно было на самом деле, или это выдумка? Бывает же так – кто-то что-то сочинит, и все начнут повторять. Особенно после того, как меня коснулась Мелита…
Хотя Далла не могла видеть ее лица, Бероя опустила глаза. Словно с трудом припоминая, сказала:
– Это было до твоего рождения. Предрекали, что дитя Адины и Тахаша будет править царством. Тогда все думали, что родится мальчик…
– Кто это предсказал?
– Какой-то бродячий прорицатель в Маоне.
– И где он?
– Не знаю. Мы больше никогда о нем не слышали. Наверное, умер.
– Так лучше для него, – с горячностью произнесла Далла. – Будь он жив, и явись во дворец за наградой, я бы сама убила его. Потому что, если бы не его предсказание, Ксуф и не вспомнил бы обо мне!
– Возможно. – Бероя снова подняла глаза. И взгляд ее был остер и цепок, будто она искала некую цель. – Возможно.
Эти дни Далла жила надеждой – мятеж превратится в войну, где Ксуф задержится надолго. Может, его даже убьют…
Но надежды эти были напрасны. Ксуф вернулся, разбив мятежников. Правда, скорее всего, громким словом "мятеж" был объявлен разбойничий набег на торговые стоянки. А Ксуф соскучился по воинским потехам и бранным победам. Это горячило его кровь сильнее, чем развлечения с женщинами. Поэтому, заслышав о беспорядках в долине Корис, он без колебаний кинулся туда, отложив встречу с нареченной.
