Олег Шушаков - И на вражьей земле...
«Пока вы, товарищ младший летчик, отдыхали на госпитальной койке и в шахматы играли!» – подумал Владимир. Но делать было нечего. Зачет надо было сдать!
На следующий день он сразу же после завтрака явился в юрту майора и доложил о готовности к сдаче зачета по технике пилотирования. Кравченко отложил свежую газету и кивнул. А затем резво поднялся и, увлекая за собой Владимира, зашагал к стоянкам.
Все прошло хорошо. Владимир показал, все что умеет, выполнив обычный комплекс простого и сложного пилотажа. Кравченко, который два с лишним года служил летчиком-инструктором в Качинской авиашколе, остался доволен летными навыками курсанта.
«Тьфу, ты!.. Младшего летчика Пономарева!» – поправил сам себя майор. А потом поручил старшему лейтенанту Рахову провести учебный бой с Пономаревым, а сам решил понаблюдать за ними с земли.
Владимир, отлично понимая, что от того, какое мнение о нем сложится сейчас, будет зависеть его дальнейшая судьба, превзошел себя. Рахова он боялся не так, как майора, и, возможно, поэтому вел себя в небе раскованно и легко. Бой окончился вничью, и это была настоящая победа!
Когда он подошел к старшему лейтенанту за замечаниями, тот только хлопнул его по плечу и сказал:
– Годится!
Майор Кравченко тоже остался доволен молодым летчиком.
А на следующий день летные и боевые навыки Владимира Пономарева проверили уже вражеские пилоты. И, скорее всего, остались недовольны…
Двадцать второго июня с утра до самого полудня над степью висела молочно-белая пелена тумана… А после обеда по приказу вышестоящего командования, в лице комдива Жукова, в небо были подняты вторая и четвертая эскадрильи двадцать второго полка.
Остальным – приготовиться!..
«Эти герои что-то засиделись на своих аэродромах, пока пехота за них отдувается!.. – раздраженно думал Жуков. – Как бы не перетренировались!»
Дело было в том, что позавчера батальон сто сорок девятого стрелкового полка при поддержке роты бронеавтомобилей попытался атаковать японский военный лагерь в районе Джанджин-Сумэ, но, потеряв пять человек убитыми и три броневика, был вынужден отойти на исходные позиции.
А сейчас неудачи были противопоказаны категорически! Неудачи – удел неудачников! Которые уже арестованы и дают признательные показания.
Жукову очень требовалась победа. Хоть какая-нибудь!
И тут очень кстати прозвучал совет майора Куцепалова. Точнее, даже не совет, а так, мнение вслух. Действительно, у Смушкевича здесь триста самолетов, а у япошек поблизости всего лишь два десятка! А он все силы накапливает, да асов своих тренирует! Да у него тут одних Героев больше, чем всех японских летчиков вместе взятых! Вот пусть и покажут самураям, какой стороной кобылу запрягать!
Смушкевич не возражал, понимая, что, комдив по-своему прав, и приказал поднять оба полка. Надо было видеть, как обрадовались его ребята, три недели подряд совершавшие лишь ознакомительные полеты да тренировочные бои и уже понемногу начавшие скучать!
– Слушай боевой приказ! Нанести визит самураям и наказать подлого врага!
Пеленг из двенадцати «ишаков» возглавлял комэска-два старший лейтенант Савкин, а девятку «бисов» повел в бой комэска-четыре капитан Степанов.
И опять все пошло поперек!
Над Хамар-Дабой со стороны солнца на них упало восемнадцать самураев.
Как всегда, тактическое и техническое превосходство оказалось важнее численного. А после первой же атаки на стороне противника оказался и численный перевес!
Старший лейтенант Савкин сразу же был ранен. И со снижением вышел из боя. Потеряв ведущего, эскадрилья «ишаков» рассыпалась в разные стороны, и больше в бою не участвовала. А раненый комэска, расстреливаемый вражескими истребителями со всех сторон, сумел-таки совершить вынужденную посадку на «брюхо». Уже на земле его истребитель подожгли, но он как-то выбрался из кабины и уцелел.
А четвертая эскадрилья осталась один на один с вдвое превосходящим по численности противником. То же самое произошло с этой же эскадрильей в мае. Номер, что ли, у нее несчастливый был такой?… Ситуация повторялась практически до мелочей.
Но не повторилась!
Не зря Степанов натаскивал своих парней. Как чувствовал. Нутром чувствовал!
И началась карусель! Они крутились, как ужи на сковородке, отсекая самураев друг от друга и огрызаясь огнем, когда подворачивался случай. При этом эскадрилья медленно, но верно оттягивала врага в глубь своей территории.
Конечно, им доставалось… Но они держались! А ведь дрались они сейчас с теми же самыми японскими асами, в бою с которыми погибли их товарищи три недели назад.
И все-таки численное превосходство, есть численное превосходство. Три «биса», в том числе и машина Степанова, получили повреждения, и пошли на вынужденную посадку. Их товарищи, связанные боем, ничем не могли им помочь. А японцы продолжали обстреливать планирующие и уже катящиеся по земле машины…
Истребители загорелись, но пилоты все же успели выскочить из кабин и отбежать прежде, чем начали рваться бензобаки. К счастью, никто из них не пострадал.
В этот момент на горизонте показалась эскадрилья И-16 семидесятого полка. Увидев подкрепление, самураи бросили несговорчивых «бисов» и ушли на свой аэродром.
Продержались!..
Евгений смотрел на свой догорающий самолет и не мог скрыть довольной улыбки. Вот это бой! Три машины потеряно?… Ерунда! Зато все целы. Не сбили ни одного врага?… Еще не вечер!
Когда эскадрилья Савкина по одному вернулась на свой аэродром и летчики сбивчиво поведали о происшедшем, Глазыкин стиснул зубы, но ничего им не сказал. Да и что было говорить! Надо было самому лететь!
Он и полетел. Когда получил приказ поднять еще две эскадрильи…
Потому что Жукова, само собой, исход боя не устроил. Смушкевича тоже. Хотя и по другой причине. О чем они беседовали друг с другом наедине, история умалчивает. Но, похоже, комдив, как и положено начальнику, не стесняясь, высказал свое нелицеприятное мнение о ВВС комкору, старшему по званию, но младшему по должности.
А солнце стало понемногу клониться к вечеру.
Двадцать второй полк в полном составе (за исключением тех, кому сегодня уже досталось и чьи машины встали на ремонт) в колонне эскадрилий с комполка во главе двинулся к линии боевого соприкосновения.
Владимир Пономарев опять шел на своем законном месте справа от комзвена. Но, будучи уже обстрелянным пилотом, смотрел в его сторону лишь краем прищуренного глаза. Солнце его интересовало значительно больше. И не только его.
Военные советники, идущие в строю эскадрилий, тоже смотрели в основном на солнце. И правильно делали! Та самая Ганьчжурская двадцатка (а другим самураям здесь сегодня взяться было неоткуда) опять валилась на них со стороны светила.
Но внезапности у них не получилось. И сбить с первого раза им тоже никого не удалось. И вообще не на тех напали!
Все смешалось в доме Облонских… Строй полка распался. Кто-то вырвался вперед. Кто-то отстал. Часть ведомых во время резких эволюций оторвалась от своих ведущих. Вообще в воздухе вдруг стало как-то очень тесно. Повсюду носились истребители. Управлять в такой мешанине без радио было невозможно, и Глазыкин мгновенно из командира превратился в обычного бойца.
Японцев он увидел почти сразу и рванулся к ним навстречу, открыв огонь с большой дистанции. А потом опомнился и стал беречь патроны.
В ходе свалки один из самураев очень удачно залез ему в прицел, и комполка инстинктивно нажав гашетку, с радостью увидел, как его очередь распорола истребитель противника почти по всей длине. Он перевернулся и посыпался вниз. Глазыкин проводил его долгим взглядом.
Эх, лучше бы он этого не делал!
Нельзя смотреть на сбитого врага. Он прекрасно знал об этом, и сам неоднократно напоминал молодым пилотам, что это плохая примета. Но как же было удержаться! Ведь это был его первый бой! Его первый сбитый!
Плохая примета… Всей спиной почувствовал он вражескую очередь, встряхнувшую его самолет. «Ишачок» тут же стал тяжелым и непослушным, его потянуло вниз, а ручка болталась, и, ясное дело, были перебиты тросы управления. Глазыкин понял, что делать нечего и надо прыгать. Он отстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, выпал из самолета.
Владимир долго держался за хвост Пьянкова, но так и не удержался. Да и кто бы удержался? Комзвена, бросился на проклятого врага и думать забыл про ведомых.
Оставшись один, Владимир первым делом осмотрелся: «К кому бы пристроиться?»
В небе кружилось и вращалось не меньше сотни самолетов! Только успевай уворачиваться. Сверкали пулеметные трассы. Сверкали на солнце плоскости и кабины машин. Глаза выхватывали куски пространства, как куски мозаики, складывать которую было некогда. Да и незачем!
Увидев слева снизу самурая, пристроившегося в хвост «ишаку», Владимир энергично дал ручку от себя и свалился на японца, врезав ему очередью прямо по кабине. Самурай ткнулся мордой в приборную доску и вошел в пике, из которого не выходят.
