Владимир Свержин - Крона огня
– Он ушел вместе с хаммари, – недобро буркнул отец драконов Запада. – Ладно, тебе здесь делать точно нечего. Залезай на спину, под гребень, я доставлю тебя во франкские земли. А потом вернусь и разделаюсь со всеми этими тварями. В конце концов, они тут проделали тайный ход, теперь мы о нем знаем. Раз ход есть, стало быть, они вернутся. А значит, им крышка. – Дракон кивнул, указывая принцу на свою спину. – Залезай скорее, у меня нет лишнего времени.
Недреманый страж подозрительным взглядом сверлил лежащего на убогом тюфяке менестреля и хлопочущую вокруг него госпожу. По его мнению, чересчур много чести для какого-то там бродяги певца. Небось, ни ему, ни его приятелям новых тюфяков не положили. Кто знает, может, и старого-то не достанется. А этот красавчик вишь как устроился! Он молча зыркнул темными мавританскими глазами, отвел взгляд. Уставшая служанка прикорнула в уголке, свесив голову на грудь, радуясь, что властная Брунгильда не шлет ее варить куриный бульон для раненого или принести целебного зелья из возка с ее поклажей.
Хорошо отдохнувший Бастиан еще делал вид, что изранен, но по большей мере специально для бдительного стражника, не сводившего глаз ни с него, ни с благородной дамы Брунгильды, сидящей на табурете близ его скорбного ложа. Масляная плошка на столе давала немного света, вполне достаточно, чтобы видеть друг друга, и в то же время надежно скрыть цветущий вид «спасителя».
– Я надеюсь, мой юный друг, вам лучше? – величаво осведомилась хозяйка замка, бросив мимолетный взгляд через плечо на молчаливого часового. Тот почти не говорил на франкском наречии, но кто знает, быть может, понимал значительно больше, чем хотел показать.
– Да, прекрасная госпожа, – ответил Ла Валетт. – Благодаря вашей неусыпной заботе. Если б я только знал, чем отблагодарить вас за такую доброту!
– Если можешь сейчас петь, хотя бы негромко, спой, я буду рада послушать твои прекрасные напевы. – Ее взгляд вновь скользнул по стражнику. Тот, казалось, вслушивался в их беседу, пытаясь разобрать слова. А может, только делал вид… В любом случае осторожность не была лишней.
– Пожалуй, я смогу исполнить вашу просьбу, мадам. – Бастиан приподнялся на ложе и принял из рук Брунгильды музыкальный инструмент, предусмотрительно доставленный в покои больного. Он тронул струны тонкими пальцами, чуть подкрутил колок, вслушиваясь в звучание, и запел, будто фокусник извлекая из деревянного короба звуки, то нежные, то тревожные, то вовсе пробуждая источники слез в уголках глаз.
На радость матери с отцом здесь в замке рождена,Но зверем с каменным лицом похищена она.Подменыш страшный входит в дом, отвратен и свиреп,Но не узнать отцу о том – жизнь скроет мрачный склеп.Вкруг хороводы жутких харь, сквозь мрак небытия.Что видит каменная тварь, то видит и дитя.
– Да, да, я помню это, – вдруг, в каком-то почти суеверном ужасе распахнув глаза, зашептала Брунгильда. – Помню, как посреди раскаленной докрасна пустыни, меж чахлых стволов дерева тифу, собирается великое множество чудищ, одно ужаснее другого. Я вижу это будто сверху, будто лечу над пустыней.
Бастиан продолжал играть, вплетая музыкальные фразы в отрывистое повествование собеседницы.
– Там еще много таких, – продолжает хозяйка замка. – Гигантские нетопыри с клыками, точно у волка, и зубчатыми когтями, разрывающими не только плоть, но даже и доспех из дубленой кожи. А затем на пустыню опускается тень…
Стремителен дракона взлет, и пасть его страшна,И гибель хаммари несет волна его огня.Вот в ужасе бегут враги, но смерть не отстает,Как от дракона ни беги, догонит и убьет.
Брунгильда кивнула, точно в лад отвечая на слова менестреля.
– Да, конечно, драконы. Но здесь не они. Тень сгущается, становится темнее угольного дыма. Но это не дракон, совсем не дракон. Хотя я вижу, как блестит чешуя, напоминающая константинопольский доспех. Но это не человек, он невероятно огромен, так что я, даже и с крыльями, легко бы уместилась на его мизинце, будто курица на насесте.
Бастиан вновь ударил по струнам, выдавая жесткий, почти маршевый ритм.
Тут молвил он, подняв чело, слова его как гром,Что время хаммари пришло вернуться в отчий дом.И речь лилась отверстым ртом, мила и дорога:– Я, давший жизнь вам, дам и то, чем победить врага.
– Да, да, я вижу, как он поднимает руку и оттуда, будто зерно для птиц, наземь высыпаются мечи.
– Не нужно вам колоть и сечь, когда настанет час,
– продолжал вдохновенный певец, –
Те, кто поднимет этот меч, без слез умрут за вас.
– Да-да! Этот странный, в блестящей чешуе, он стоял, будто чуть раскачиваясь. Все время раскачивался и говорил. Мне показалось, что он похож на застывший над пустыней черный смерч, сотканный из дыма вихревой столб, принявший облик человека. Колеблющийся и всякий миг меняющий свой вид, – тихо ответила хозяйка замка, лицо ее в это мгновение было совсем бледным, будто по ту сторону ложа маячил ужасный призрак, и она ясно слышала его голос. – А потом он рассыпался в пыль, темную, совсем легкую пыль. И пропал.
– Вам бы следовало отдохнуть, благородная госпожа Брунгильда, – приглушая ладонью звон струн, посоветовал Бастиан. – День был тяжелый, вы устали. Да и мне сон совсем не повредит.
– Ты прав. – Брунгильда поднялась с табурета, приблизилась к окну, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха, и вдруг напряглась. – Из ворот замка выезжает всадник. В такое-то время? – удивленно пробормотала она. – О, да это Мустафа! Неужели и впрямь решил жаловаться моему супругу? – Она пристально следила за всадником, прямо за мостом пустившего коня в галоп. – Уж как торопится! Впрочем, о чем я? Это дорога не в Париж, а к аббатству Святого Эржена!
Чуть свет Бастиан распахнул глаза, приподнялся на лежанке и с удовольствием оглянулся. Свежий утренний ветер пробивался через незастекленное окно, принося с собой шелест листьев плюща, увивавшего башню. После вчерашнего «психоаналитического сеанса» он чувствовал душевный подъем, как бывало всякий раз, когда нащупывал едва заметную тропку, ведущую на правильный путь. То, что видела гарпия, жившая некогда одной жизнью с заточенной в склепе девицей Брунгильдой, воистину не имело цены. Ее атавистические воспоминания, извлеченные, по сути, из недр чужой памяти, были словно дорожные указатели посреди безлюдной пустыни. Ему не терпелось поделиться своими догадками с Рейнаром, но тот в ответ на вызов недовольно буркнул, «мол, конец света еще не наступает, а все остальное может подождать», и отключил связь. Но сейчас он сам появился на канале закрытой связи, пребывая на этот раз в отличном расположении духа.
– Ну шо, звезда местной эстрады, какая муха тебя укусила, в смысле, муза тебя посетила вчера на ночь глядя?
– Замечательная муза, – в тон Сергею отозвался менестрель. – Мадам Брунгильда.
– О ля-ля, так это я пропустил самое интересное? Ты, стало быть, по старинному франкскому обычаю решил поразвлечь меня, как бы это так куртуазнее выразиться, сеансом музыкальной связи с юной воспитанницей? А я сдуру все проспал. Ну, прости! Мне тут вчера Бертик мозги выносил, шо с его гвардейскими бультерьерами следует обращаться ласково, как ото с детьми малыми: дарить им леденцы и чесать за ухом, а не пинать их в хвост и гриву, как они того заслуживают. Даже и для пользы дела. В общем, побеседовали содержательно, победа феодализма – светлого будущего всего человечества откладывается на неопределенный срок, а я теперь направляюсь к вам в Форантайн посетить места боевой славы, а заодно, с помощью вот этого красавца, навести конституционный порядок. – Лис перевел взгляд с расстилавшейся под конскими копытами дороги на гарцевавшего рядом наездника. – Не приходилось прежде встречаться? Это Шарль из Люджа, прошу умеренно любить и жаловать, племянник мадамы и бастард всем нам несказанно дорогого папани Пипина. Ему тут какие-то уркаганы на жизненной стезе посреди дубравы трындюлей навешали, когда он за наш монастырь вписался. А это богохульство и прямой наезд. Так шо нужно быстро и внятно объяснить местному криминалитету, шо робингудствовать они будут в другом месте и в другое время. И не в этой жизни.
– Месье Сергей, – наконец смел вклиниться Бастиан, – я бы хотел поделиться кое-какими соображениями.
– Ого, это у тебя их уже так много, шо настало время делиться? Ну, давай, не жмись.
– Мадам Брунгильда вчера рассказала о весьма подозрительном сборище хаммари, на котором в виде вихревого столба, принявшего человеческие очертания, присутствовал странный, – Ла Валетт замялся, подыскивая слова, – предположительно, гуманоид, но это совершенно не факт. Так вот, этот гуманоид, глубоко почитаемый всей страхолюдной нечистью, щедро рассыпал мечи, призывал хаммари вернуть свой отчий дом, то есть наш, в смысле, населенный хомо сапиенсами мир. Причем чужими руками! А закончив речь, рассеялся мелкой черной пылью.
