Илья Стальнов - Ночь пяти стихий
Принц погибал. Причудливый мир нижнего круга стал рассыпаться, уходить куда-то в сторону. Принцу предстоял переход на другой круг – круг смерти. И ему было обидно – он не сделал очень многого в этой жизни. Он слишком мало узнал. Он хотел жить. Но сие от него зависело меньше всего. Он проиграл схватку с Парпидасом, и смерть была бы освобождением. Но он был не уверен, что достигнет его. По уговору он должен стать рабом карлика-великана. Зависнуть в какой-то темной сфере полубытия и выполнять приказы мерзкого колдуна. Мертвые глаза слуг великана-карлика – что может быть страшнее? Но теперь такой взор будет и у него, принца-наследника Атлантиды. Так что он хотел именно смерти…
Очнулся неожиданно. Услышал плеск волн. Ощутил их мерное покачивание. Услышал покрикивания надсмотрщика. А потом почувствовал холодную влагу на губах. Нагнувшийся над ним Видящий маг пытался влить ему в рот какой-то сладкий напиток.
– Где я? – слабо прошептал принц.
– На твоей галере, принц, – этот голос принадлежал Видящему магу.
– А Клебос?
– Он остался в прошлом.
– Мы победили Великана?
– Да. И «Бриллиант Таримана» наш.
– Я помню, как погибал.
– Он почти победил нас, но твоя отвага отвлекла врага. И я смог окончательно добить его.
– Выходит, я на что-то сгодился.
– Принц, ты держался так, как могут держаться только избранные. Ты был хорош. И даже Парпидас признал это.
– Мы держим путь домой?
– Да. У нас много дел. Нам нужны еще два камня. Принц поднялся. Слабость уходила быстро. Он вдохнул полной грудью морской воздух. Наконец подул легкий ветерок.
– Мы найдем их, учитель! – уверенно произнес он.
РУСЬ. КРОВОПИЙЦА
Всадник встрепенулся и хотел хлестнуть коня, но тут Лука ловко перехватил поводья с криком:
– Врешь, не уйти тебе!
Грохнул выстрел, красное пятно расплылось на груди Луки. Он отступил на шаг, удивленно и с сожалением посмотрел на свой залатанный недавно кафтан – мол, дурачина, зря старался, и как подрубленный рухнул на землю.
Всадник отмахнулся саблей, лошадь взбрыкнула и рванулась вперед. Так бы и ушел конник, если бы Евлампий сломя голову не кинулся под копыта и не ударил своим громадным топором по ногам лошади…
Гнедой споткнулся, перекувырнулся и замер, сломав себе шею. Всадник отлетел на пару шагов, и на него навалилась братва всем скопом. Но он все-таки смог подняться, мощными движениями расшвыривая облепивших его врагов. Однако силы были слишком неравны. И как не был могуч конник, разбойники сбили его с ног, прижали к земле и с трудом, сплевывая кровь и выбитые зубы, повязали-таки крепкими веревками.
Как бычка на привязи, пленника поволокли в чащу, награждая пинками и осыпая ругательствами. Гришка понуро плелся следом. На душе у него было муторно. Ему было жалко путника. Хотя, может быть, он и останется жив – может, отпустят, обшарив все карманы, или скорее всего, если он действительно большой чин, оставят на выкуп.
На поляне, встряхнув пленного, как куль, разбойники представили его пред светлы атамановы очи.
– Куда собрался, мил человек? – улыбнулся Роман, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего.
– В Москву. Я служивый, куда скажут – туда еду, – держался пленник спокойно, и если и был в нем страх, то он его никак не выдавал. – И зачем я вам, братцы, сдался?
– Сказывают, кошелек у тебя больно толст! – крикнул татарин.
– Прям как у тебя брюхо.
– Никак врешь, – засмеялся татарин и похлопал себя по впалому животу.
– Сами посмотрите.
– Посмотрим, мы не гордые.
В карманах, седельной сумке нашелся лишь маленький холщовый мешочек с несколькими монетами не особенно большого достоинства, и над ватагой как ветер прошел разочарованный вздох.
– Опять пусто, – громко произнес Убивец, недобро глядя на Романа.
Как ни боялась братва атамана, но даже собака, у которой отнимают кость, способна укусить хозяина. Шайке уже начинало надоедать, что все последние дела заканчиваются пшиком. Если немного подогреть это недовольство, то мог начаться бунт.
– А ну тихо! – прикрикнул атаман. – Я за слова свои в ответе. Если обещал добычу, будет вам добыча. Свои деньги доплачу.
Роман обшарил еще раз седельную сумку и начал прощупывать ее, потом оторвал подкладку, вытащил сложенную вчетверо бумажку, развернул, быстро пробежал глазами и криво улыбнулся.
Пленник, видя, что письмо исчезло в кармане атамана, нахмурился и напрягся, будто желая порвать путы, но, конечно же, это было бесполезно. Минутный порыв прошел, он взял себя в руки и примирительно произнес:
– Ничего больше при мне нет. Отпустили бы вы меня, братцы.
– Пущай идет!
– До следующего раза деньгу копит, ха-ха! Разбойники народ безжалостный и лютый, но держался путник хорошо, сумел к месту разрядить напряжение шуткой, поэтому вызвал почти у всех симпатию.
– Нет, за Луку надоть его в котле сварить и кожу нарезать со спины сначала и сольцем посыпать, – покачал головой Убивец, и в его голосе чувствовалось едва сдерживаемое возбуждение.
– Пущай проваливает! – орали лиходеи. Лука нравом был дурной, любил мошенничать, обжуливал даже своих, так что мстить за него никто не хотел.
– Пощадим!
– Отпустим! – донеслись голоса.
– Пусть так, – атаман вытащил саблю и острым клинком перерезал веревки.
– Спасибо, – сказал пленник, потирая покрасневшие кисти рук.
– Не за что. Перед Господом за меня доброе словечко замолвишь, – равнодушно улыбнулся атаман и без размаха всадил путнику клинок в живот. Вечером Гришка сидел на бревне, обхватив голову руками» и уныло смотрел на зеленую трясину, простирающуюся аж до самого горизонта. На душе у него кошки скребли.
– Не по справедливости с тем служивым поступили, – сказал он. – Не по чести.
– Это уж правда, не по чести, – согласился сидевший рядом Сила Беспалый.
– Братва же решила его с миром отпустить.
– Решила. И правильно решила. Среди людей слух бы прошел, что мы зря никого жизни не лишаем.
– Не по Христу это – кровь понапрасну лить. Беспалый взял камень и кинул в черную болотную воду, от чего по ней пошли ленивые круги.
– Верно говоришь, Гришка, – не по Христу это. Человека Господь создал, чтоб жить ему и свой крест тяжкий или радость свою по жизни нести. И самый тяжкий грех – супротив установления этого идти… Эх, моя душа уж потеряна. Очень уж сильно каяться надо, чтобы спасение обрести. Сколько мне времени понадобилось, чтобы понять все это. Но поздно. Твои же года молодые, ты еще сможешь все изменить. Чувствую, сможешь…
АТЛАНТИДА. СУДОРОГИ ЗЕМЛИ
Колесо судьбы скрипит! Конец круга! Предел! – Предел! Предел! – скандировала толпа. Провинция Ахтаюб бурлила. Наместник Кальмин Весельчак в который раз самыми последними словами костерил и Императора, и его приближенных, и всю государственную машину Империи. Сорок лет он честно служил государству. Прошел через многие войны и смуты. Пережил множество походов. Доставил в Атлантиду десятки тысяч рабов, которые ныне трудятся на полях и рудниках, возводят строения и ирригационные системы. Кальмин всегда был честен и готов был умереть за свое дело. Но его охватывало отчаяние, когда он видел, как ведутся в государстве дела, какая бездарность процветает, как губится то, что создавалось многими поколениями. Он с ненавистью взирал на разложившийся, погрязший в разврате и тупости плебс, на обленившихся ремесленников, на вздорных и слабых чиновников Императора, которые в последнее время зачастили по провинциям, якобы проводя высочайшую волю, а на деле мечтая об одном – набить свои сумы золотом и драгоценными камнями.
Кто, спрашивается, придумал сослать Самрага Безумного и всех его последователей именно в Ахтаюб? В провинции и так были проблемы со свободными племенами, с рабами, которые в последнее время бунтовали все чаще. И тут добавилось еще и неистовство последователей культа Завершения Круга.
Вот и сейчас – на торговой площади, обычно свободной в этот день недели от торговцев и в древности использовавшейся для выступления артистов и мудрецов, собралась толпа приверженцев Самрага. И сам Самраг был здесь. Невысокий, широкоплечий, с грубыми руками и клеймом каторжника на плече, которое он носил гордо. Безумный Самраг стоял на постаменте, с которого в прошлом году скинули статую древнего бога Плодородия, и вещал, вещал, вещал. А у наместника было единственное желание – слова эти залить в глотку ему расплавленным свинцом.
Все это было очень опасно. Люди на подобных сходах доходили до полного исступления. В провинции Целеста они сожгли дворец наместника, самого его сбросили с башни, а ключи города преподнесли вождю степного племени. И ключи эти были зажаты зубами в отрубленной голове главного жреца храма Громовержца,, бога – покровителя Атлантиды. Означало это – старый мир исчерпан, старые религии лживы, настало время нового учения – учения о конце Круга.
