Александр Афанасьев - Наступление. Часть 2
Сказано было на прекрасном английском. Айман аль-Завахири родился в Египте, в довольно состоятельной семье, был дипломированным доктором, и язык врагов знал. Вот только враги не знали пока, что они враги. Пока — не знали.
— Омен! — синхронно сказали афганцы и пакистанцы, которые слышали все это, проводя руками по лицам, имитируя омовение — Это хорошо. Коммунизм это зло. Но того, что вы показали — недостаточно. У советских солдат есть танки, самолеты и вертолеты.
— Видит Аллах, это коварный и жестокий враг, но Аллах дарует своим рабам победу над безбожниками — сказал командир и основной создатель Тор Лаглак Осама бен Ладен. Его одежда поражала эклектичностью — добрый советский камуфлированный ватник поверх галабии, белого одеяния шейхов, американские горные ботинки и теплые советские же штаны — сын пустыни, Осама сильно мучился от холода, но терпел, говоря, что Аллах желает проверить, так ли он тверд в вере, посылая ему мучения на пути джихада. На боку, под рукой у него висел АКС-74, советский автомат, трофейный, с пулеметным магазином на сорок пять патронов — Осама принес его из Афганистана и говорил, что взял его в бою. Так это или нет — проверить никто не брался.
— Аллах Акбар! — подтвердили величие Аллаха и другие моджахеды.
— На свете есть и другие места, где храбрые люди сражаются с красными за свободу своих стран от коммунистической чумы.
— Быть может, вы покажете, уважаемый, как они это делают? — осторожно спросил аль-Завахири — Охотно. Ради этого мы и приехали. Советским, которые поработили соседнюю от вас страну, не мешает дать хороший урок.
Полковник Чарльз Беквит, которого выгнали из армии после провала иранской эпопеи, и который до сих пор с этим не смирился — пошел к машине, к одной из машин, на которых они приехали сюда. В одиночку, начал таскать снаряжение из багажника, раскладывая его прямо на земле.
— Первое, что вы должны уяснить — начал Сандерс — врага мало убить, и даже совсем необязательно убить. Его нужно подавить морально, сделать его жизнь невыносимой. Я знакомился с отчетами о ваших операциях и мне они совершенно не понравились. Совершенно не понравились, сэр. Ваши люди уделяют слишком много внимания войне, и слишком мало — терроризированию противника. Когда мы действовали в Сальвадоре с хорошо здесь известным мистером Хинтоном[28] — я не мог не восхищаться тактикой коммунистических повстанцев в Сальвадоре. Эти парни каждый день рисковали быть схваченными и умерщвленными самым отвратительным образом — в той войне пленных не брала ни одна сторона. Но они каждый день наносили удары. Они били по военным, по полицейским — но самое главное, они били по нам, по американцам.
— Но мы тоже бьем по русским!
— Не сомневаюсь. Но мало. Нужно бить не по русским солдатам. Нужно избегать военных столкновений. Пока есть возможность их избегать. Здесь нет джунглей, здесь есть голые горы, а это плохо. Но есть и города — а города должны быть ареной войны. Война нового времени — это война в городах. Если твой враг знает о тебе — ты уже проиграл…
— У нас много братьев в городах. По зову, они выступят единым фронтом с нами на пути святого джихада.
— Великолепно. Но война — это постоянный процесс. Вы должны, прежде всего, убивать русских. Смерть даже десяти афганцев не стоит смерти одного русского. Каждый русский, и не только в Афганистане, но и по ту сторону реки должен помнить о смерти, ежесекундно и ежечасно. Только когда ни будут бояться — вы выиграли.
— Мы убиваем врачей и учителей — сказал Завахири — смерть тому, кто вместо медресе идет в школу, открытую кяффирами.
— А вот это — лишнее — осадил американец — убивайте русских, убивайте агентов режима, но никогда не идите против простого народа. Подчеркивайте, что все, что вы делаете — вы делаете для простого народа. Если конечно он не стал принимать деньги и помощь от кяффиров. Но и тогда наложите штраф, а расправы должны быть редкими, но кровавыми. Чтобы их помнили.
Расправы моджахедов и впрямь помнились долго — иногда, офицеры разведки сороковой армии просто диву давались, задумываясь над тем, а люди ли воюют против них. В одном кишлаке всем детям, которым ходили в школу отрубили кисть руки, а учительнице вспороли живот. В другой раз семилетнего мальчика повесили за шпионаж в пользу шурави. В третий — когда беженцы решили вернуться в Афганистан из пакистанского лагеря беженцев — их обвинили в предательстве и расстреляли, от глубоких стариков, до грудных детей.
— Готово, полковник? — громко спросил Сандерс — Так точно, сэр.
— Тогда подойдите сюда. Мы передадим вам это оружие, чтобы вы еще более эффективно могли бороться против шурави. Вот это — аналог пулемета ДШК или М2[29], только легче в три раза, его может переносить один и тот же солдат. Бьет той же самой пулей.
Полковник Беквит расстелил стрелковый мат и улегся на него, в руках у него была длинная, необычного вида винтовка с толстым, большим магазином, длинным стволом и мощным оптическим прицелом.
— Это винтовка, которая еще не поступила в американскую армию, но для вас мы поставим ее. Сто, двести экземпляров — сколько будет нужно. Из нее можно подбить русский бронетранспортер и убить человека, который будет от вас за километр. Идеальное оружие для гор.
Полковник Беквит выстрелил — без команды, без предупреждения, так неожиданно, что все вздрогнули. Запахло пороховыми газами.
— Вон по тому камню — сказал он, использовав для пристрелки только один выстрел.
Моджахеды, те, кто стоял рядом, и те которые наблюдали издалека — восхищенно поцокали языками.
Следующие девять пуль пришлись точно по камню, по валуну размером с половину человеческого роста, отколов от него часть и изуродовав его. Это были выстрелы сделанные с расстояния в километр, при температуре меньше нуля градусов по Цельсию, почти без пристрелки, на значительной высоте над уровнем моря, да еще сверху вниз. Кто занимался стрельбой на дальние дистанции — тот меня поймет.
— Отлично — полковник Сандерс один раз одобрительно хлопнул в ладоши — как видите, эта винтовка, которой может быть вооружен только один боец, дает ему возможность поражать любые цели. Сколько человек составляет сейчас расчет тяжелого пулемета?
— Не меньше десяти человек, муаллим.
Слово «муаллим», учитель — означало, что полковника, по крайней мере, на словах — признали. Хотя… на Востоке имеют значение не столько слова, сколько то кто является их адресатом. Кяффиру можно лгать и льстить, а потом убить — и в том не будет греха.
— Эту винтовку и боеприпас к ней могут переносить два человека. В крайнем случае — даже один. А стреляет она намного точнее, чем ДШК.
— Мы это видим, муаллим — сказал один из моджахедов, явно из тех, которые возглавляли боевые отряды — но нам нужно будет учиться владеть этой винтовкой.
Аль-Завахири перевел — Мы пришлем инструкторов — заверил Сандерс этого воина ислама, бородатого и с белыми фанатичными глазами — а теперь, смотрите, джентльмены. Полковник Беквит покажет вам оружие, с которого можно поразить человека с пятисот метров, и никто не будет знать о том, что он мертв.
— Аллах знает все — заметил тот же самый моджахед — Никто кроме Аллаха — поправился Сандерс — смотрите.
Теперь в руках у Беквита была стандартная снайперская М21, но переделанная для специальных подразделений, ведущих боевые действия во Вьетнаме. Ствол был укорочен и на нем был закреплен длинный и тонкий глушитель (подавитель, если точнее, американские специалисты выражались именно так), а на глушителе — механический прицел, который в этой винтовке не соответствовал стандартному. Эта винтовка существовала в дневной и ночной версии, сейчас в руках полковника была дневная, с нормальным оптическим прицелом десятикратного увеличения.
Полковник приложился к винтовке, приняв позу для стрельбы с колена — Нет цели… — пробормотал он — Стреляйте по любой — быстро сказал Сандерс — иначе они выведут пленных, и будете стрелять по ним.
Как и весь американский советнический контингент, перед отправкой в Пакистан Сандерс и Беквит, который сейчас работал на ЦРУ по краткосрочному контракту с возможностью продления, прослушали курс правил, которых должны придерживаться американские граждане, отправляемые в Пакистан. Значительная часть этих правил была посвящена возможным провокациям и эксцессам и категорическому запрету участвовать в них. Пакистан по отношению к американцам вел себя дружественно только внешне, на деле же он то и дело норовил втянуть американца в какое-либо скверное дело, типа казни пленных, или наркоторговли. Достаточно даже просто стоять рядом… не расстреливать своей рукой, чтобы влипнуть в большие неприятности на родине.
