Дмитрий Тараторин - Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф»

Эта фраза мгновенно вызвала в памяти Басаврюка опять-таки Трансильванию.

— Ты сможешь быть полезен нашему Властелину на Руси, — сказал Влад Цепеши Басаврюку.

Тот только что прошел церемонию посвящения, а потому, изрядно обескровленный, ничего не сумел ответить. Но Дракула, похоже, и не ждал какой-то связной реакции. Он просто программировал нового адепта черного культа, давал ему, что называется, установку.

Отхлебнув из золотого, усыпанного рубинами кубка изрядный глоток свежесцеженной крови, он, иронично по поводу Тарасова бессилия усмехнувшись, продолжил:

— Православное царство Русское, ясновельможный пан — это тот самый Удерживающий, о котором Павел, раб Распятого, писал. Пока крепка держава эта, не придет в мир посланец тьмы, всемирный император, которому служим мы — рыцари дракона. Теперь, когда греческое царство пало, только русские на пути стоят. И я тебя, Тарас, посылаю туда, в снега и болота эти, — грызть, рвать беспощадно страну и народ этот. Они, лапотники эти, много земель покорят, но не в радость им это будет. А придет время, и поколеблется сила их, которая пока лишь просыпается. И покинет их вовсе. Вот тогда и настанет час исполнить тебе предрешенное. Зажжешь ты огонь в башне, что посреди белого ужаса стоит, и расколется держава на части, и придут чужеземцы с Востока и Запада, соберутся к огню, что в башне гореть будет, и восславят того, кто явится.

Тарас потрясенно внимал. Отрекшийся от Бога в свой 33-й день появления на свет, он, и прежде злобный, ощущал теперь такой прилив осатанелости, что даже боялся, что буйная кровожадность, спешащая на смену обессиленности, разорвет его на куски, как Русь в грядущем.

Дракула, разумеется, прекрасно понимал состояние новообращенного. Поэтому все с той же гадкой ухмылкой поддел его своей когтистой дланью под подбородок и задрал его вверх. Наливающиеся черной кровью глаза Басаврюка впились в зубцы крепостной стены, окружавшей внутренний двор вампирской цитадели, где они и беседовали. На фоне зловещего неба, багровевшего отсветами костров, полыхавших в замке, высились колья, на которых корчились десятки свежеотловленных трансильванцев. Здесь были и знать, и простолюдины. И мужчины, и женщины. Главным было не положение в обществе, а питательность крови. А ее степень вампиры определяли за версту. Очень чуткие они твари.

Дракула широким взмахом погромыхивающей браслетами руки указал на несчастных Басаврюку, как бы отдавая их в его безраздельное пользование. Тот, даже не поблагодарив, так его колбасило, бросился к стене и было принялся карабкаться по выщербленным ее ступеням. Но они рушились под его ногами одна за другой. А Дракула позади раскатисто хохотал. Наконец, сорвавшись с очередного уступа, Тарас почувствовал, что не падает, а висит в воздухе. Он тут же сконцентрировался и воспарил. Долго он плавал во тьме от кола к колу и лакомился.

Следом за этим ярко радостным воспоминанием на Басаврючью голову опять накатили тоска с ужасом — огонь-то в башне он не запалил. Миссия, порученная ему Дракулой, была бездарно провалена. И все из-за того, кто сейчас стоял перед ним и нагло требовал его самого себе в награду. «Ну, хорошо, — подумал Басаврюк, принимаясь напускать свои чары на присутствующих, — голову ты мою получишь, вот только там, куда она тебя приведет, ты свою сложишь».

— Ну что ты, Петров, на меня смотришь, как в афишу коза, — блеснул эрудицией гендиректор компании Михаил Семенович Шнеерсон. — Тебе за все, что у тебя на буровой случилось, гениталии оторвать мало!

— Так ить то оборотни, — промямлил весь в пластырях и повязках, скрывавших следы укусов чудовищных тварей, бригадир Иваныч.

— Ты что, издеваешься над нами, я тебя сейчас пошлю нефть, что там у тебя разлилась, языком собирать, и если к приезду экологов не успеешь, все-таки гениталии оторву, — вконец рассердился Шнеерсон. Он нисколько не верил в оборотней, поскольку, во-первых, буквально всего час назад прибыл в город, а во-вторых, был до мозга костей материалист и хам. Поэтому причиной аварии, произошедшей на буровой, разумеется, считал не налет каких-то сказочных тварей (ну, может, забежала стая волков, и что теперь?), а обычное российское разгильдяйство. Среди нефтяных менеджеров он был известен именно как крупный специалист по его искоренению. Боролся Шнеерсон с ним в давно испробованном стиле — при помощи подавляющих человеческую волю беспримерной грубости и цинизма. Когда они не помогали, прибегал к изуверству. И ему, кстати, начинало мерещиться, что в данном случае его избежать не удастся. Насчет гениталий он отнюдь не шутил. Это был прием испробованный. Сбоев ни разу не дававший. Дисциплина в коллективе повышалась моментально и радикально.

— А ну взять его, — бросил Шнеерсон паре крепких парней, бывших фээсбэшных ликвидаторов, которые давно сопровождали его на топ-менеджерском пути.

Ребята, ухмыляясь, вышли из противоположных углов зала заседаний, где на глазах у коллектива компании проходил показательный разнос виновников аварии. Люди в ужасе замерли. А молоденькая бухгалтерша слегка взвизгнула.

— А это что, у нас поросята завелись? — подчеркнуто благодушно сострил Шнеерсон. Он любил, что называется, резко менять регистры. Людей это обычно окончательно подавляло. Они превращались в безропотных кроликов, целиком поглощенных угадыванием возможных изменений настроения шефа.

Но бухгалтерша визжала не от ужаса перед гендиром. Она единственная (все зачарованно глядели на Шнеерсона) рискнула взглянуть на обреченного Иваныча. Он-то ее и потряс.

Бригадир стремительно мутировал. Вирус оборотничества, занесенный в его кровь клыками волков-леопардов, вследствие нарисовавшейся угрозы проявил себя бурно и яростно. Буквально в течение нескольких секунд покрывшийся серо-оранжевой шерстью, Иваныч взвыл, рыкнул и прыгнул прямо на Шнеерсона. Брызжущим кровью клубком они скатились со сцены, где стоял традиционный стол президиума, прямо под ноги разбегавшимся в ужасе сотрудникам компании.

Все последние десятилетия, когда подступала к горлу злая кручина или накатывали неразрешимые на первый взгляд вопросы, Берия обращался за помощью к оракулу. Это была, конечно же, не пифия какая-нибудь на хлипком треножнике. Это был вещий бегемот.

Ничего странного в том, что в качестве прорицателя выступал этот толстокожий зверь, не было. Дело в том, что согласно геополитической традиции он является символом цивилизации Суши, противостоящей цивилизации Моря. Первая соотносится с Россией-Евразией, вторая — с США. А символ заокеанского могущества — Левиафан.

Когда Берия только познакомился с этой доктриной, то символическому ряду особого значения не придал. Однако через какое-то время к нему стала поступать информация, что американский Госдеп проводит консультации с дельфинами и прочими морскими тварями. Тут же отдан был приказ начать отлов бегемотов.

Разумеется, попытки вступить в какой-никакой продуктивный контакт с дикими африканскими особями никакого результата не дали. Однако, после того как в рамках программы поиска бессмертия группа служебных троллей обнаружила останки доисторического бегемотоподобного чудища, произошел прорыв. Клон древнего монстра, выношенный толстокожей африканкой, обладал чудовищными экстрасенсорными способностями.

К тому же он же стал донором, причем весьма перспективным, в плане изготовления эликсира вечной молодости. Кроме всего прочего, по утверждениям троллей, активно участвовавших в проекте на всех его этапах, существо умело подпитываться мощной теллурической энергией земли. Впрочем, не ею единой. Но также кровью и плотью геополитических противников великой сухопутной империи. Обитая на манер Минотавра в извилистом лабиринте, бегемот с увлечением охотился в нем на специально запускавшихся туда плененных в различных региональных конфликтах, а также на внутренних перерожденцев — врагов народа разнообразных. То есть по всем статьям существо заслуживало доверия.

На этот раз Берия пришел к бегемоту, чтобы справиться у того, кому бы поручить охоту на монстров. В столь деликатном вопросе ошибка была недопустима. И так уже засветок было предостаточно.

Лаврентий Палыч, бормоча что-то нечленораздельно ласковое, вошел к животному в вольер и принялся кормить его с руки свежими фруктами, поглаживая по загривку. Таков уж был ритуал общения с этим весьма своеобразным, но зато, как показала практика, абсолютно надежным источником информации. Бегемот ни разу за свою жизнь не ошибся. Всегда он добродушно тыкался своей тупорылой мордой именно в тот вариант ответа, который и оказывался в итоге самым беспроигрышным. К тому же он по самой природе своей был начисто лишен хитрости, криводушия и прочих эгоистических проявлений. Абсолютно самоотверженная это была скотинка.