Олег Шушаков - На сопках Маньчжурии
Он смотрел в ее глаза, и тонул в них, словно опускаясь в какую-то бездну, и никак не мог утонуть до дна, потому что дна у этих глаз не было… А она смотрела на него, и голова у нее кружилась, как от вальса…
А потом его позвали на перевязку. Владимир отмахнулся, не глядя. Но Наталья вдруг с ужасом вспомнила, что ее давно уже ждут на аэродроме, потому что нужно лететь дальше. Потому что в Чите была всего лишь промежуточная посадка, и она отпросилась у Якова Давыдовича в город всего на пару часов.
И тогда они поцеловались…
Это был первый н а с т о я щ и й поцелуй в его жизни. Как, впрочем, и в ее жизни тоже. И длился он целую вечность… Но, все-таки, окончился безжалостно быстро…
– Я люблю тебя… – прошептал он. Словно ветер прошелестел в высоких сосновых кронах. – Очень…
– Я люблю тебя… – прошептала она. Словно эхо проплыло над прозрачным лесным озером. – До свидания…
И убежала. На аэродром. Потому что пора было лететь дальше… А он остался в госпитале… Но не надолго. Только для того, чтобы получить документы и обмундирование. Потому что теперь ему в Чите, действительно, больше нечего было делать. А долечиться можно и в полку…
9. И летели наземь самураи…
Халхин-Гол, 22 июня 1939 г.
…Майор Глазыкин увидев младшего летчика Пономарева на Тамцаг-Булакском аэродроме, только вопросительно приподнял бровь.
Владимир откозырял и доложил о прибытии, протянув комполка справку из окружного госпиталя:
'СПРАВКА
Дана мл. л-ту ПОНОМАРЕВУ Владимиру Ивановичу
В том, что он находился на излечении с 5 июня 1939 г. по 20 июня 1939 г. по поводу контузии и касательного ранения правой височной части головы без повреждения кости.
Выписывается в 22-й ИАП по выздоровлении.
Начальник окр. военного госпиталя ЗабВО военврач 1 ранга ГОФМАН
Начальник 1-го хир. отделения военврач 3 ранга РЕВА'…
– Ну, что же, поздравляю с выздоровлением, товарищ младший лейтенант, – сказал Глазыкин. – А, как вы себя чувствуете, на самом деле?
– Я, на самом деле, выздоровел, товарищ майор! Готов идти в бой! – бодро ответил Владимир.
– Готов, значит, в бой идти! – Глазыкин усмехнулся. – Это хорошо, что готов. Потому что вот-вот и пойдем. Но, надо вам, товарищ младший лейтенант, летные навыки восстановить после госпиталя.
– Да я всего-то две недели там пробыл, товарищ майор! И ранение у меня легкое!.
– Ладно, ладно!.. Легкое! С легким бы в санчасти отлежался! – майору нравился этот паренек, чудом вернувшийся из т о г о боя, и теперь снова рвавшийся в бой. – Поэтому сейчас отдыхай, а завтра майор Кравченко с тобой полетает и решит, что к чему.
В принципе, это Владимира вполне устраивало. Только, вот, Кравченко… Это не тот ли Кравченко, который Герой?
Оказалось, тот самый… Герой Советского Союза. Летчик-испытатель. Ас.
Пятого числа его назначили военным советником в двадцать второй истребительный авиаполк, и он две недели подряд гонял личный состав до седьмого пота, отрабатывая приемы одиночного и группового воздушного боя.
'Пока вы товарищ младший летчик, отдыхали на госпитальной койке и в шахматы играли!' – подумал Владимир. Но делать было нечего. Зачет надо было сдать!
На следующий день он сразу же после завтрака явился в юрту майора, и доложил о готовности к сдаче зачета по технике пилотирования. Кравченко отложил свежую газету и кивнул. А затем резво поднялся и, увлекая за собой Владимира, зашагал к стоянкам.
Все прошло хорошо. Владимир показал, все что умеет, выполнив обычный комплекс простого и сложного пилотажа. Кравченко, который два с лишним года служил летчиком-инструктором в Качинской авиашколе, остался доволен летными навыками курсанта.
'Тьфу, ты!.. Младшего летчика Пономарева!' – поправил сам себя майор. А потом поручил старшему лейтенанту Рахову провести учебный бой с Пономаревым, а сам решил понаблюдать за ними с земли.
Владимир, отлично понимая, что от того, какое мнение о нем сложится сейчас, будет зависеть его дальнейшая судьба, превзошел себя. Рахова он боялся не так, как майора, и, возможно, поэтому вел себя в небе раскованно и легко. Бой окончился в ничью, и это была настоящая победа!
Когда он подошел к старшему лейтенанту за замечаниями, тот только хлопнул его по плечу и сказал:
– Годится!
Майор Кравченко тоже остался доволен молодым летчиком.
А на следующий день летные и боевые навыки Владимира Пономарева проверили уже вражеские пилоты. И, скорее всего, остались недовольны…
Двадцать второго июня с утра до самого полудня над степью висела молочно-белая пелена тумана… А после обеда по приказу вышестоящего командования, в лице комдива Жукова, в небо были подняты вторая и четвертая эскадрильи двадцать второго полка.
Остальным – приготовиться!..
'Эти герои что-то засиделись на своих аэродромах, пока пехота за них отдувается!.. – раздраженно думал Жуков. – Как бы не перетренировались!'
Дело было в том, что позавчера батальон сто сорок девятого стрелкового полка при поддержке роты бронеавтомобилей попытался атаковать японский военный лагерь в районе Джанджин-Сумэ, но, потеряв пять человек убитыми и три броневика, был вынужден отойти на исходные позиции…
А сейчас неудачи были противопоказаны категорически! Неудачи – удел неудачников! Которые уже арестованы и дают признательные показания…
Жукову очень требовалась победа. Хоть какая-нибудь!
И тут, очень кстати, прозвучал совет майора Куцепалова. Точнее, даже не совет, а так, мнение вслух. И действительно, у Смушкевича здесь триста самолетов, а у япошек поблизости всего лишь два десятка! А он всё силы накапливает, да асов своих тренирует! У него тут одних Героев больше, чем всех японских летчиков вместе взятых! Вот, пусть и покажут самураям, какой стороной кобылу запрягать!
Смушкевич не возражал, понимая, что, комдив по-своему прав, и приказал поднять оба полка… Надо было видеть, как обрадовались его ребята, три недели подряд совершавшие лишь ознакомительные полеты да тренировочные бои, и уже понемногу начавшие скучать!
– Слушай боевой приказ! Нанести визит самураям и наказать подлого врага!
Пеленг из двенадцати 'ишаков' возглавлял комэска-два старший лейтенант Савкин, а девятку 'бисов' повел в бой комэска-четыре капитан Степанов.
И опять все пошло п о п е р ё к!
Над Хамар-Дабой со стороны солнца на них упало восемнадцать самураев…
Как всегда, тактическое и техническое превосходство оказалось важнее численного. А после первой же атаки на стороне противника оказался и численный перевес!
Старший лейтенант Савкин сразу же был ранен. И со снижением вышел из боя… Потеряв ведущего, эскадрилья 'ишаков' рассыпалась в разные стороны, и больше в бою не участвовала. А раненый комэска, расстреливаемый вражескими истребителями со всех сторон, сумел-таки совершить вынужденную посадку на 'брюхо'. Уже на земле его истребитель подожгли, но он как-то выбрался из кабины и уцелел.
А четвертая эскадрилья осталась один на один с вдвое превосходящим по численности противником. То же самое произошло с этой же эскадрильей в мае. Номер что ли у нее несчастливый был такой!.. Ситуация повторялась практически до мелочей!
Но не повторилась!
Не зря Степанов натаскивал своих парней! Как чувствовал! Нутром чувствовал!
И началась карусель! Они крутились, как ужи на сковородке, отсекая самураев, друг от друга и огрызаясь огнем, когда подворачивался случай. При этом эскадрилья медленно, но верно оттягивала врага в глубь своей территории.
Конечно, им доставалось… Но они держались! А ведь дрались они сейчас с теми же самыми японскими асами, в бою с которыми погибли их товарищи три недели назад!
И все-таки численное превосходство, есть численное превосходство. Три 'биса', в том числе и машина Степанова, получили повреждения, и пошли на вынужденную посадку. Их товарищи, связанные боем, ничем не могли им помочь. А японцы продолжали обстреливать планирующие и уже катящиеся по земле машины…
Истребители загорелись, но пилоты все же успели выскочить из кабин и отбежать прежде, чем начали рваться бензобаки. К счастью, никто из них не пострадал.
В этот момент на горизонте показалась эскадрилья И-16 семидесятого полка! Увидев подкрепление, самураи бросили несговорчивых 'бисов' и ушли на свой аэродром.
П р о д е р ж а л и с ь!
Евгений смотрел на свой догорающий самолет и не мог скрыть довольной улыбки. Вот это бой!.. Три машины потеряно?.. Ерунда! Зато все целы!.. Не сбили ни одного врага?.. Еще не вечер!
Когда эскадрилья Савкина по одному вернулась на свой аэродром, и летчики сбивчиво поведали о происшедшем, Глазыкин стиснул зубы, но ничего им не сказал… Да и что было говорить! Надо было самому лететь!
