Александр Мазин - Варяг
Дед качнул перехваченной кожаным ремешком головой.
– Даже и не помышляй! – угадал он Серегины прикидки.– Так чего тебе надо, репка-сурепка? Зачем ко мне влез?
Наконечник, который глядел Духареву в район пупка, был двойной, зазубренный. Такой вынуть можно только с потрохами вместе. Вынутые потроха Серега видел. Это было неприятное зрелище, хотя потроха были не его, а совсем другого человека. И все, чего хотел тот человек,– десять кубов обезболивающего в вену. Или – ножом по горлу. Только побыстрее.
Вряд ли собственные внутренности понравятся Сереге больше, чем чужие. А обезболивающего тут нет. И искусственного сердца с почками. А как работают местные хирурги, он уже видел. Строго по анекдоту.
Доктор: «Ампутация левой ноги!»
Фельдшер топориком – тюк!
Доктор: «Ампутация правой руки!»
Тюк!
Доктор: «Ампутация левой руки!»
Тюк!
«Я сказал – левой!»
Тюк!
«Я сказал – руки!»
Тюк!
Вот и у дедушки с местной медициной явно были проблемки!
– Что, язык проглотил? – сердито рявкнул ему старик.– Пошто священное место испоганил?
– Я ничего не трогал,– осторожно проговорил Духарев. Раздвоенный наконечник действовал на Серегу гипнотизирующе.– Не крал и не поганил… Дверь надо запирать! – буркнул он.
– Чего-о? – старик задрал лохматую бровь.
– А того! – Серега фыркнул и уселся на пол. Да пошел этот дед!.. Захочет стрельнуть – все равно стрельнет.
Старик не выстрелил, тоже уселся, на край лежанки. Глядел на Духарева стылыми немигающими глазами. Молчал. Горностай у него на плече завернулся в пушистый хвост и тоже таращился на Серегу. Второй – тоже.
– Заблудился я,– сказал Духарев.– Что ж теперь, меня убивать? Ну не лесной я человек!
– Что не лесной – это я вижу.– Дед усмехнулся.
Усмешка у него была… Как у старого рваного волчары. От такой усмешки мужские семенные органы сразу хотят в животе спрятаться.
– А вот кто ты есть – не вижу. А должен бы.
– Почему? – заинтересовался Духарев.
– Потому что ведун,– ответил дед неожиданно мягко.
– Ведун – это как?
– Так! – Старик покачал головой и опустил самострел.– Грех тебя убивать, убогого! – пояснил он.
Серега не шевельнулся. Он нутром чуял: и без самострела старик смертельно опасен.
– А может, ты и не убогий,– рассуждал дед.– Морда у тебя вроде тутошняя, но токо – на простой погляд. А внутри, вовсе чужинская. То ли ты ума лишенный, то ли – духом схваченный. А может, ты сам – дух? – старик пытливо глядел на Серегу.
– Звали меня и Духом,– сказал Сергей.
Хрен знает, может, к духам дедушка более снисходителен?
– Не врешь,– констатировал старик.– Звали. Токо ты не дух. И не кромешник… А похож! – Дед мелко захихикал, и сразу стало заметно, что лет ему – не меньше шестидесяти.
– Можно я уйду? – попросил Серега.– Я тебе плохого не сделал? Твоего не взял. Я, можно сказать, твой гость!
– У-ху-ху! – развеселился старик.– Какой ты гость, репка-сурепка? А взял бы вот хоть его… – Кивок на меч.– Стал бы я с тобой лясы точить? Со злодеями у меня разговору нет. Со злодеями вот он беседует! – Старик похлопал по самострелу.– Ну-тко амулет свой покажь!
Серега нехотя (кто его знает, как здешние ведуны к христианам относятся?) вытянул наружу крестик.
Пронесло. Хвататься за самострел дед не стал.
– Видал такие,– кивнул он.– У ромеев. Но ты не ромей, по говору слышу. И не булгарин.
– Да я вообще не отсюда! – честно признался Духарев.
– Звать тебя как?
– Сергей.
– Сергей… – Старик, первый из здешних, произнес его имя правильно, несмотря на порванный рот и отсутствие зубов.– Сергей… – будто попробовал на вкус.– Потому и ко мне влез, не испужался… – Дед не спрашивал, рассуждал сам с собой.
Старик посидел с полминуты молча, хмурясь и шевеля бровями, потом глянул своими стылыми, цвета грязного льда глазами на тоже притихшего Серегу.
– Вот что, Сергей-Не-Отсюда, поживи-ко ты у меня!
– Да я… – замялся Духарев.
– Боишься, что ли? – задрал бровь дед.
– Боюсь! – не стал кривить душой Духарев. Что толку, если этот одноногий дедушка и так видит его насквозь?
– А вот он – нет,– усмехнулся старик, погладив горностая.
Как ни странно, но этот аргумент для Духарева оказался решающим. И он остался.
Глава вторая Что такое «ведун»
Деда звали Рёрех. Почти как знаменитого художника. Был дед – из варягов, да вдобавок ведун. Не колдун, не волох-жрец, а именно ведун. То есть умел абсолютно безошибочно определять, когда человек говорит правду, а когда лапшу на уши вешает. Одноногий детектор лжи, одним словом. Еще старик умел предугадывать чужие действия, но об этом Серега узнал позже. Свои особые способности старик относил за счет отсутствия конечности. Идея была проста. Ежели тебе что-то оттяпали, то это что-то оказывается в «том» мире, «за кромкой», как выражался ведун. И, соответственно, бывший хозяин потерянной части тела приобретал связь с потусторонним миром и получал возможность скачивать оттуда кое-какую информацию. А поскольку в том мире все вещи выглядят в своем истинном виде, то ведун мог интуитивно отличать истину от параши. По крайней мере, так это понял Духарев. А чем он сам приглянулся ведуну, тот выложил Сереге прямо и незамысловато.
– Я б тя убил,– добродушно сообщил он,– да кто знает, чего из тя выйдет?
И пояснил:
– Ты, паря, вроде как живой, а вроде как немножко чужеватый. Мертвечинкой от тебя попахивает.
– Да я просто не мылся давно! – подавляя некоторую внутреннюю дрожь, попытался отшутиться Духарев.
– А нет! – Дедок поднял узловатый палец.– Того запаха не смоешь. Или у тя живой запах, и тады любой мертвец тя за поприще учует. Или ты – оттудова,– старик потыкал пальцем через плечо.– Тады тя всяк чуйный, ведун ли, волох, да хоть знахарь толковый завсегда узнает и, коли силы хватит, обратно за кромку спихнет, потому как неча мертвякам по белому свету шастать! – Старик решительно рубанул ладонью и продолжал: – А коли ты и живой, и мертвый, как я, к примеру, то тя и туда не загнать, и оттуда не вытянуть.
– А убить – можно? – живо заинтересовался Духарев.
– Можно,– кивнул ведун.– Меня, к примеру, ежели по вые секануть,– Рёрех похлопал по морщинистой коричневой шее,– так и помру. И ты помрешь, ежели те стрелу в печенку загнать. Да чуется мне, что по той стреле оттуда к нам такое пролезть может, что на моей культяпке не ускакать.
– Врешь ты все, дед! – не слишком вежливо заявил Духарев. Было у него стойкое ощущение, что дедок над ним попросту издевается.– Ты скажи лучше, это твой меч там, в дубе, висит или подарил кто?
– Мой,– подтвердил Рёрех, пошевелив палкой в костре.– А тебе что за дело, репка-сурепка?
– Хороший меч.
– Хороший,– согласился варяг.
– И пользоваться им ты, наверное, тоже умеешь? – О варягах Серега знал не много, но достаточно, чтобы понять: эти ребята – местная воинская элита.
– Умею,– не стал оспаривать старик.– Токо это дело прошлое.
Всем своим видом старик показывал, что обсуждать эту тему не намерен. Но Духарев так просто отступать не собирался.
– Нет, я, конечно, понимаю, что ты уже не молодой,– с напускным сочувствием проговорил он.– Сила ушла, опять же…
Варяг глядел на него с интересом, ожидая, до чего Серега может договориться. Развлекался варяг, одним словом.
– Я, конечно, понимаю, что как настоящий воин ты уже биться не можешь…
– Это почему? – поднял дед мохнатую бровь.
– Ну я ж говорю: старый, ноги нет…
«Ох я сейчас дотреплюсь! – подумал он.– Мало не покажется!»
– Ноги нет, верно,– согласился ведун.– И старый, тоже верно.– Варяг ухмыльнулся. Ухмылка не сделала его симпатичнее.– Верно, старый. Так и меч тож не новый… Ну, может, еще что хочешь сказать?
– Хочу,– признал Духарев.– Слушай, дедушка, то есть Рёрех! – поправился Духарев.– Ежели у тебя найдется немного свободного времени, ну, как-нибудь на днях… Поучи меня биться, а? Я б тебе отслужил… как-нибудь.
Ведун поглядел на него, прищурился.
Серега даже взмок от волнения.
– Вижу,– сказал варяг.– Хочешь. Да сможешь ли?
– Смогу! Смогу! – горячо произнес Духарев.– Землю рыть буду! Все, что скажешь… Ты только попробуй!
Старик задумался.
Серега ждал напряженно, не сводя с него глаз. Чувствовал: вот его шанс! Может, последний…
– Добро,– наконец произнес Рёрех.– Попробуем. Завтра.
Глава третья Проблемы обработки железа, изготовленного сыродутной плавкой
– Это жердина,– сказал дед.– Ею можно болото щупать, плот толкать, а можно и по башке дать. Потому как она, жердина, своего ума не имеет. Понятно?
