Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия
Прочитав длинный список, составленный профессором, великий князь задумался, а затем протянул его профессору обратно:
— Прошу вас, Климент Аркадьевич, подумайте — возможно, кому-то из указанных вами людей необходимо сразу же выдать подъемные? Или помочь решить какую-нибудь проблему? У кого мать или отец хворые или иная какая помощь нужна? Укажите — помогу. И потом, как мне кажется, ваш список не совсем полон. Местность там степная, бураны бывают, а летом пылевые бури. Возможно, лесополосы придется высаживать, а вы в список только культурные растения внесли.
Тимирязев смутился и сварливо отозвался:
— Так вы все бегом-бегом требуете, ваше императорское…
— Алексей Александрович.
— Кхм, прошу простить… Вообще эта экспедиция — верх авантюризма. Даже представить не могу, сколько я еще всего позабыл!
Великий князь улыбнулся:
— Ладно, чего не хватит в этом году — привезем в следующем. Как на Урале лед сойдет — сразу же отправляйте нарочного в Астрахань, а оттуда пусть мне телеграфирует. Но ежели чего надо с предварительным заказом — постарайтесь успеть до осени. То есть еще в дороге подумайте и телеграфируйте.
Тимирязев нахмурился:
— То есть если я вам закажу аризонские сеялки или немецкие плуги…
— Я же вам сказал: они у вас будут, — мягко улыбнулся его высочество. — Причем именно такие, которые вам нужны. Поймите, Климент Аркадьевич, я слов на ветер не бросаю. И если я сказал, что хочу создать в тех местах новый крупный сельскохозяйственный научный и учебный центр, то так тому и быть. Мозги для него обеспечиваете вы, а все остальное — я.
Тимирязев недоверчиво покачал головой, но ответил:
— Ну что ж, Алексей Александрович, попробуем.
— Отлично. И кстати, попытайтесь если не сразу, то хотя бы через год-два наметить места размещения специализированных семеноводческих и племенных хозяйств. Я вижу структуру таковой: опытовые хозяйства, далее сеть семенных, а в животноводстве — племенных хозяйств и уж только затем — товарные хозяйства. Специализированные или многопрофильные — решать вам, а вернее, их хозяевам. Да и это мое видение — только прикидки. Ежели решите, что лучше будет как-то иначе всё устроить — скажем, сделать опытовые хозяйства сразу и семенными, — так и поступим.
Тимирязев ошеломленно кивнул. Надо же, его императорское высочество, похоже, совсем не шутил, когда говорил о том, что один крестьянин будет кормить несколько десятков работников других областей. Вполне осуществимо при таком-то подходе. «Ежели пуп не разорвется!» — ернически подумал Тимирязев, поймав себя на приступе этакого восторженного верноподданничества, кое всегда почитал отвратительным и осуждал в других людях. А тут, эвон, сам не удержался…
Ночь в станице прошла довольно спокойно. И не удивительно — кабака там не было, а большинство участников экспедиции были нанятыми профессором в Астрахани работниками-татарами, коих казаки себе ровней не считали. Как, впрочем, и дюжину русских работяг из Москвы, полдюжины толковых студентов, приват-доцента Книппельниха, единственного из коллег, согласившегося ехать с Тимирязевым неизвестно куда, тамбовского дворянина Мичурина, который, несмотря на свой любительский статус, оказался вполне вменяемым и очень увлеченным селекционной наукой человеком, и самого профессора. Хотя к Тимирязеву и студентам вкупе с Книппельнихом и Мичуриным местные отнеслись с подчеркнутым уважением. Но самогонки все равно никому не налили…
Рано утром профессор с подъесаулом отправились к месту, которое казаки предлагали для обустройства опытовой станции. Оно располагалось на другой стороне реки, верстах в двенадцати — пятнадцати от станицы.
— Хорошее место, — еще раз сказал подъесаул, когда они добрались. — Эвон там ручей бежит. И вода тут близко — глубокий колодец копать не надобно. И до речки недалече, скотину поить есть где. А вон тот бугор от ветра защищать будет. Два десятка изб тут вполне поставить можно. Добрая деревня получится.
Профессор молча рассматривал из-под руки открывшуюся панораму. Место действительно было хорошим.
— А зимы здесь сильно холодные?
— Да по-разному бывает. Когда шибко, когда не очень. Но не Болгария, точно, — ухмыльнулся подъесаул.
А Климент Аркадьевич оторвался от разглядывания балки и бросил на него испытующий взгляд. Похоже, казак успел повоевать в последней русско-турецкой. По возрасту как раз подходит.
— Не Болгария, — продолжил между тем подъесаул, — а и там наши померзли. На Шипке-то. Потому обустраиваться надобно хорошо. Лесу у вас на двенадцать изб запасено. Лес добрый и подсох уже. Да и горбыля всякого и чурок на дрова с лихвой. Так что перезимуете. Хотя здесь чаще кизяком топят, но откуда у вас кизяк возьмется? Скотины-то нет еще. Хотя коней и овец мы у киргизов для вас сторговали. Через пять-шесть дён должны пригнать.
Тимирязев вскинулся было, собираясь отказаться. Ну на что ему местный мелкий и беспородный скот — на опытовой станции, которая виделась ему в мечтах, все должно быть по высшему разряду. А затем вспомнил, что им еще здесь зимовать, и промолчал. Кто знает, как оно все повернется? Овцы, а в крайнем случае и киргизские лошадки на мясо пойдут.
— Ежли что понадобится — милости просим. Чем могу — помогу. И сено можем продать. В этом годе с запасом накосили, — с намеком сообщил подъесаул. Заметив, что собеседник задумался, он наклонился с седла и, дружески хлопнув Тимирязева по плечу, пообещал: — Не боись, господин прохвессор, лишку не возьмем. Сам прослежу.
Столь благодушное настроение казака, похоже, было вызвано еще и тем, что вчера при расплате профессор, кроме возмещения расходов, пожертвовал в станичную войсковую казну пятьдесят рублей. И кроме того, еще пятнадцать самому подъесаулу и десять на поощрение иных должностных лиц, помогавших подъесаулу в заботах об их размещении «по его личному разумению». Так что если вчера в манере казака нет-нет, да и проскальзывало что-то вроде «вот ведь навязались вы на мою голову», сегодня он был куда более благодушен и расположен к сотрудничеству.
— Ну что ж, — профессор склонил голову, — позвольте еще раз вас поблагодарить. Мы воспользуемся вашим предложением и расположимся здесь. Времени на то, чтобы обустроиться, у нас не так много, поэтому завтра же и начнем. Кстати, если кто из казаков желает заработать — милости прошу. Рабочие руки лишними не будут. Мы через неделю собираемся начать распашку полей и подготовку к высеву озимых. Да и другой работы будет много. Мы привезли семена и саженцы, так что будем закладывать сад и огороды.
— А почем платить будете? — тут же заинтересовался подъесаул.
— Со своим инвентарем и лошадью при условии хорошей работы — по двадцать пять копеек в день.
Подъесаул сдвинул на затылок фуражку. Для этой местности деньги вроде и неплохие, но у прохвессора их явно куры не клюют. И подъесаул попробовал слегка поторговаться:
— Маловато выходит. Гривенничек бы добавить.
— Пять копеек, — отрезал Тимирязев.
Подъесаул повеселел. Это было добре. Да и работа недалеко от дома. А что придется здесь ночевать, чтобы не гонять лошадей каждый день за столько верст до станицы, так, чай, не баре, в степи ночевать привычные.
— Будут, — махнул он рукой. — Как со своими делами управятся, так и до вас пойдут.
Избы поставили быстро, за неделю — как-никак бригада плотников с набежавшими казаками составила две сотни рабочих рук. Правда, Книппельних ворчал, что это «истинное средневековье» — да и то, окошки у изб были маленькие, квадратные, со стороной в пол-аршина, свет сквозь них пробивался туго, и керосиновые лампы приходилось жечь даже днем, отчего стало ясно, что привезенный керосин кончится до Рождества. Попутно выяснилось, что Тимирязев забыл или не предусмотрел много чего еще. Ну да опыта организации таких экспедиций у профессора не было. Всю свою жизнь он провел в городах — в Петербурге, Гейдельберге, Берлине, Париже. [11]В результате списки того, что он посчитал необходимым для обустройства на новом месте, оказались далеко не полными. И это привело профессора в крайне раздраженное состояние — он был довольно самолюбив и совершенно уверен в том, что развитый, овладевший знаниями разум способен справиться с любой поставленной перед ним задачей. А тут столько проколов…
Впрочем, ничего катастрофического не случилось. Многое можно было закупить на месте, чему станичники во главе с подъесаулом весьма обрадовались, кое-что подвезти еще до ледостава, а по поводу остального подъесаул обещал сразу после того, как профессор окончательно определится, отправить нарочного со списком в Оренбург, чтобы тот оттуда передал его великому князю по телеграфу. А уж князь по весне пришлет все необходимое.
