Запорожье -1. Провал - Безбашенный
— Ну, если из этого исходить, то — да, резонно. Ихние разведчики, которых и я послал бы обязательно на месте ихнего главнюка, увидят наши многоэтажки, доложат ему о них, и в каком бы охренении он ни был от такой новости, он поймёт, что каменные дома один хрен никуда не денутся, и это не причина упускать купеческий караван. То же самое, скорее всего, решит и ихний хан, когда доложат и ему. Да, пожалуй, ты прав. Пока они не тряханули торгашей, нами не займутся, и время подготовиться у нас есть. Но сколько его?
— Думаю, что от дней, до недель. Причём, мы будем знать. Караван-то мимо нас будет проходить, вот по нему и поймём, что наша очередь на подходе.
— Володя, от дней до недель — это слишком расплывчато. Мне нужен минимум, на который можно твёрдо рассчитывать. Хотя бы одна неделя у нас есть?
— Серый, ну мне-то откуда знать точно? Я тебе что, ихний хан? Но одна неделя — думаю, что есть. Караван — не один десяток ладей, а волока там два или три. Наверняка и свежего мяса захотят, а значит, после уплаты за безопасный проход ещё и поторгуют там с ними немного. Раньше недели вряд ли управятся, даже если и сегодня начнут. Больше — не уверен. Хорошо бы, но это уж, как нам повезёт.
— Понял, спасибо. Надеемся на большее, но твёрдо рассчитываем — на неделю.
А на часах — уже без пяти двенадцать, на которые он назначил собрание, и уже народец подтягивается. Млять, молодёжи-то — с гулькин хрен! В смысле, бабья-то всякого хватает, а мужиков — почти одни только пенсионеры. Видимо, народец ещё не осознал и не верит, что это не коллективный глюк, и взад едва ли вернётся. Молодые — не иначе, как опасаются возвращения исчезнувшего остального города и продолжают на всякий случай ныкаться от неизбежного в этом случае возобновления мобилизации. Но эти-то появятся, когда убедятся, что ТЦК и мобилизация кончились, а что делать с истеричными бабами?
Они же будут яростно отрицать всё, что им не нравится, визжать, что не хотят, и этого не может быть, поскольку никогда такого раньше не было, и изволь им теперь как было всё вернуть — ага, на том основании, что вот этого, что стало теперь, они не хотят. И поэтому не будет он начинать с увещевательной речи, с истеричками бесполезной, и даже разъяснять им обстановку прямо сейчас не будет, а начнёт собрание с показа видеозаписи отснятой с дрона панорамы. Это живой человек может быть глюкам подвержен, а камера — это камера, и что перед ней было, то она и засняла. Это — уже вполне себе документ по нынешним электронно-цифровым временам. Отрицальщицы, конечно, и после этого один хрен найдутся, но их будет меньше, и они будут не так агрессивны.
Поэтому, предложив всем собравшимся проследовать в актовый зал, где были уже и менты, и вояки, и свежепризванные, свободные от наряда, Семеренко начал сразу с показа видеозаписи. Ещё не акцентируясь на степняках — прежде всего нужно, чтобы все увидели и осознали, что это безобразие не только в ближайших окрестностях творится, а повсюду до самого горизонта, насколько он был виден с высоты полёта дрона. С учётом того, что при облёте по кругу дрон не опускался ниже ста метров, выходит почти сорок километров минимум, не считая радиуса самого облёта. Весь прежний город с большим запасом в этот круг укладывается, и нет ни малейших признаков того, что за горизонтом дело обстоит как-то иначе.
Так примерно и вышло. С минуту после окончания показа собравшиеся сидели в ступоре, затем приглушённо заговорили о чём-то между собой, и только потом в полный голос завизжали единичные истерички — нет, не может быть, не хочу, верните всё взад. До большинства дошло, что дело серьёзное, и от визга оно вряд ли изменится. Майор не стал затыкать визгуньям рты — чем скорее и яростнее проорутся, да провизжатся, тем скорее и угомонятся. В результате на них зашикали, а затем и наорали на неугомонных остальные, которым не был интересен их малосодержательный визг, а намного интереснее было, как им теперь дальше-то жить, и какие по этому поводу мысли у собравшего их представителя прежней какой-никакой, а всё-таки государственной власти.
— Сергей Николаич, да как же нам теперь с этим жить-то? — озвучила всеобщий вопрос одна из более спокойных и вдумчивых баб, — Это же — ну ни в какие ворота!
— Ну, прежде всего надо похоронить умерших. Я сочувствую горю их родных и близких, но надеюсь, все понимают, что сейчас нам не до траурных митингов и застолий. Я надеюсь, соседи помогут родне покойников с их похоронами. А для кладбища, которого у нас с вами нет, я предлагаю использовать газон напротив сто девяносто третьего дома, а в дальнейшем — будем надеяться, что понадобится нескоро — внутри авторазвязки. Володя, поручи кому-нибудь проверить квартиры одиноких. А то, может, помер кто и из них, а мы и не знаем. Сегодня нужно закончить все дела с мёртвыми, чтобы заняться делами живых.
— Организуем, пан майор, — ответил Зозуля.
— Далее, уважаемые сограждане, я надеюсь, вы все уже поняли, что вернуть вам электрический ток в розетку, воду в кран и газ в плиты на кухнях я не могу физически.
— А без воды в кране нет и слива в унитазе, — напомнил ЖЭКовский слесарь, — Я не знаю, где вы теперь будете ссать и срать, но забитые толчки я вам чистить не буду.
— Согласен, нам нужен общественный туалет, — кивнул Семеренко, — И не один, а два — мальчики налево, девочки направо.
Переждав, как стихийное бедствие, шквал возмущения "девочек" ближайшей перспективой удобств на улице и напомнив им, что вонять в случае использования ими их унитазов будет у них же самих в их квартирах, а не где-то за стенкой, он попросил слесаря подумать, где можно и удобно разместить выгребные ямы под эти уличные туалеты, а до их сооружения — ну по малой-то нужде — не страшно, если и под ближайший
