Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович
Затем на Адмиралтейских верфях достроили «Наварин». Бывший линкор по опыту использования «Риона» оснастили просторными ангарами и протяженной летной палубой от носа до кормы. Надстройку и трубы сместили в «остров» по правому борту, перед и за которым поставили крейсерские башни. Следом в авианосец перестроили храбро сражавшийся у Даго, покалеченный немецкими снарядами дредноут «Гангут». Не слишком удачный корабль, надо сказать. В обоих ипостасях.
Затем настал черед кораблей специальной постройки. Легкие «Князь Воротынский» и «Варяг» покинули верфи в начале тридцатых. За ними последовала серия эскадренных: «Чесма», «Синоп», «Двенадцать апостолов». У стенки Путиловской верфи достраивается «Евстафий». Следующие корабли заложены в Николаеве, когда всем уже стало наплевать на старые договоры об ограничении вооружений.
Последним вступивший в строй «Двенадцать апостолов» и его собрат «Евстафий» специально строились для Севера. Корпуса усилили по ледовому классу, изменили обводы подводной части носовой оконечности, в летной палубе под тиковым настилом смонтировали трубы водяного обогрева. Получился великолепный корабль с полным водоизмещением 29 000 тонн. Современные турбозубчатые агрегаты позволяли этой махине держать ход до 32-х узлов. В отличие от «Наварина» на новых авианосцах отказались от крейсерских орудий, но зато в бортовых спонсонах установили сто-тридцати-миллиметровые спаренные полуавтоматические универсалы, а для отражения атак на ближней дистанции поставили новые полуторадюймовые «Ковровские дыроколы» и зарекомендовавшие себя «Эрликоны».
История русских палубных самолетов, это отдельная тема, героизм и подвижничество, переходящие в трагедию. Первые годы авиапарк авианосцев представлял собой полный зверинец, Ноев ковчег, каждой твари по паре. Это была эпоха стремительного прогресса, когда машины устаревали в считанные годы, а бывало еще до запуска в серию. Флот старался закупать лучшие самолеты мировых фирм. Экспериментировали с самолетами от всей души. Однако, уже в тридцатые окрепшая отечественная промышленность вытеснила иностранцев с палуб кораблей. Настала эпоха массовых серийных машин.
К чести русских, их не бросало из стороны в сторону увлечениями отдельными типами самолетов. Не заносило в смутные перспективы чисто ударных авиаотрядов. Моряки быстро выработали стройную концепцию совмещения на одном корабле ударных самолетов и истребителей. Модой на специальные разведчики быстро переболели. Так сейчас в ангаре и на палубе «Двенадцати апостолов» стояли новейшие монопланы истребители «Сапсан», пикировщики «Баклан» и надежные, хоть и далеко не новые, торпедоносцы и дальние разведчики РБВЗ-26 «Рижанин». В обиходе эти бипланы зачастую именовали «авосками», «плетенками» и «булкохрустами». Какому-то балагуру с «Наварина» подвешенная под фюзеляж торпеда напомнила французскую булку.
Шутка шуткой, но экипажи торпедоносцев считались суицидниками. Мало кто способен идти на бреющем на ощетинившиеся зенитками корабли на хлипком биплане с подвешенной под фюзеляжем «сигарой» с полутора центнерами взрывчатки. Эти ребята могли. И как показали бои европейской войны, похожие на русских «Рижан» британские «Суордфиши» успешно атаковали противника и даже возвращались на палубы авианосцев.
«Двенадцать апостолов» нес 76 боевых самолетов. Весьма достойно. К этой воздушной армаде прилагались четыре тяжелых двухмоторных гидроплана «Пилигрим». В ангар они не помещались, посему стояли со сложенными крыльями за кормовой частью островной надстройки. Изначально «Пилигримы» строились как дальние морские разведчики. Однако практика всегда вносит свои коррективы в любые самые точные и гениальные планы. Командиры авианосцев и палубных авиаотрядов быстро поняли, что гидроплан это в первую очередь спасательный самолет, он плавает.
«Под шпилем» многие, не исключая убеленных сединами адмиралов линкорной школы героев Даго и Босфора, делали ставку на морскую авиацию. Летчиков искали и готовили соответственно. Будущих асов отбирали еще в авиашколах. Прошедших отсев направляли на дополнительные курсы в крымские Саки. Здесь их учили летать и ориентироваться над морем. Здесь же они совершали первые взлеты и посадки с палубы старичка «Риона» и новой «Кубани». Не все удачно. Не все переживали учебу. Тех, кто не выдерживал, кто писал рапорт, переводили в морские авиаполки берегового базирования. Неудачников хоронили здесь же в Крыму.
После выпуска и торжественного зачисления в штат авиаотрядов, как правило унтерами и старшими унтер-офицерами, учеба не заканчивалась. Морские летчики жгли дорогой бензин тоннами, моторы списывались моментально за считанные месяцы выработав ресурс. Люди взлетали с шатких, коротких палуб в любую погоду, в дождь и туман. Садились буквально на ощупь, иногда чудом с третьего захода зацепившись за аэрофинишер. Это считалось нормальным. «Незачет» ставили за приводнение или разбитую машину. С последующей пересдачей для выживших счастливчиков.
Их учили летать строем и в одиночку, выходить на цель с разных высот, истребителей натаскивали на драку звеном против эскадрильи. Они на последних каплях горючего находили крошечные точки родных палуб в испещренном белыми гребнями море, под низкими тучами. Люди бились при взлете, машины срывались с палуб, промахивались при посадке, случались аварии при маневрировании. Море собирало обильные жертвы со смельчаков. Выжившие становились асами. Впрочем, подобный подход приветствовался и в других флотах, не только у русских. С потерями не считались. Из человеческого материала ковали разящий меч легированной несокрушимой сибирской стали.
Утро 26 марта выдалось ничем не примечательным. Горизонт прорезала светлая полоска. Волнение слабое. С галереи под палубой авианосца открывался восхитительный вид на идущий по левой раковине крейсер. За кормой с темными волнами сливались силуэты двух эсминцев. Еще два должны держаться в передовом дозоре. Пусть корабли противоборствующих сторон не наведывались в русские воды, но даже в мирные годы тяжелые корабли всегда выходили в море с соответствующим статусу и достоинству эскортом. Сейчас и подавно.
Раннее утро, а на палубах уже гудели моторы. Над авианосцем кружили «Сапсаны» патруля. Настроение у всех боевое. Вчера по радио сообщили об успешной высадке англичан в Норвегии. Затем пошли новости о сопротивлении норвежцев, ожесточенных боях за плацдармы. Уже вечером прозвучало, что в Нарвик-фьорде погибли норвежские броненосцы.
Русский отряд шел далеко от зоны боевых действий, но бдительность усилили. Командир авианосца потребовал постоянно держать в воздухе два звена истребителей. Из штаба эскадры пришел приказ изменить курс и идти на соединение с «Воротынским». На эсминцах охранения усилили бдительность. Радиодальномеры постоянно сканировали небо и море на предмет подозрительных целей.
Со вчерашнего дня в кубриках царило оживление. Народ с азартом обсуждал последние события. Война всегда привлекает нездоровый интерес, особенно если это война чужая, особенно если это не тебе приходится прорываться на хлипком биплане через зенитный огонь к транспортам с войсками, или драться на старом «Фокере» против новых «Спитфайров».
Дима Кочкин был в ударе. Унтер-офицер с блеском в глазах, размахивая руками предвкушал, как норвежцы вломят гордым бритам.
— Эффект неожиданности уже прошел! Дальше придется протаскивать конвои под ударами немецкой и норвежской авиации. Вы же не думаете, что германцы не воспользуются случаем? Вон, Штрассер уже ввел войска в Данию. Зуб даю, уже завтра утром он будет в Норвегии.
— Это все очень благородно, но у меня в мае отпуск, — напомнил Иван Москвин.
Сей выходец с берегов Байкала добродушный крепкий крестьянский сын до сего момента спокойно слушал споры сослуживцев, не отвлекаясь от книжки. Удивительный человек, Ваня до сих пор верил, что его рапорт на отпуск удовлетворят, хотя опыт товарищей и офицеров говорил об обратном. Под разными предлогами заворачивали всех, и не первый месяц.
