Один шанс из тысячи [СИ] - Владимир Анатольевич Тимофеев
Выступающий на секунду прервался, явно пытаясь припомнить, что в таких случаях говорят с высоких трибун, но в результате просто махнул рукой и закончил свой спич привычным:
— Слава Украине!
— Героям слава! — нестройным хором ответили ему два десятка бойцов, зорко следящих за «добровольно» пришедшими на толковище гражданами (мало ли что, вдруг сбегут?).
— Шабаш. Дальше сами, — негромко бросил пан-атаман, спускаясь с трибуны.
Парочка «специально подготовленных» болтунов тут же рванула наверх к «микрофону». Проводивший их взглядом Грицько неодобрительно покачал головой. И он, и его друг Степа Чупрун терпеть не могли этих двоих — Шварка и Флигеля. Как только какая-нибудь заварушка, их днем с огнем не найдешь, а как пожрать или выпить, так словно из-под земли вырастают. Иосиф Шварк и Давид Флигель. Повстанцы, итить…
— О, Гриц, — заметил Кукиш бойца и поманил его пальцем. — Ты-то мне и нужен.
— А що я? Я ничого. Казалы стояты. Я и стою, як уси… — на всякий случай начал оправдываться Палывода.
— Тьфу! Дурень! — чертыхнулся начальник. — Я не об этом. Ты вот что. Бери-ка Степана и дуй в местный опорный пункт…
— Куды дуты? — не понял Грицько.
— В полицию местную, вот куды.
— Нащо?
— Хрен в харчо! — рявкнул пан-атаман так, что Гриц аж присел. — Вот те цидуля, в ней всё написано. Выполнять!..
До опорного пункта Грицько и Степан добрались минут через сорок. Село не слишком большое, но все дома малоэтажные, улиц много, вокруг садочки, дорогу спросишь — посылают куда угодно, только не туда, куда надо…
Нужное здание отыскалось на самом краю Крыжодуповки, за решетчатым палисадником, в окружении покрытых снегом деревьев. Внутри было жарко натоплено. Грицько даже удивился. За последние несколько лет все уже как-то привыкли к непрекращающейся холодрыге — незалежные власти героически боролись с газом «агрессора», и горячие батареи пали в этой неравной борьбе одними их первых.
За перегородкой с окошком сидел какой-то дедок. Проход во внутренние помещения перекрывала стальная дверь.
— Гей, дид! А ну, видкрывай! — громыхнул Степан прикладом по двери.
— Що хочуть збройные паны?
Гриц сунул в окошко бумагу:
— Дывысь!
Старикан нацепил на нос очки и начал читать:
— Григорий Павлович Палывода… назначается… начальником полиции н. п. Крыжодуповка… Степан Тарасович Чупрун… заместителем по общественной безопасности… Ага, понятно.
Щелкнул замок. Дверь отворилась.
— Прошу, шановные паны. Це теперь ваше, — дед освободил место перед конторкой и отступил в сторону. — Тилькы, ежелы що, прошу пидтвердыты, що новому начальству опор не чиныв.
Грицько уселся в обитое дерматином кресло и, грозно насупив брови, посмотрел на переминающегося рядом дедка:
— Хто такый?
— Иммануил Кривогуз, дежурный смотритель… эээ… то есть, эта… черговый доглядач.
— Кажи по-москальски, мы зрозумием, — барственно разрешил Палывода.
— Спасибочки, пан начальник. Тут дило такое, трохи и ошибиться можно, — зачастил Кривогуз. — Крыжодуповку нашу ажно двадцать три раза освобождали. Вы, стало быть, двадцать четвертые.
— И що? — не понял Грицько.
— Дык, текучка, однако, — смущенно развел руками смотритель. — Тилькы один начальник прийде, тильки вникнет — хоп! — и нету его. Новая влада у мисти. Так и живём.
— Теперь все буде по-иншому, — внимательно оглядывая помещения, заметил Степан. — Пан-отаман Кукиш — це надовго.
— Дык, я и не спорю. Надолго — это хорошо, но, ить, дело не в этом.
— А в чому?
— Народец у нас вороватый. Как смена влады какая, так сразу шукають, где що потырить. А полиция — это, ить, самое лакомое. Дрова е, печка е, хавчика целый погреб, оружейка опять же. Ось и доводыся мни за ентим доглядывать, покуда новая влада начальника сюды не прызначить. И арестанты, це тоже морока. Йих же кормить треба и охраняты, инше сбегуть.
— Ух ты! У вас тут и арештанты е? — восхитился Чупрун.
— А як же. Усё чин по чину. Ось и журнал, и печать, и ключи от збройовой и от сейфа… — приговаривал дед, вытаскивая откуда-то бумаги, ключи, печати…
— А що в сейфи? — вычленил Палывода «самое главное».
— Ну… там это… — неожиданно «засмущался» смотритель.
— А ну-ка, побачимо, що у нас там, — Грицко сгрёб со стола ключи и направился к притулившемуся в уголке сейфу. — Ось це та-ак! Це мы удачно зайшлы.
— Дило, — осклабился подошедший поближе Степан.
Спустя полминуты объемистая бутыль горилки уже стояла посреди стола, а довольный Чупрун нарезал ломтиками жирный шмат сала, нашедшийся в том же сейфе.
— Гарно, — выдохнул Палывода, приняв на грудь первую стопку. — Так що ты там говорив щодо арештантив?
— Задержанных, — поправил нового начальника Кривогуз. — Ось тут в журнале всё и запысано.
Он раскрыл потертый гроссбух и ткнул пальцем в нужную строчку.
— Задержан… неизвестный… сильное алкогольное опьянение… дата… запрос…
Грицько брезгливо оттолкнул от себя журнал:
— Що ты мени всяку погань суёшь? Бомжив чи що трымаете? Скилькы их тут у вас на казенных харчах-то? Двоэ, троэ?
— Двое, как есть. Один неделю сидит, другой сутки.
— Значить, так, — Палывода опрокинул ещё одну стопку, шумно выдохнул и хлопнул рукой по столу. — Той, якый тыждень, нехай ще посыдыть. А якый добу, гнать в шыю.
— Амнистия йому вид новой влады, — заржал Чупрун. — Давай його сюды, з вещамы на выхид…
Новоиспеченные полицейские успели опростать треть имеющейся горилки, когда Кривогуз представил пред их начальственные очи одного из задержанных — коренастого мужичка неопределенного возраста, с бегающими глазами, в мятых штанах и выцветшей кацавейке.
— За що сидишь, хлопець? — вперив в него мутный взгляд, поинтересовался Грицько.
— Порушення громадського порядку, — грустно вздохнул сиделец.
— О! Це по твоий частыни, — хохотнул Палывода, поворачиваясь к напарнику.
Чупрун икнул, кивнул и грозно нахмурился на задержанного:
— Ще порушуваты будешь?
— Ни, ось ти хрест, — скоренько перекрестился тот.
— Видпущен по амнистии. Пишов вон, — махнул рукой замначальника Крыжодуповского полицейского отделения.
Через секунду амнистированного как ветром сдуло.
— Може, я тоже до дому пийду, панове? — попросил Кривогуз. — Типа, пост здав, пост прийняв, а?
— Видпустымо? — посмотрел Грицько на Степана.
— Нехай хавчика ще з погребу прынесе и йде куды хоче.
— Это мы мигом, — ухмыльнулся «смотритель»…
На следующее утро Грицько проснулся от того, что кто-то настойчиво теребил его за воротник.
— Вставайте, панове. Вставайте, а то не успеете.
С огромным трудом Палывода заставил себя принять вертикальное положение: кое-как сел и свесил с лавки босые ноги. Напротив, на четырех составленных вместе стульях дрых укрытый какой-то рогожей Чупрун.
Жутко болела голова. Перед глазами мелькали картинки. Качающаяся стена, заставленный бутылками стол, чьи-то пьяные рожи, злорадно ухмыляющиеся Флигель и Шварк, орущий благим матом Кукиш…
— Пан начальник, давайте. Ща шнуровские придут, плохо будет.
Гриц медленно повернул раскалывающуюся от боли башку.
Его теребил за плечо давешний «дежурный смотритель».
Начальник полиции попытался припомнить, как же этого деда зовут.
«Кажись, Кривогуз… Ага, точно. Иммануил… Як порося. Дурне призвысько…»
— Чого тоби?
За окном послышался треск пулеметной очереди.
Похмелье, словно рукой, сняло.
Палывода метнулся к зарешеченному окошку.
Вдоль улицы, за палисадником, двигался БТР. Следом, прикрываясь броней и опасливо озираясь, шли вооруженные автоматами люди. Человек пять или шесть. Кто они, Гриц не знал.
— Из банды Шнура, — пробормотал подскочивший к приятелю Стёпа.
— А наши де?
— Сбежали, — пояснил Кривогуз. — Шнуровских, говорят, в два раза больше было.
— И що нам робыты? Вбиють же, якщо побачат.
— Ховаться вам надо, хлопчики.
Грицьцо и Степан повернулись к дедку.
— Куды?
— В камеру, стало быть, куды же ещё?
— А хавчик, а зброя?
Палывода с тоской посмотрел на заваленный снедью стол и прислоненный к ножке «калаш».
— Зброю я в оружейке запрячу. А жрачку потом принесу, типа, кормить вас, как арестантов. Только, давайте решайте быстрее. Мне вас еще в журнал заносить. Типа, как неизвестные в состоянии опьянения…
В камере Чупрун с Палыводой оказались спустя две минуты, без оружия и документов. Дверь хлопнула, в замке повернулся ключ, по коридору, стихая, прошуршали шаги «смотрителя»…
— О! Нашего полку прибыло, — донеслось от ближайшего топчана. — Под кем ходите, хлопцы?
Единственный обитатель кутузки откинул драное одеяло и, смачно зевнув, уселся на койке.
— Я спрашиваю, под кем, болезные, ходите? Под Кукишем али под Лысобыком?
— Сам ты болезный, — обиделся Палывода. — Кукиш у нас отаман, а Лысобыку мы ще вчора напыналы,
