Пилот - Антон Перунов
— Вот это речь не мальчика, но мужа! — одобрительно воскликнул Зимин, но тут же поморщился. — Но чтобы воплотить твой проект в жизнь, нужны деньги, которых теперь нет. Так что это еще один аргумент в пользу завершения ремонта и выхода на линию.
— Если вы не против, Владимир Васильевич, — решился Колычев. — Я бы вложился в модернизацию «Бурана».
— Ты что, в лотерею выиграл?
— Не совсем. Просто пенсия за все годы вчера упала на счет. Приятно-округлая, как оказалось, сумма. Кроме того, я хочу продать все свои активы: акции и доходные дома. Я понимаю, что сейчас это уже не поможет, но мы подготовим технические требования, потом сделаем заказ, оплатим его и через пару месяцев получим новое оснащение. Установим, и будет у «Бурана» серьезное преимущество над любым противником.
— Вот оно что, — хмыкнул Зимин. — Хочешь войти в долю?
— Почему бы и нет?
— Эх, Мартемьян-Мартемьян, сколько раз за эти годы я испытывал соблазн хотя бы часть, хотя бы на время взять с доверенного счета, куда собирались доходы от твоего наследства? Но Господь не попустил. И ты предлагаешь мне теперь оскоромиться? Нет, не обижайся, но это совершенно исключено. Эти капиталы — твои и только твои. Рейдерство очень опасное ремесло. Сегодня ты на коне, а завтра разорен. Страховать нас не спешат, а если и берутся, то за риски начисляют совершенно людоедские комиссии. Вот уж кто истый пират и грабитель с большой дороги! Ты и сам помнишь недавние события — страховое покрытие едва обеспечило нам простой ремонт, а двигатели мы смогли получить только за счет «доброты» адмирала Макарова. Так что пусть лучше твои активы пока останутся при тебе. Не спеши. Успеешь.
— Воля ваша, Владимир Васильевич, — уступил Март, поняв, что дальнейшие препирательства бесполезны и последнее слово Зиминым сказано.
Колычев бросил взгляд на старую фотографию, на которой рядом стояли две молодые пары — его родители и Зимин с женой — вместе на палубе воздушного фрегата. Все счастливо и радостно улыбались и уверенно смотрели в будущее. Внезапно Марту пришла в голову мысль и, прежде чем ее хорошенько обдумать, он спросил у своего опекуна:
— Владимир Васильевич, а почему вы вновь не женитесь?
Отставной кавторанг помолчал некоторое время. Перехватив взгляд подопечного, он сделал быстрые выводы и с большой искренностью ответил:
— Не от большой и неразделенной любви, как ты верно подумал. Татьяна Александровна мне давно безразлична. А теперь что ж… Раз обжегшись, на воду дуешь. И верно, не нашлась та самая, с которой точно будешь всегда рядом. Да и жизнь у меня, Марик, последние восемь лет кочевая. Здесь, в Дальнем, я иногда по году не появляюсь. А что это за семья, где муж вечно в отлучках?
— Да, армии солдаты нужны. В армии без солдат абсурд и коррупция, — к месту процитировал классику из «ДМБ» Март.
— Как ты сказал? — расхохотался Зимин. — Вот завернул! Молодец. Все верно. Семья без мужа — повод для измен и уныния. Вот так.
— Понял. Но я ведь тоже буду пилотом и рейдером, выходит, и мне женой обзаводиться не с руки…
— Что, недавний намек генерала про «это что ли жених нашей Шурки?» покоя не дает? — хитро усмехнулся опекун. — Не беспокойся, силком под венец никто тащить не станет. Да и Александра — девица очень самостоятельная и даже эмансипэ. Сама не захочет — никто не заставит. Так что тут все будем полюбовно решать.
Март посмотрел на часы. Приближалось время занятий по медицине.
— Владимир Васильевич, мне пора. Разрешите идти?
— Иди уже, курсант… — усмехнувшись, махнул рукой Зимин.
Не один только Витька пахал от зари до зари. Колычеву тоже пришлось впрячься и забыть о недавней веселой жизни. Но поскольку ему был предоставлен выбор, какие именно способности развивать, он, кроме занятий по артефакторике, то есть изучению энергоструктур, неожиданно выбрал еще и медицину. Трудно сказать, что подтолкнуло его к этому решению, история спасения боцмана Горыни или нечто другое, но после недолгих поисков он подыскал себе подходящего наставника.
Собственно говоря, искать особо и не пришлось. Сначала Колычев обратился к Малышеву, но Андрон Николаевич сказался занятым и переадресовал настырного неофита к своему молодому коллеге, лишь недавно выпущенному из ординатуры и отбывающему на Дальнем Востоке ценз.
Звали того Павлом Крыловым и, как позже выяснилось, тот оказался весьма одаренным целителем. Говорили, что в Петербурге он был ассистентом у самого профессора Преображенского — столичного светила магомедицины, сделавшего немало открытий в вопросах регенерации и омоложения тканей человека. Правда, было не очень ясно, за что такого перспективного кадра «законопатили» на самую дальнюю окраину империи, но Марта этот вопрос не интересовал.
Павел поначалу отнесся к просьбе странного курсанта немного скептически, но, будучи человеком от природы добросовестным, прежде чем окончательно отказать, провел некоторые исследования, и … внезапно загорелся.
— Это феноменально! — взволновано воскликнул он, просканировав «сферу» Колычева. — Кто бы рассказал, ни за чтобы не поверил!
— Доктор, я буду жить? — не скрывая иронии, поинтересовался новый знакомый.
— Шутить изволите? — укоризненно посмотрел на него Крылов. — А между тем, ваш случай по-настоящему уникальный! Просто невероятное сочетание способностей, а к ним вдобавок практически неисчерпаемый резерв. Скажите, вы легко входите в «сферу»?
— По-разному бывает, — скромно ответил Март, немедля продемонстрировав ему свои возможности.
— Господи, — почти простонал эскулап. — Дал же талант тому, кто не в состоянии оценить дар твой!
— Да полно вам, док! — даже немого смутился молодой человек.
— Вам, Мартемьян Андреевич, положительно нельзя прозябать в этой дыре! Немедленно, слышите меня, немедленно надо отправляться в Петербург или хотя бы в Москву, хотя там одни коновалы. Нет, решено, только в Питер. Профессор Преображенский, как только увидит вас, будет в совершеннейшем восторге! Ручаюсь вам за это!
— Это не тот Преображенский, который научил собаку разговаривать? — осторожно пошутил Колычев.
— Что, и сюда дошла эта гнусная сплетня? — пошел пятнами служитель Асклепия. — На самом деле все было совсем не так и вообще…
— Простите, Павел, как вас?
— Александрович.
— Так вот, любезнейший Павел Александрович. Мне вовсе не улыбается становиться подопытной свинкой для кого бы то ни было. Я пилот
