В августе сорок первого (СИ) - Тарханов Влад

— На других направлениях не сильно лучше, но все-таки продвижение есть! У 1-го горного продвижение почти нулевое. Но это не самая худшая новость. Мы потеряли много самолетов в бойне под Кронштадтом. Ни одна бомба в нужный район так и не попала. Такого массового сопротивления я еще не встречал. Я не знаю, откуда у большевиков столько зениток! Но впервые огонь зенитной артиллерии был настолько плотным, что прорваться мы не могли, а их истребители — они уступают нашим, но не настолько. И все вооружены очень мощно! Мне кажется, что их всех перевооружили на пушки. Одно попадание — один сбитый истребитель! Так говорят наши асы.

— У русских есть новые самолеты, в частности, истребители?

— Нет, пока что никаких сюрпризов. Все истребители — хорошо известные «крысы», только очень верткие и кусачие!

— Ну, насчет зениток у русских могу подсказать: это наши зенитки! Мы передали их русским для защиты Баку от британцев, а они оказались тут, под Ленинградом.

— Наши восемь-восемь? — Штрумпф был шокирован.

— Именно они. И насчет «крыс», Бамлер предупреждал, что русские часть своих самолетов оснастили новыми скорострельными авиапушками. Скорее всего, Абвер добыл точную информацию, на которую мы не обратили должного внимания.

— Отвратительно! Ганс, вы получили отчет о наших потерях?

— Да, мы постараемся вас усилить. А что финские ВВС?

— У них ситуация хуже, чем у нас. Неделя таких боев, и финны будут воевать без воздушного прикрытия. Скоро нам придется действовать не только на Мурманск и Ленинград, но и на Петрозаводск и Кандалакшу.

— Понимаю, Ганс, но перспективы безрадостные. Тяжело всем. Наш блицкриг, кажется, закончился, не начавшись! Я посмотрю, что можно перебросить к вам в ближайшее время.

И генерал Ешоннек отключился. В пять утра Берлин не спал, просыпался и практически мирный город Осло. Тяжелый северные сумерки сопровождались сильным туманом. Паршивая погода, которая очень мешает работе авиации. Появился адъютант, но вместо заказанного кофе он принес встревоженную физиономию:

— Мой генерал, срочные новости: русские высадили десант в Киркенесе! Бои идут на аэродроме Хебуктен.

— Связь с Киркенесом?

— Связь отсутствует. В расположение 36-го горного корпуса прилетел посыльный самолет, который сумел вырваться из Киркенеса, по его сообщению, рано утром аэродром был захвачен десантом русских. Они вырвались чудом. Заметил высадку морского десанта в самом Киркенесе. И ни одна береговая батарея не пискнула!

— Надо срочно связаться с Хельсинки, пусть Каммхубер перекинет ударные части с сопровождением на Киркенес. Думаю, надо помочь Дитлю восстановить ситуацию.

— Мой генерал…

— Что еще? Отсутствует связь с Тромсе, Нарвиком и Буде. Связь с Хельсинки очень неустойчива, только проводная. С фронтом проводной связи нет, а радиостанции добить до частей на передовой не могут.

— Генрих, свяжитесь с моряками, сообщите о проблеме в Киркенесе, попросите выяснить по своим каналам, что происходит в Нарвике и вокруг него. Вышлите туда разведку, черт меня подери! Мне необходимо знать, что происходит!

И в совершенно расстроенных чувствах генерал Штрумпф смел на пол чашку с остывшим кофе, который не дал допить звонок генерала Ешоннека. Командующий 5-м флотом Люфтваффе еще не знал, насколько все у него плохо.

Киркенес. 4 августа 1941 года.

Полковник Василий Васильевич Рассохин, командир 13-й отдельной бригады морской пехоты Северного флота стоял у захваченного здания штаба 1-го горного корпуса «Норвегия» и осматривал труп генерала Дитля. Увы, счастливая звезда горного генерала Вермахта слишком быстро закатилась: при штурме штаба командир корпуса возглавил его оборону и погиб, а жаль, был бы первый пленный генерал Вермахта!

— Товарищ полковник! Есть! Вот тута есть!

Это был голос Егора Макаркина, командира взвода разведчиков, которые и брали приступом штаб. Через минуту из здания вывели шатающегося генерала, чей мундир был осыпан штукатуркой и весь в грязи. Генерал явно был контужен, соображал не слишком хорошо и удивленно озирался по сторонам. Ранняя побудка под шум боя была для него не самым лучшим августовским дебютом. Через несколько минут переводчик выяснил, что перед ними стоит такой себе генерал-майор Фердинанд Йодль[5], начальник штаба корпуса «Норвегия». Появившийся особист сразу же уволок первого пленного генерала Вермахта к себе, тем более, что это был ни много ни мало, а младший брат генерала Альфреда Йодля, на тот момент командующий штабом оперативного руководства верховного командования Вермахта.

— Ну что, Егорка, повезло тебе! Готовься к награде, заработал! — полковник Рассохин был в хорошем настроении. Десант на Киркенес оказался полнейшей неожиданностью для врага. Захват города прошел хотя и с шумом, но без тяжелых потерь.

— Так точно, повезло, товарищ полковник! Они собирались штаб в Петсамо переводить, поближе к месту событий. Мы их вовремя тут накрыли!

Операция на Киркенес начиналась в предрассветнее время, с налета на город отрядов диверсантов, среди которых были и норвежские патриоты, один из отрядов возглавлял Рольф Викстрём, рабочий-коммунист, с которым советская разведка установила контакты еще в самом начале сорок первого года. С моря Киркенес охранял морской охотник, а в порту находился небольшой «номерной» немецкий миноносец, команда которого находилась на берегу. Первую волну десанта высадили с небольших судов в нескольких километрах от Киркенеса, воспользовавшись туманом, проводники вывели отряды морской пехоты к окраинам городка, в котором кроме штаба горного корпуса находился еще и штаб ОК Люфтваффе «Киркенес», это штаб тоже был захвачен, а полковник Нильсен взят в плен. Атакующие захватили береговые укрепления и позволили войти в порт эсминцам «Сокрушительный» и «Стремительный», которые сделали решето из немецкого охотника, а миноносец, который не успел занять экипаж и подготовиться к бою, захватили при штурме порта на абордаж. Основная масса морских пехотинцев была высажена в порту с подошедших транспортных судов, завершив захват этого важного городка.

А вот самый подготовленный отряд отборных диверсантов проводники вывели к военному аэродрому Хебуктен. Сняв тихо охрану, диверсанты должны были обеспечить блокирование зенитных установок. После чего оставили маяки для тихо подбирающихся к аэродрому планеров. Сложность планирования в горах — неимоверная, но большие десантные планеры приземлились все же без особых происшествий, повреждения двух из них были не критичными. Эта высадка планерного десанта была дебютом 1-го отдельного десантного батальона Северного флота. Командовал этим подразделением еще не легендарный, и еще не генерал Василий Филиппович Маргелов. Так получилось, что майор Маргелов набирал первых воздушных десантников… среди моряков Северного флота. Ему нужны были отчаянные и технически грамотные ребята. Тем более, что первые десанты планировались планерными. Времени на полноценную подготовку высадки с парашютами, как часто бывает, не хватило. После зачистки Хебуктена[6] на него стали прибывать транспорты с тяжелым вооружением (горные пушки и минометы). В тылу горнострелкового корпуса Вермахта образовывалась пробка, которая окончательно ставила крест на поставках для него из Норвегии. Плюс крест на поставках норвежского никеля. Плюс крест на поставках железа из этого района. Но это было только вишенкой на тортике, тортик оказался совсем в другом месте.

Большая Лида. Передовой командный пункт 14-й армии.

Генерал-лейтенант Фролов прибыл на передовой командный пункт еще ночью, накануне, как говорил один его знакомый командарм «грандиозного шухера». Сейчас это направление было для него главным. Сюда и примчался, оставив «хозяйство» на начштаба, Льва Соломоновича Сквирского. Валериан Александрович был человеком среднего роста, грузным, спокойным, отличался одутловатым лицом, с правильными, хоть и резкими чертами. Под довольно крупным носом — мягкая щеточка аккуратных усов, гладко выбритый череп и лицо с массивным подбородком. Это был немолодой уже военный (хотя какое там немолодой, всего сорок шесть!), точнее, это был очень опытный военный, за плечами которого была и Мировая, и Гражданская, и Польская, и подавление белогвардейских мятежей, а к ним еще прибавьте Испанию и Зимнюю! Чему удивляться, что в любой реальности он был на своем месте, сумел не растеряться, твердо понимал, что ему предстоит делать. С планом командарма тринадцать согласился не сразу. Долго (по меркам генерал-лейтенанта Виноградова) обдумывал, взвешивал, после чего согласился: в части действий его, 14-й, армии план выглядит вполне реализуемым. В основном его части были уже обстрелянными в Финскую, местность знали, а мелкие неприятности и неожиданности никто исключить не может, главное, чтобы выполнению плана не помешали.