Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
— А у Сида Беернис есть Анку? И еще ты говорила, что в Сиде живут люди?
— Как много в тебе вопросов, человек Одон, — бормочет Остроухая. — Мы ведь договаривались, что ты умеришь свое любопытство?
— Я не всегда властен над своим языком, — усмехаюсь, вспоминая, сколько раз он меня подводил за мою непродолжительную жизнь. — Да и скучно просто так ехать, молча, если уж у меня образовался спутник.
— Город, — раздается за плечом. И вперед вытягивается шестипалая тонкая рука с лишним суставчиком на каждом полупрозрачном пальчике.
Я смотрю в указанном направлении и понимаю, что ничего подобного не видел никогда!
Столица огромна! Я считал наш Харман большим городом, но он мог бы быть всего лишь маленьким клочком Вайтры, такой невообразимо большой, что, кажется, будто она имеет только начало, в которое вскоре упрется моя дорога, и совсем не имеет конца. Из такой дали еще не различить отдельных строений, город выглядит бело-серым пятном, раскинувшимся на берегу тонкой, похожей отсюда на темную нитку, реки. Но я уже понимаю, что влюбился в него навсегда! Город Вайтра поразил меня в самое сердце!
Мне дед, бывало, говаривал:
— Большой город, Одошка, это большие возможности. Но еще больше, чем возможностей, в нем обретается соблазнов. А успех возможен только для того, кто пользуясь первыми, отвергает вторые. Ну, по крайней мере, им не поддается.
Я даже останавливаю Фею, чтобы сполна насладиться величественным видом города и спрашиваю примолкшую Туату:
— Ты видела что-нибудь подобное?
Чувствую спиной, как качает она своей головкой и задумчиво так говорит:
— Только на картинках. Но это были старые города Древних и башни в них высились до самого неба!
И я пропускаю ее замечание мимо ушей, хотя в любое другое время ухватился бы за этот странный обрывок чего-то неизвестного, прежде никогда не слыханного.
Мне очень хочется попасть в столицу, не терпится почувствовать ее запахи, увидеть краски и тех счастливых людей, что должны населять ее дома.
— Меня там ждут? — спрашиваю у остроухой спутницы, которая, по-моему, имеет все ответы на любые вопросы.
— Здесь владения Великого Сида Гирнери, человек Одон. Они всегда враждовали с Баан-ва. Эта вражда тянется еще со времен, когда убитая тобой Клиодна была такой же юной девочкой как Хине-Нуира. Тогда в этих краях еще не было людей. Тебя не встретят как героя, но если твои документы в порядке, то тебе ничего не грозит. Когда Баан-ва узнают, что ты здесь, они обязательно потребуют выдачи и многие Сиды к ним присоединятся в этом требовании, но Гирнери могут решить по-своему. Если они подумают, что ослабление Баан-ва, к которому ты приложил руку, пойдет им на пользу, то у тебя есть шанс прожить долгую жизнь.
Как все запутано у кровососов! Неужели и среди людских королевств такие же трудности во взаимоотношениях? Немудрено тогда, что нас одолели.
— Правда, — добавляет Хине-Тепу, — все это так, если верить нашим мудрецам. Они редко ошибаются, но и такое случается. Можешь остаться здесь, я сама войду в город и принесу все, что тебе понадобится для дела.
— А как Сид Баан-ва может узнать, что я в столице?
— О тебе им сообщат Гирнери.
Я совсем перестаю что-либо соображать в этих хитросплетениях. Зачем бы им говорить своим недругам обо мне? Чтобы еще вернее и сильнее рассориться? Решительно, этих кровососов людям не понять никогда!
— Ведь на тебя объявлена облава. Они не могут игнорировать ее правила. Но выдавать или не выдавать добычу — это решение целиком во власти Великого Сида. И только Совет Великих может принудить Гирнери сделать что-то вопреки их воле. Понимаешь?
Ничего я не понимаю, но мне так хочется пройтись по улицам Вайтры, что я упрямо мотаю головой:
— Ты ведь сможешь защитить меня от Анку? От чужих Анку?
— Скорее да, чем нет. Однако, если кто-то из Гирнери потребует тебя отдать, я буду вынуждена подчиниться. Даже если бы ты уже был Анку. Даже если бы ты был надежно укрыт в нашем Сиде. Не говоря уже о том, чтобы сопротивляться воле Великого Сида на его земле. Но зачем тебе рисковать?
Я смотрю на далекий город и бормочу еле слышно:
— Я никогда здесь не был и, наверное, уже не буду. Это последняя возможность. Туату редко выходят на улицы и если Анку мне с твоей помощью будут нестрашны, то бояться мне некого!
Она некоторое время молчит, потом кладет мне руку на плечо и легко его сжимает:
— Тогда поехали, человек.
Фея, почувствовав боками мои пятки, устремляется вперед.
Последние полторы лиги я спешу к воротам столицы так, будто от этого зависит моя жизнь, но все равно мне кажется, что приближаются они недопустимо медленно, относя в далекое будущее мою встречу с Вайтрой.
Глава 6
В которой на героя свалится небольшое наследство и свои подземные тайны откроет для Одона древняя столица Вайтра
Как бы ни была длина дорога, но если ты сделал по ней первый тяжелый шаг, то все остальные шаги, нужные, чтобы ее пройти, окажутся уже гораздо легче.
Необычно смотрятся ворота города, от которых в стороны не тянутся стены. Они торчат в окружении лачуг, давно выплеснувшихся из старых границ Вайтры, подобные безумной декорации в передвижном балагане. А под ними, перед распахнутыми настежь створками высотой в пять человеческих ростов, стоит городская стража — такие же усачи, как тот ненавистный мне храпун из Гердиной спальни. А рядом с ними вертится Анку.
Вернее, люди из стражи вертятся, а кровосос стоит неподвижно, из-под надвинутого капюшона оглядывает проходящих. Он точно такой же, к каким я давно привык, но все же чем-то неуловимо отличается.
К воротам выстроилась длинная вереница желающих попасть в город и я удивленно оглядываюсь по сторонам: стен нет, никто не мешает объехать ворота, но люди упрямо идут и едут сквозь них. Видимо, здесь такой обычай — не искать легких путей. А может быть, «легкий путь» здесь равносилен смерти? Дед в таких случаях говорил, что лучше поступать как все — так безопаснее. Карел бы, наверное, предпочел бы дождаться ночи и под ее покровом проскользнуть мимо стражи.
Мы становимся в очередь приезжих перед воротами и ждем, когда подойдет наш черед, и я спрашиваю у Хине-Тепу:
— Почему этот Анку не такой как другие?
Она долго молчит, а я смотрю на гомонящую толпу и представляю, как бы они разбегались в ужасе, если бы знали, кто сидит за моей спиной. Но люди не знают ничего толком ни про Анку, ни про Туату, ни про разницу между ними. Глупые люди так и живут, свыкаясь с неизбежностью и пренебрегая подробностями. Кому они важны, эти подробности? Вон тому толстяку, что привез на торг дюжину поросей? По его заплывшему жиром лицу понятно, что более всего его тревожит цена на эль, виды на урожай следующего года и неверность жены. Ну хорошо, про неверность я сам придумал, но готов биться об заклад, что самая важная его мыслишка столь же глупа как та, которую я ему приписал.
Или орущая дурниной тетка, собирающая по обочине рассыпанные яйца? Не думаю. Купцу, что-то выговаривающему своему приказчику за поскрипывающим возком? Нет, его не волнует ничто, кроме прибыли, только в ней его жизнь и любое другое мнение он считает пустопорожним. Им всем наплевать на свою жизнь, на то, что она может быть свободной и не зависеть от неведомой очереди, навязанной нам Сидами.
И все же мне кажется, что людишки сильно удивились бы, узрев перед собою очень отличающийся от человеческого лик Хине-Тепу и ее шестипалые руки с лишними суставами в пальцах. И не поверили бы своим глазам, решив, что перепили накануне и теперь их мучает похмелье.
— Ты все-таки заметил, что он не такой, как остальные?
— Не пойму, в чем отличие. Но он иной, не такой как Анку в Хармане.
Мы шепчемся и пристроившийся за нами дворянчик подает голос:
— Это не меня ли ты там обсуждаешь, сопляк?
Я поворачиваюсь и внимательно смотрю на него: судя по пробившимся усам, он чуть старше меня, субтильный, даже тощий, но в драке может быть опасен — такие всегда идут до конца. Одежда на нем поплоше, чем моя, но на ветхом плаще виден старинный герб, на сапогах шпоры, а на голове серая шляпа с вислыми краями. Попробуй такой повысить на меня голос в моей лавке — уделал бы так, чтобы это чучело на всю жизнь запомнило, как следует себя вести с воспитанными людьми. К тому же восседает этот петушок на кляче невообразомого оранжевого цвета, по виду которой легко можно судить, что в кармане ее владельца вряд ли когда-то водилось больше десятка оловяшек.
Но мы не в лавке, и я беглец из собственного дома, поэтому смиренно отвечаю, пряча за учтивостью издевку:
— Как можно, господин?! Кто я такой, чтобы не то чтобы обсуждать вас, но даже просто смотреть в вашу сторону?
— То-то, сопляк! — он высокомерно отворачивается и, удовлетворенный своей удалью и защищенной честью, смотрит вдаль, воображая себя не иначе как королем Георгом Семьдесят Третьим, известным всему миру своей непроходимой тупостью и непревзойденным самомнением.
