Александр Афанасьев - Мятеж
– Так это же... А что сказать-то?
– Сказал бы, что я вас послал на станцию, заплутали – кто проверит? А раз самоход[40]... Георгия точно не дадут, видишь, часами отделались...
– Так это... боязно врать-то, контрразведка.
– Ладно... Носи и помни... Хоть золотые. Пойдем, тебе все причитающееся отдам. Все оставили тут.
По правилам, введенным еще в стародавние времена, вся военная добыча, которую добыли казаки, им же и оставалась, на казенный кошт не шла – за исключением тяжелой боевой техники, конечно. Тихону достался автомобиль-пикап «Ермак», почти новенький, только с разбитым стеклом, в казацком хозяйстве такая машина в самый раз, пистолет «браунинг» в боевом исполнении, с обтянутой резиной рукоятью, и винтовка. Винтовка была знатная – богемская, сделанная по системе булл-пап, с широким и длинным магазином в прикладе, с тяжелым стволом и ночным прицелом[41]. Калибр у нее был стандартным для богемского крупнокалиберного оружия – пятнадцать миллиметров. Значит, вот из этой винтовки он и выстрелил бронебойно-зажигательными патронами по цистернам с горючкой. Знал ведь, гад...
– Господин атаман, а этот... ну диверсант. Он – что?
– Молчит как рыба. Документов нет. По виду – не поляк, не пойми кто. Ничего, контрразведчики расколют. Ты мне вот что скажи, казак. Это – твое все, сам знаешь, по старой традиции. Сам забираешь или на кошт отдаешь?
Тихон особо не раздумывал – отец еще наказ дал:
– Не бедуем. На кошт отдаю, пусть круг решает. Да и не один я был – восемь человек нас в деле было.
– Молодец... Добре...
13 июля 2002 года
Пограничная зона, оперативная группа 1-46
Операция «Тайфун»
Диверсионная активность – а нападений на пункты временной дислокации, как выяснилось, было не одно и не два – не только не сорвала операцию, но даже ускорила ее. Если до этого были какие-то мысли, что поляки и их новое правительство одумаются, перейдут от языка ультиматумов к нормальному диалогу, то теперь шансов никаких не осталось. Генеральный штаб дал зеленый свет операции «Тайфун», несмотря на то что лишь семьдесят процентов подразделений подали рапорты о готовности.
Новое польское правительство, возглавляемое князем Радзивиллом, вело себя столь странно, что возникало сомнение в его душевном здоровье. Первым делом новый государь Польши не только не подтвердил своей подписью вечную унию с Россией, но и заявил о том, что Польша независима, а уже на следующий день обратился одновременно к Германии и Австро-Венгрии с просьбой о вассалитете. В коротком обращении, распространенном как по всей Польше, так и по каналам мировых новостных агентств, говорилось, что Польша своими силами вырвалась из пут векового рабства и приложит все силы к тому, чтобы вернуться в семью европейских народов.
А на деле получалось, что Польша меняла одно «вековое рабство» на другое.
Германия ответила на польскую ноту категорическим отказом, заявив, что не признает правительство, образованное во время мятежа. Балльплатцен[42] родила два просто удивительных документа. В первом – желание Польши войти в семью европейских народов и самой решать свою судьбу осторожно приветствовалось, но на желание Польши стать вассалом Австро-Венгрии прямой ответ не был дан. Судя по реакции австро-венгерского МИДа, дальнейшая судьба Польши должна была решиться в ходе многосторонних консультаций с обязательным участием новых польских властей. Ни слова о незаконности вооруженного мятежа и польского правительства, образованного в результате мятежа, сказано не было...[43]
На следующий день Австро-Венгрия официально признала независимость Речи Посполитой. Достойные наследники великого Меттерниха[44], ничего не скажешь.
В эти же дни в Австро-Венгрии вспыхнул мятеж сербов, возможно, именно это и помешало Австро-Венгрии предпринять новые антирусские шаги. Никто не идет поджигать чужой дом, когда занялся твой собственный.
...Все время после пожара на станции казаки готовились к выступлению, ждали, пока подвезут топливо для техники и дополнительные боеприпасы. На боевые машины, которым предстояло на долгое время стать для них одновременно и домом, и транспортом, казаки навьючивали мешки с солеными сухарями, пластиковые канистры с водой, сложенные палатки, цинки с патронами, прочий походный скарб – так что боевые машины стали походить на гусеничные цыганские арбы. На всех было выдано по три боекомплекта.
Подняли их внезапно, утром, в четыре часа. Было еще темно, только на горизонте робкая светлая полоска говорила о том, что ночь заканчивается и уже через час землю осенит рассвет. Гремел горн побудки – старое «По коням!», ревели в ночи моторы боевых машин, выходивших из лагеря и строящихся в боевом порядке. Небо гудело воем реактивных двигателей, хлопаньем вертолетных лопастей.
Проснулся и Тихон – сосед, свалившийся с койки и сейчас прыгающий на одной ноге, надевая сапоги, больно пихнул его в бок.
– Вставай, дело проспишь...
Тревожный рюкзак уже собран, оружие рядом, в шкафчике. Только одеться... черт, как же устал!..
Привычная процедура – на действительной укладываются в сорок пять секунд. Шаровары, гимнастерка... ботинки...
Топот сотен ног по земле, рев моторов, нестерпимый для глаз свет фар-искателей – как песка в глаза сыпануло. Только бы под машину не попасть...
– Шестая рота! Шестая рота, ко мне! Строиться!
– Третья! Вешенские на построение!
Не спасают даже громкоговорители – хотя пробиваешься на зов.
Постепенно все как-то успокаивается, упорядочивается – машины находят свое место в боевом строю, казаки – место в строю войсковом. Развевается знамя полка на левом фланге строя, его треплет неизвестно откуда налетевший легкий ветерок. Кто-то из офицеров полка с мегафоном лезет на ближайшую боевую машину.
– Господа офицеры и нижние чины! Казаки! В который уже раз Польша, мятежная нам и нашим предкам, подняла рокош, свергла и убила законного царя! Весь Висленский край охвачен беспорядками, льется кровь, дороги забиты беженцами – общее число их подходит уже к миллиону! Самозваное правительство Бориса Первого, отцеубийцы и узурпатора власти, объявило день грабежей, присвоив все имущество русских в свою пользу и пользу тех, кто участвует в рокоше. Там, на польской земле, в окружении сражаются наши части и казаки.
Господа! Государь смотрит на нас! Вся Россия смотрит на нас! Покажем же, что мы достойны своих дедов и отцов, своей формы и наград! Сегодня вечером мы придем под стены Варшавы, нашей тяжелой бригаде выпала честь первой достигнуть ее стен. Наступаем под прикрытием авиации, направление – на Радзин Подляску и далее – на Варшаву. Приказываю – в затяжные бои не вступать, при необходимости вызывать на помощь авиацию и артиллерию! В населенные пункты не входить. Двигаться параллельно дорогам, сами дороги могут быть заминированы! Ожидаемый уровень сопротивления – слабый, огонь только по выявленным целям и по установленному противнику, ведение огня на прикрытие запрещаю. Сегодня вечером, господа, я ставлю всем шампанское под стенами Варшавы! Это говорю вам я, полковник Голеватый, седьмая тяжелая бригада! С нами Бог, господа! По машинам!
– С нами Бог, за нами Россия, казаки! – гаркнул атаман.
– С нами Бог, за нами Россия!!! – слитно ухнул строй. Забылось разом все – и самоволка, и разборки с офицерами. Они были единым целым – стальной колун, больше ста боевых машин. Их не остановить, до Варшавы от их расположения – девяносто километров. Да, сегодня вечером они будут пить шампанское за счет их полковника под стенами древней Варшавы...
– И еще! Довожу до всех, чтобы потом никто не говорил, что не знал! Впереди нас будут действовать наши люди, в том числе в гражданском, в польской военной или полицейской форме. Их паролем будет слово «эхо». Повторяю еще раз – «эхо»! Если кто-то назовет вам этот пароль – вы должны будете доставить этого человека ко мне или к любому из офицеров полка, не причиняя ему вреда. Все поняли?
– Так точно!
– По машинам! По машинам! Наблюдателям занять места, готовность! Смотреть в оба!
...Третья рота, в которую попал Тихон, оказалась авангардной. Офицеры разыграли вчера, кому идти в авангарде, и честь эта досталась именно третьей. Опасно – при соприкосновении с врагом они примут удар на себя – но и почетно, потому что именно эта рота первой достигнет Варшавы, а возможно – и первой ворвется в город, если будет получен приказ брать город с ходу. Именно они первыми ступят на землю Польши.
– По машинам, по машинам! Быстрее, занять места! Быстрее!
По уставу, при передвижении на боевой технике казаки должны ехать в боевом отделении, под прикрытием брони. Но устав – уставом, а мины – минами, да и из-под брони хрен чего увидишь, едешь, как в коробке. Поэтому казаки большей частью загрузили десантные отделения машин цинками с патронами да канистрами с водой, а сами расположились на броне, прикрывая каждый свой сектор.
