Барометр падает - Василий Павлович Щепетнёв
Но директор совершил ловкий маневр: где помещаются шестеро, поместятся и семеро.
И ведь поместились!
На столе было много всякого-разного. Консоме рояль, осетрина а-ля-брошет, салат офисьель, крабовый салат, и прочее, и прочее, и прочее. Икра тоже была, красная и черная.
Впрочем, на столах прочих отдыхающих тоже кое-что присутствовало. Но в меньших размерах: икры с чайную ложечку, осетрины кусочек с четверть нашего, и тому подобное. Потому как у отдыхающих диета, отдыхающим излишества вредны.
Мы — это другое дело.
Беседа за столом развивалась непринужденно: дамы беседовали о значении физкультуры, спорта и диеты, директор и генерал обсуждали шансы киевского «Динамо» на международной арене, а я помалкивал.
После обеда выглянуло солнце, и мы решили немножко прогуляться. До дальней скамейки. Недалеко, метрах в двухстах от главного корпуса, всё ещё на территории
санатория. Дошли, сели, а товарищ капитан, который на самом деле подполковник, неторопливо гулял поблизости, изображая поиск грибов.
— Ты, Чижик, знаешь, что происходит в любезном твоему сердцу Узбекистане? — спросила Ольга.
— Только то, что передавали в программе «Время». Люди перевыполняют планы и берут встречные обязательства. Зачем берут? От избытка сил и чувств.
— А Би-Би-Си, значит, не слушаешь?
— Слушаю, но они последнее время говорят, что сведений из Ташкента нет. Зона молчания.
— Это так. Телефонная связь на строгом контроле, запросто из Узбекистана по межгороду не позвонить, — это уже Надежда. — Студенческие волнения перекинулись на другие города — Андижан, Самарканд, Бухару. К студентам присоединяются преподаватели, школьники, рабочие. Митингуют, требуют возвращения Рашидова. Милиция разгонять митингующих отказывается.
— Возвращения Рашидова? А что, Шараф Рашидович куда-то уехал?
— Шараф Рашидович на своей даче, на Чимган смотрит, думу думает. И ты поедешь посланником Андрея Николаевича. С предложением, от которого Рашидов не может отказаться. А если откажется — в Узбекистан введут войска. Терпеть самовольство никто не будет.
— И какое же это предложение?
— Андрей Николаевич тебе его лично обрисует, растолкует, расскажет, что и как.
— Но почему я? Есть дипломаты, специалисты…
— Рашидов сказал, что будет разговаривать только с тобой. С нами, — поправилась она.
— Вы, значит, поедете со мной?
— Полетим. Спецрейсом. Ночью. Так что до первой звезды мы здесь, а затем едем в Калининград, и спецрейсом же возвращаемся в Москву.
— Спецрейсом? Шикарно.
Ольга и Надежда переглянулись и улыбнулись этак таинственно.
— Ну, а пока давай отдыхать так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенные в этом чудесном месте часы.
И мы пошли в дюны. Дышать настоящим морским воздухом. С йодом, бромом и фитонцидами соснового леса.
— Ах, как хорошо! Просто волшебная сказка! — это Лиса. — Век бы не уезжала!
— Не надо печалиться. Слетаем в Ташкент, и тут же обратно. Дня за три обернемся. В воскресенье мы в Ташкенте, в понедельник возвращаемся в Москву, отчитываемся, во вторник опять здесь!
— Не так быстро, Чижик, не так быстро. Официально мы — посланцы ЦеКа комсомола, и должны проделать определенную работу — встречи, речи, и тому подобное. Особенно по части культуры и искусства. Так что, считай, неделя. Но встречи и речи мы берем на себя, а твоя задача — убедить Рашидова воздержаться от опрометчивых поступков.
— Понятно, понятно. Моя подготовка летит в… ну, куда летит, туда и летит. И у Петросяна тоже…
— Узбекистан важнее, — сказала Ольга.
— Гораздо важнее, — подтвердила Надежда.
— «Есть традиция добрая в комсомольской семье: Раньше думай о Родине, а потом о себе!» — запел я, и девочки подхватили:
Наш острый взгляд пронзает каждый атом,
Наш каждый нерв решимостью одет;
И, верьте нам, на каждый ультиматум
Воздушный флот сумеет дать ответ.
Немножко непривычно, но получилось хорошо.
И уже втроем стали петь «Всё выше, и выше, и выше»
Почему бы и нет? Ботвинник советовал прекратить шахматные тренировки за неделю до начала состязаний. Чтобы не объесться. Ну, а я эту неделю возьму в середине сбора.
Развеюсь.
— В Ташкенте сейчас, думаю, с погодой прекрасно. И вообще, стоит посмотреть, как оно там, есть радиация, нет? — сказал я, когда мы допели последний куплет.
— Какая радиация? — не поняли девочки.
— Социальная. Амальрик предсказывал распад Союза. А где распад, там и радиация.
— Ты думаешь, Союз может распасться?
— Если в фундамент дома заложили динамит — то необходимо учитывать возможность взрыва.
— Это ты о «Москве»?
— Это я о Советском Союзе.
— И какой же динамит заложен в фундаменте страны?
— Известно какой. 'За каждой союзной республикой сохраняется право
свободного выхода из СССР'. Конституция Советского Союза.
— Не думаешь же ты, что и в самом деле они выйдут из Союза?
— Чижик птичка маленькая, то, что думает чижик, на Вселенную ну никак не влияет. Куда важнее, что думают в союзных республиках.
— И что же там думают?
— О чем обычно думают люди? Об выпить, об закусить, об своем доме или квартире, об машине… Если это у них есть, они жизнью довольны. Если у них этого нет, то начинают волноваться.
— Разве в Узбекистане плохо живут?
— Не знаю.
— Мы же были там, сами видели!
— Мы видели, как живет Шараф Рашидович, да ниспошлет ему Аллах здоровья и благополучия. А как живет колхозник, мы не видели, нет.
Пётр Петрович, если и слышал наш разговор, то виду не подавал. А, может, и не слышал — он тактично держался шагах в двадцати, мы говорили негромко, плюс ветер, плюс шум моря…
За разговором мы зашли далеко. Не в смысле темы разговора, а в пешеходном. Шли, шли, шли — и пришли невесть куда. Ничего страшного, заблудиться здесь нельзя, Куршская коса узкая. Север и запад — Балтийское море, юг и восток — Куршский залив. Пойдем вперед — придем в Ниду, пойдем назад — в «Дюны».
И мы пошли назад. Но другим путем. Не по берегу — и ветер прохладный, и тучки превратились в тучи, — а лесом. Все дороги ведут… куда-нибудь, да ведут. И тропинки тоже.
Тропинка оказалась неважной. Малохоженой. Да и кому здесь ходить?
— Что-то пахнет дурно, — сказала Надежда.
И в самом деле — дурно. Даже не так. Нехорошо пахнет. Лучше бы пройти, но нужно и посмотреть, что это такое.
