Сержант. Назад в СССР. Книга 4 - Максим Гаусс
Вообще, граница с Китаем достаточно далеко отсюда, но различные товары из Поднебесной, можно было встретить в любых уголках Союза, за счет обмена. Этим уже никого не удивить было нельзя, уж военных людей точно. Я помню, что когда в прошлой жизни служил на северном Алтае, так у нас с китайцами даже был обменный курс — две банки тушенки и банка сгущенки, на одну большую банку китайской мясной еды. Качество у нее было дерьмовое, наше оказалось куда лучше. Но наши все равно были в восторге — типа иностранная еда, круто же. А по факту, зачастую там были рога да копыта с жиром. Точнее, даже не так. Шустрые китайцы быстро наловчились делать два вида консервированного мяса — одно, качественное, для своих собратьев, а второе для обмена. Вот как раз второй тип и разлетелся по всему СССР. В самом начале его с радостью загребали, надеясь, что там что-то путевое, а по факту было одно сплошное разочарование.
К концу моей службы на эту китайскую говядину уж смотреть никто не хотел. Даже бродячие собаки и те, ели ее неохотно.
Сейчас же кушать нам хотелось, будь здоров, поэтому воротить носом не приходилось. По-братски разделив остатки хлеба и нашинковав ножом последнюю часть копченого сала, мы быстро употребили их все-таки приступили к галетам и тушенке.
Вскрывать банку вызвался — кто? Конечно же, Шут. Самый инициативный, спец по всему, что плохо лежит. Вот не совру, если скажу, что Паша Корнеев в каждой дырке затычка. Зато он был надежен, почти как швейцарские часы и с ним было весело. Пока он вскрывал банку, всю помял, погнул края и забрызгал все мясным соком. Материал банки — алюминий, но какой-то слишком уж мягкий. Явно косоглазые братья сэкономили не только на том, что в «коробке», но и на самой коробке.
Запах у мяса, кстати, был так себе. Вроде и пахнет, но не особо аппетитно. Собственно, это и натолкнуло меня на мысль, что нам попался именно тот самый экспортный вариант «для всех». Наконец, изрядно помучавшись, Паша ее победил. Ни вилок, ни ложек у нас естественно не было. Было два ножа — один наш, другой трофейный. Именно они и заменили всей группе столовые принадлежности.
— Ребят, а вроде ничего выглядит! — пробормотал Герц, скептически глядя на густую коричневую жижу вперемежку с белыми бляшками жира, среди которой застыли куски, похожие на мясо. — Запах только смущает.
А банка-то большая — на килограмм. Для восьми человек наестся сложно, но «червячка заморить» вполне. А жижу можно и хлебом вымакать.
— Да все нормально! — со знанием дела, хмыкнул Урду. — Китайцы же едят! Я слышал, они свою армию хорошо снабжают!
— А никого не смущает, что сухой паек валялся в машине без присмотра? — поинтересовался медик. — Чего ж его тот водитель сам не сожрал?
— Ха! Их в колонии и так неплохо кормят. Я слышал, что в исправительных учреждениях с питанием все хорошо. Местами даже лучше, чем в армии.
— Хватить болтать! Быстрее поедим, быстрее выдвинемся! — поторопил нас Кэп.
— Паша, ты первый! — я протянул ему нож.
Шут облизнулся, взял нож, аккуратно поддел кусок мяса ножом и быстро сунул в рот. Принялся жевать.
Как менялось его лицо, нужно было видеть. Сначала, с мимикой все было нормально, затем пошла первая реакция — видно было, что мясо, мягко говоря, не очень. Жевал он вяло, с явной демонстрацией того, что это не вкусно. Мы наблюдали за ним с интересом — у всех на лицах застыла сочувствующая полуулыбка, но со смесью живого любопытства. Только Кэп старался не подавать виду. Правда, под завывания голодных желудков это было проблематично.
Наконец, Корнеев справился. Проглотил.
— Ну, как?
— Говно бродячей узбекской собаки и то лучше будет! — выдал вердикт Паша.
Мы расхохотались.
— А почему узбекской? Ты что, пробовал?
— Нет. Но предполагаю, что оно все равно лучше, — пояснил Шут, затем взял нож, подцепил из банки еще один кусок и сунул его в рот. А потом передал нож Герцу. Этим он вселил в нас уверенность, что все не так уж и плохо.
Радист поступил точно так же. Ну а куда деваться? Голод не тетка!
Я был четвертым. Когда я попробовал сие творение китайской пищевой промышленности, то понял, что наше однозначно лучше. Вообще, могу со всей уверенностью заявить, что какую-бы тушенку я ни пробовал, советская лучше всех. Вот серьезно.
На вкус было похоже, будто несвежую говядину сначала хранили где-то с нестиранными носками, потом пересолили, залили жирным томатно-соевым соусом и законсервировали в банку. А перед этим корова сильно испугалась чего-то.
— Ну и гадость! — отмахнулся Самарин. — Да у меня куры дома в деревне такое бы жрать не стали. Как китайцы это едят?
— Да они и лягушек едят!
— Не, то французы! — заметил Игнатьев. — А у китайцев, я слышал, есть какое-то блюдо, называется ласточкино гнездо. Берут настоящее гнездо, что птица спроектировала, убирают оттуда все ветки, перья. Как-то там распаривают под водяной баней, добавляют приправы и все. Можно есть!
— Птичьи фекалии? — поразился Шут. — Серьезно?
— Ну да, — кивнул я. — Они и тараканов и гусениц едят. Вообще все, что ползает, хрюкает и скулит. Так что, не удивляйся. А тушенка эта вполне может быть и из собаки.
— А ты откуда об этом узнал?
— Да уже не помню, в каком-то журнале читал, — соврал я.
В общем, с горем пополам, банку мы дружно приговорили. Вымакали последними крошками хлеба. Уж не знаю, было ли мясо свежим или у него срок годности приказал долго жить, но даю слово, в третий раз, употреблять в пищу такое я точно не стану. Лучше уж мышей наловить и на костре обжарить.
Потом попробовали заварить чай в той же самой банке из китайского алюминия. Вердикт Шута был в том же стиле:
— Моча котенка Барсика! — хмыкнул он, попробовав чай. — Но горячая!
Устранив последние запасы пищи, мы распили чай, после чего снова двинулись в путь. Чего греха таить, за эти дни мы сильно устали. Вывозили на морально-волевых. Организм был изнурен — шутка ли постоянно идти, причем чаще
