Авиатор: назад в СССР 11 (СИ) - Дорин Михаил
— Да. От самого чистого, Родин. Блин, прожёг пиджак, — сказал Егор Алексеевич, расстегнув пальто и посмотрев на костюм.
— Как-то неловко получилось, верно, Серёжа? — виновато спросила Вера.
Я снисходительно посмотрел на неё и опять повернулся к Егору Алексеевичу. Чем больше говорит моя жена, тем я быстрее становлюсь на неё зол. Ну как так можно было принять от него цветы⁈ Стараюсь, чтобы моя злость не была так заметна.
— Верно. Надо было раньше поправить вам воротничок, согласны? — спросил я у Егора Алексеевича.
— Возможно, — недовольно ответил он.
— Кстати, вы такое пристальное внимание уделяете простым работникам и работницам КБ Яковлева. Мёдом вас здесь кормят или как? — поинтересовался я, ещё приблизившись к Егору Алексеевичу.
Теперь мы были очень близко друг к другу. Казалось, я сейчас коснусь кончиком носа его переносицы. Он уже отошёл от моего резкого движения и пытался вернуть взгляд тигра.
— Серёжа, что происходит? — спросила Вера с волнением в голосе.
— Ничего, Верочка, — вперёд меня ответил Егор Алексеевич, уголки рта которого слегка разъехались, изображая самодовольную улыбку.
— Вопрос был не тебе задан, — прошипел я.
Носом вдыхал этот скверный аромат хорошего парфюма. В голове уже были нарисованы дальнейшие события. Пару ударов и Егор Алексеевич затылком расколет стекло на двери, позади себя, и ещё получит несколько ударов вдогонку. Потом будет и суд, и увольнение, и бедность. Так и закончится славный путь лётчика-испытателя Сергея Родина.
Но слева от нас, открылась со скрипом стеклянная дверь.
— Родин, уже здесь⁈ Молодец какой! — воскликнул начальник школы испытателей Гурцевич, вышедший под ручку с дамой среднего возраста.
Наверняка, его супруга.
— Закончили полёты, Вячеслав Сергеевич, — сказал я.
Гурцевич, недослушав, аккуратно подхватил меня под руку, а затем и Веру, уводя вниз по ступеням. Его жена шла чуть позади.
— Егор Алексеевич, я этих молодых ребят забираю. Хорошее было поздравление, — улыбался Гурцевич.
— Спасибо, — ответил ариец, едва скрывая недовольство.
Как начальник школы понял, что дело запахло жареным? Вот что значит опыт!
Мы спустились по ступеням, и пошли по тротуару в сторону школы. Гурцевич прибавил шагу, и мы оторвались от Веры и его жены. Они о чём-то уже общались в нескольких шагах, позади нас.
— Родин, по краю ходишь, — тихо сказал Гурцевич.
— Вы же знаете, что это за человек.
— Знаю. И должность его знаю, и перспективы его тоже знаю. А главное, я знаю тебя и твой потенциал, — произнёс Гурцевич, ткнув мне в плечо. — Не позволяй себя спровоцировать. Как бы тяжело не было.
Дело говорит начальник школы. Обида совсем затмила глаза. Надо просто теперь жёстче поговорить с Верой и сказать ей, что так больше продолжаться не может.
— Я вас понял, Вячеслав Сергеевич.
— Молодец! А теперь переодевайся и свободен. Разбор проведём после праздника, а Мухаметову я скажу, что отпустил тебя.
— Спасибо, а…
— А с твоей супругой мы тут постоим, чтобы её не украли, — улыбнулся Гурцевич и подтолкнул меня к входу в школу. — И гарнитуру не забудь оставить, а то домой уволочёшь!
Пока переодевался, у меня горели уши. Материт меня похоже Егор Алексеевич почём зря!
Чумаков и Швабрин внимательно смотрели на меня, пока я молча одевался. Ваня и вовсе пару раз подходил и разглядывал моё задумчивое лицо.
— Ну чего? — не выдержал я.
— Да, так. Цветов у тебя с собой нет, значит, ты их либо использовал по назначению, либо они отправились в урну, — ответил Швабрин.
— Твоё выражение лица и пыхтение склоняет нас ко второму варианту, — добавил Чумаков.
— Ни первое, ни второе, — ответил я, громко захлопнув шкаф.
Ребята вопросительно смотрели на меня и всем своим видом показывали, что так просто не отпустят. Да и не было у меня желания так быстро идти на разборки с Верой.
— Мужики, всё хорошо. Вон, жена стоит с Гурцевичем и его супругой общается…
— Заканчивай заливать, — перебил меня Морозов, вошедший в раздевалку. — Ты из тех, что утром летят на работу, а вечером бегут с неё к любимой супруге, спотыкаясь. А сейчас ты явно не спешишь.
— Когда ты таким экспертом стал? — спросил я.
— В тот вечер, когда пару раз резко спикировал лицом в пол, — посмеялся Швабрин, но Морозов абсолютно адекватно отреагировал на такую шутку.
— Я потом неделю во сне вспоминал запах твоего коврика в коридоре, Вань, — улыбнулся Николай, присаживаясь на скамью.
Историю противостояния с министерским работником я рассказал. Комментарии были разные, но после них у Егора Алексеевича уши должны были гореть синим пламенем.
— Это тот самый, который в январе тут жалом водил? Всё тобой интересовался — где и чем занимаешься? — уточнил Иван.
— Ага! Весь из себя «я из министерства», — покачал головой я.
— Ладно, чего делать будешь? — спросил Швабрин. — Может, помощь нужна?
— Нет, спасибо. С женой я сам разберусь.
Я попрощался с товарищами и вышел из раздевалки. На улице продолжало светить солнце, растапливая огромное количество снега прямо на глазах.
Гурцевич с супругой решили ещё прогуляться, обойдя здание школы испытателей, оставив нас одних. Я несколько секунд смотрел на Веру и не видел в ней и капли недоумения или какого-то раскаяния в случившемся.
— Серёжа, ну что с тобой? Ты после полётов устал? — подошла она ко мне ближе и погладила по щеке.
Она всё ещё держала эти проклятые, но очень красивые розы, подаренные ей Егором Алексеевичем. Причём они явно затмевали мой букет, скрывая его в густоте бутонов.
— Устал, и не только после полётов, — ответил я. — Идём домой.
Пока мы шли по территории ЛИИ, начинать «разбор эпизода» не стоило. Люди ходят, которые знают меня и Веру. Да и слухи пойдут потом нехорошие, если услышит кто разговор.
Мы подошли к «Цаговскому» лесу и я замедлил ход. Здесь можно и поговорить.
— Вера, вот скажи, ты когда стояла на крыльце, кого ждала? — спросил я.
— Серёжа, что за глупый вопрос⁈ Вышла довольная после концерта, а тут ты. К тебе пошла.
— Но перед этим ты приняла подарок господина Егора Алексеевича. Он ещё тебе кисть облобызал.
Вера продолжала на меня с удивлением смотреть, будто я её отчитываю за переход дороги в неположенном месте.
— Дорогой, что в этом такого⁈ Ну, подарил букет и подарил. Он же не замуж меня позвал или ещё куда-то, — сказала жена, поправив бутоны подаренных ей роз.
Причём не моего букета. Издевается надо мной!
— Конечно. Не смущает тебя, что влиятельный человек из Министерства Авиапрома проявляет слишком большое внимание сотруднице, проработавшей менее двух месяцев в конструкторском бюро? — спросил я, указав на букет.
— Ну… Да, он часто у нас бывает. Контролирует работу по нашим проектам. Они у нас на особом контроле в Министерстве.
— Это он тебе так сказал? — спросил я, и Вера утвердительно кивнула. — Такими темпами он тебе и работу в его управлении предложит.
И тут я чуть не свалился в мокрый снег. Вера, услышав моё крайнее предположение, засмущалась. Ай да, сукин сын — Егор Алексеевич! Резкий, как блоха на плешивой собаке!
— Уже предложил, но это прозвучало вскользь. Ты думаешь, надо отказаться?
Египетская богомышь! Она ещё спрашивает.
— Вера, я это скажу сейчас и больше к этому вопросу возвращаться не буду. Готова меня выслушать?
— Да что происходит⁈ Чего ты такой заведённый, как будто мы с ним целовались. Цветы и его внимание ко мне ничего не значат, дорогой. Ты слишком преувеличиваешь. Я тебя люблю, — улыбнулась Вера своей лучезарной улыбкой.
Я постарался поверить, что так она улыбается только мне. Разум подсказывает, что я прав. Значит, и мои следующие слова будут правильными в этой ситуации.
— Любимая моя жена, этот человек хочет разрушить нашу семью. Если ты не прекратишь ему потакать, позволяя проявлять знаки внимания, делать намёки или допускать ухаживания, то это очень быстро случится.
