За тебя, Родина! - Илья83
Шольке обошёл кабину и остановился рядом с водителем который вытянулся перед ним с преданным лицом. Лишь иногда губы его норовили разъехаться в улыбке. Нависнув над парнем который был ниже его почти на полголовы Гюнтер тихо но внушительно заговорил:
— Санитар-ефрейтор, надеюсь вы не болтливый сопляк который страдает недержанием речи? Потому что в ином случае я обязательно помогу вам с лечением этого недуга, понимаете? Мои методы, возможно, покажутся вам очень жестокими и негуманными но главное, они действенны! Сегодня вы привезли сюда фройляйн Блюм из-за моего бойца которому стало плохо, верно? На все вопросы и намёки ответ должен быть только такой! Мне бы не хотелось вплотную вами заняться но уверяю что обязательно сделаю это если узнаю что вы рассказывали какие-то фантастические слухи о разных подозрительных звуках из этого дома! Мы друг друга поняли, солдат?
Водитель сглотнул и его глаза забегали от замешательства.
— Так точно, господин оберштурмфюрер, так и было… — ответил он, ещё больше вытягиваясь. — Вашему подчинённому стало плохо и фройляйн Блюм помогла ему… Больше ничего не было!
— Вот и хорошо, санитар-ефрейтор! Приятно иметь дело с умным человеком! Можете ехать! — разрешил Шольке и отошёл от машины, напоследок махнув рукой Лауре. Грузовик сделал круг по площади и уехал тем же путём что и приехал.
Что ж, одна проблема решена. Теперь очередь другой…
— Пауль, какого чёрта это было? — раздражённо спросил он подойдя к курившему другу, стоявшему рядом со входом. — Почему ты не разогнал всю эту толпу? Как будто в цирк пришли посмотреть и послушать…
— Спокойно, дружище! — усмехнулся тот, ловким щелчком выбросив окурок в урну возле входа. — Я не сразу здесь очутился… Караулил лестницу, между прочим, чтобы разные любопытные типы не помешали некоему оберштурмфюреру в самый неподходящий момент. А когда вышел и увидел что здесь стоит почти весь твой отряд то было поздно… Они же не мои подчинённые так что, сам понимаешь… Впрочем, ты мог бы закрыть окно если уж на то пошло.
— Да из головы вылетело когда на Лауру набросился! — со вздохом признался Гюнтер, сдвинув фуражку на затылок. — Меня как будто всего выключило, только и осталось одно желание как бы её взять…
— Да, устроил ты тут представление, ничего не скажешь… — рассмеялся друг, хлопнув его по плечу. — Вот увидишь, завтра об этом будет болтать весь Лейбштандарт!
— Спасибо, ты меня очень успокоил! — с сарказмом поклонился Шольке. — Прямо бальзам на душу! Тьфу на тебя…
— Ладно, тут уже ничего не исправишь, осталось только делать вид что так и было задумано… Слушай, хотел тебя спросить… — начал было Пауль но в этот момент из-за угла с треском мотора вылетел посыльный мотоциклист и подрулил прямо ко входу. Гюнтер узнал его, это был один из штабных связных при «папаше» Зеппе. Похоже, что-то срочное…
Водитель мотоцикла в прорезиненном плаще и очках остановился, не выключая мотор, козырнул, молча отдал ему в руки тонкий пакет и протянул журнал для росписи в получении. Расписавшись и отпустив мотоциклиста Гюнтер надорвал пакет и углубился в текст. Пауль подошёл вплотную и стал читать из-за его плеча.
— Выступление через час? — переспросил он и посмотрел Шольке в глаза. — Всё, похоже, наконец высокие чинуши в Цоссене вспомнили про нас и решили дать пинка под зад чтобы мы не растолстели от безделья… А куда?.. Ага, это не слишком далеко отсюда… Ладно, Гюнтер, я тоже побегу к своему взводу, иначе мой командир роты Кранц взгреет меня за отсутствие в расположении и будет совершенно прав. Давай, удачи тебе! — Пауль крепко пожал ему руку и быстро направился к «Кюбельвагену» на котором приехал к Шольке.
Гюнтер уже хотел войти в дом чтобы дать команду собираться когда друг его окликнул.
— Чего тебе? — оглянулся он. И выругался, остро пожалев что под рукой не оказалось ничего тяжёлого…
Потому что этот… этот… кретин несчастный вытянул вперёд руки, словно держал женщину за бёдра, прикрыл глаза, открыл рот и стал делать отлично узнаваемые движения, в довершении всего начав страстно стонать словно вот-вот кончит, изображая самого Шольке!
Стиснув зубы и поклявшись припомнить товарищу такую подлянку Гюнтер снова сплюнул и вошёл в дом, кипя от злости. С улицы его догнал весёлый смех товарища. Ничего, как метко сказал Алекс, хорошо смеётся тот кто смеётся последним…
Берлин.
11 мая 1940 года.
Хайнц Гротте.
Западная часть столицы нацистской Германии, в частности район Шпандау, представляла собой не только жилые кварталы но и несколько крупных военных заводов которые сейчас работали круглосуточно, обеспечивая немецкую армию, флот и «Люфтваффе» своей продукцией. Дымили высокие трубы, за кирпичными заборами слышался грохот, скрежет, стук и другие характерные звуки промышленных гигантов. От них во многом зависело сможет ли германский солдат выдержать нарастающую тяжесть войны…
Совсем рядом с одним из этих заводов, буквально за стеной крайнего корпуса, проходила дорога по которой раньше возили сырьё для предприятия, но сейчас она была пустынна поскольку вход заложили и перенесли в другое место, более удобное для грузовиков. С обеих сторон дороги стоял ряд обшарпанных домов с облупившимися кирпичными стенами и выбитыми окнами. Раньше, во времена Веймарского позора, здесь жили семьи рабочих которые работали на этом заводе. После прихода Гитлера к власти они получили новые, более комфортабельные квартиры и переехали, хоть новое жильё было дальше от работы.
Среди рабочих ходили осторожные слухи что квартиры эти достались им от евреев, раньше там живших, но никто особенно не углублялся в такие мысли. В конце концов, какая разница кто там жил до них? Фюрер сказал что немецкие рабочие будут жить лучше всех рабочих других стран и сдержал обещание! А уж за счёт кого… Дисциплинированный и добропорядочный немец не должен интересоваться тем что его не касается! Вот ключ, вот новая квартира, бери жену, детей и вселяйся! Что делать с вещами старых жильцов? Можешь взять себе или выкинуть! Всё, благодари фюрера и завтра, как обычно, на работу! Германии нужен твой труд и она заботится о твоей семье!..
Сюда почти не заглядывала полиция, да и зачем? Всё равно тут никто не живёт кроме всяких отбросов Рейха, попрошаек и грязных типов по которым концлагерь плачет. Ничего, скоро крипо, наконец,
