Красная машина. Юниор 2 - Павел Барчук
То, что она ни разу не приехала за месяц, значит, на это были свои причины. Наверное, в настоящие четырнадцать лет, я бы отнесся к этому иначе. Скорее всего, психанул бы, обиделся, решил, будто бросила. Но за плечами имелось много лет, которые дали мне возможность основательно переосмыслить свою жизнь и особенно свою юность. Да и детство тоже.
Я ведь бросил мать. Уехал и после выпускного ни разу не появился. Хотя, она ни в чем не была виновата. Но мне так сильно ударила моча в голову. Насчёт того, что с прошлой жизнью надо завязать, выкинуть ее, как ненужный хлам и никогда не вспоминать. Ни о ком, кроме себя, тогда не думал. И вообще считал, все они сами виноваты. А я — в белом пальто, мне мараться непристало.
Ни разу в то время не задумался, а каково пришлось ей, матери. Ясное дело, сейчас ее отъезд не был местью или ответным шагом стороны. Глупо, конечно, так думать. Она просто-напросто не знает, какой я, а вернее Алёша, вырастет придурок. Должен был вырасти. Сейчас, думаю, все сложится иначе. Но в глубине души мне казалось, сама жизнь поменяла нас местами. Типа, как оно? Хорошо, если тебя оставляют без объяснения причин?
Перед Новым годом, практически в канун праздника, к нам домой явился дядя Витя. Он привёз коробку, которую торжественно вручил мне. В коробке лежали новые коньки. И записка от матери. В которой она поздравляла с наступающим праздником. И я знал, это не для проформы. Это — от души. Несмотря ни на что.
Поэтому, в день отъезда, спокойно собрал вещи и ждал дядю Витю. Все-таки, событие знаковое. Ни хрена себе. Член семьи Беловых уезжает в Москву, по специальной договорённости, в школу-интернат ЦСКА. Естественно, когда сел в машину, ожидающую меня возле дома, там уже устроились и мать, и тетка. Наверное, им хотелось быть максимально причастными к торжественному моменту. Поэтому поехали вместе с дядькой.
Отец на улицу не вышел. Думаю, из-за матери. Уверен. Хотя, знакомый автомобиль прекрасно рассмотрел. Мы простились с ним в доме.
— Давай, там… — Он сделал рукой известный жест испанских революционеров, подняв сжатый кулак вверх.
Не знаю, что конкретно имелось в виду. Наверное, батя хотел сказать, мол, нагни их там всех. Я так расценил это. Обнял отца, сказал, что все будет хорошо и вышел во двор.
Мать при родственниках ничего особо не говорила. Тем более, самой насущной темой была поездка, что вполне логично. Ее обсуждали с огромным энтузиазмом. Даже дядя Витя, обычно молчаливый и не особо склонный к активному общению, в этот раз принимал участие и давал наставления.
— Так, Славик, запомни. Приедешь к ним, что говорится, белой вороной. Эти пацаны там не один год доказывали право занимать свое место. А тут — такой, никому не известный Белов с периферии. Выскочил, в обход всех и вся. Поэтому, будь готов отстаивать свои позиции. Это — жизнь. Она такая.
Тетка наоборот считала, что на новом месте я найду новых друзей. Все будет весело и здорово. Будто я еду в пионерский лагерь на каникулы. Но она вообще такая. У нее всю жизнь по розовому полю скачут сиреневые единороги.
В какой-то момент родственники отвлеклись, переговариваясь между собой. Обсуждали какие-то бытовые мелочи.
— Как Алеша? Нормально? — Спросил я.
Мы с матерью устроились на заднем сиденье, поэтому можно было не опасаться, что нашу беседу услышит кто-то посторонний.
— Нормально. Успокоился уже. Хотя, по началу напугал, если честно. Прямо истерика какая-та была. Никак успокоиться не мог.
Я кивнул, в ответ на ее слова. Так и думал, что дело в младшем брате. Все же знаю мать достаточно хорошо. Она ведь мать.
— Что он тебе наговорил? — Спросил ее, по большому счету, интереса ради. Ну, и, положа руку на сердце, переживание имелось. Не чужой пацан то. Да ещё и будущая жизнь впереди. Мало ли, куда его теперь занесет.
— Да ничего толком. В чем и дело. Брала его на работу с собой все это время. Срыв у него, что ли. Нельзя дома быть, говорит, и ни в какую. Прямо до истерики. Явно причина уважительная. Для такого поведения. Но пока не могу разобраться. Ничего страшного, решим.
— Ясно. — Я помолчал несколько минут, глядя в окно, за которым проносились заснеженные улицы Воронежа. — Отцу почему не сказала?
— Ему тоже надо подумать и переосмыслить многое. А натуру его сам знаешь. Если сказать прямо, как есть, мол, измени свое поведение, свой образ жизни, так от него тогда обратная реакция будет. Упрямый, как столетний осел. Не один год с ним живу.
— Почему столетний? — Усмехнулся я материнскому сравнению.
— Потому что — старый пердун уже, а все в игрушки играется. Это хорошо, что ты вот такой вырос. Самостоятельный. Твердо знаешь, что тебе нужно. Я за тебя переживаю, конечно, потому как — сын. Но…Точно знаю, что бы не происходило, ты мало того, сам не пропадёшь, но и остальную семью вытащишь. Алексей другой. Он в мою породу больше пошел.
— Мам… отец не виноват.
— Да знаю я. — Мать махнула рукой. — Он на своих этих понятиях двинутый совсем. Не стал бы связываться. И ты не виноват. Тоже знаю это точно.
Она замолчала. Пауза, которая повисла между нами тяжелой тишиной, подтвердила мои мысли, которые были и до этого. Мать прекрасно понимает, чьих рук дело эта долбанная трава.
— Так ты с самого начала… — Я не договорил мысль вслух, но было вполне понятно, что имею в виду.
— Нет. В первое время, вгорячах, на эмоциях, на Виталика правда думала. Потом посидела, покумекала. Нет. Ерунда какая-то. Но… Все равно виноват он. Пусть не сейчас. И я виновата. Где-то упустила Алексея. Не досмотрела или не смогла объяснить правильно. Нельзя все это так оставлять. Просто…
–Да хватит. — Я в темноте протянул руку и сжал материну ладонь. — Мне можешь не объяснять. Я все понял. Типа, шоковая терапия. Отца поставила в условия, где или пан, или пропал. Леху увезла, чтоб исправить его заскоки. Понимаю. Правда.
—
