Буканьер - Геннадий Борчанинов
— Держи, пригодятся, — буканьер сунул мне в руки небольшую горстку свинцовых пуль. — Пыжей... С лохмотьев своих нарвёшь, если что. Ткань вроде неплохая. Была...
— Спасибо, — пожал плечами я.
Снова дербанить собственные шорты не очень хотелось, от них и так осталось одно только название. Но зарядить мушкет стоило, и я старательно повторил всё, что увидел пару минут назад. Оставшиеся пули пришлось бросить в тот же мешочек, где лежал порох. Теперь, с оружием в руках, я чувствовал себя прекрасно. Тем более, такого калибра. Это вам не девятимиллиметровая пукалка, это настоящее кремневое ружьё. Слона из такого не завалить, но быка — запросто. Человека и подавно.
— Ну всё, идём, — сказал Эмильен. — И так я с вами подзадержался.
— Ты сам откуда? — вдруг спросил Шон.
— Гасконь, — сказал буканьер.
— Гугенот? — насторожился Шон.
— Слава Богу, да, — ответил Эмильен.
— Еретик, — прошипел ирландец.
— Ты сам-то давно добрым католиком стал? — я покосился на Шона, но тот не ответил.
Меня покоробила эта внезапная щепетильность, но я понятия не имел обо всех хитросплетениях нынешних религиозных отношений. Я помнил только осаду Ла-Рошели, да и то из «Трёх мушкетёров», довольно смутно представляя, кто такие гугеноты, и из-за чего с ними воевали католики. Мне, в целом, было без разницы. Люди во все времена находили, из-за чего начать резню. Хоть из-за отрезанного уха, хоть из-за очередной утопической идеи.
Ещё какое-то время мы брели по едва заметной тропинке, пока не вышли на небольшую полянку, окружённую зарослями какого-то колючего кустарника. Я заметил на земле старое кострище, и понял, что мы пришли.
— Пришли, — сказал Эмильен.
Муванга с облегчением бросил тушу кабанчика на землю, и к ней пулей подлетел пёс, надеясь урвать кусок.
— Феб! На место! — прикрикнул буканьер. — Располагайтесь.
Располагаться тут было особо негде, маленькая поляна оказалась тесновата для пятерых человек, но я уселся на землю возле кострища, обнимая мушкет. Негры сели на корточки возле кустов, Шон расположился возле самой тропинки, подальше от всех.
— Разведёшь костёр? — спросил у меня Эмильен, принимаясь свежевать кабанчика огромным ножом. — Хворост вон там, под кустами.
Я нехотя поднялся, заглянул под кусты, куда указал буканьер, и обнаружил там сухие дрова. Вот так-то можно ходить в походы. Хворост я сложил пирамидкой, а вот с дальнейшими действиями вышло затруднение. Спичек или зажигалки ни у кого, естественно, не завалялось.
— Масса, нужно лук и палка! — воскликнул Муванга, жестами показывая, как трением добывает огонь.
Вместо этого я просто извлёк из мушкета кремень и сыпанул щепотку пороха на кострище. Теперь нужно было что-нибудь металлическое. В принципе, можно было бы и об мушкет, но это было бы не очень удобно, и я попросил у Шона кувалду.
— А дым отсюда не увидят? — спросил Шон, глядя, как я высекаю искры кусочком кремня.
Наконец порох воспламенился и по сухому хворосту забегали язычки пламени. Кремень я тут же вернул на положенное место, а кувалду передал обратно.
— Кто? — отвлёкся Эмильен.
— Да хоть кто, — сказал Шон.
— Не должны, — сказал Эмильен. — Место такое, не самое открытое.
Он отрезал кусок какой-то требухи и бросил довольному Фебу, который тут же набросился на угощение. Мы поглядели на это с некоторой завистью, а Обонга даже вздохнул.
— Достань камни, там же, — попросил Эмильен.
Я поворошил разгорающийся костёр и снова заглянул в кусты, где лежало несколько плоских камней. Объяснять, зачем они тут нужны, мне не пришлось. Я достал камни и выложил вокруг костра. Буканьер только кивнул, после чего бросил несколько кусков свежей вырезки на эти самые камни. Поляну заволокло чудесным ароматом жареного мяса, от которого рот наполнился слюной сам по себе.
Глава 18
Это был, пожалуй, самый вкусный обед в моей жизни. Во всяком случае, даже в мишленовском ресторане я такого наслаждения не испытывал. Полусырой кусок мяса, с кровью, обгорелый с одной стороны и недожаренный с другой. Я попросту не дождался, когда он приготовится, и схватил обжигающе горячее мясо голыми руками, жадно вгрызаясь в истекающий соком кусок. Никто не дождался, кроме Эмильена, который посмеивался в бороду, глядя на нас, и ворочал свой кусок острием ножа.
После долгой вегетарианской диеты жареный кабанчик казался божественно вкусным. Сразу захотелось дополнить кабанчика бокальчиком вина или чего покрепче, а потом растянуться у костра и блаженствовать.
Обонга первым доел свой кусок, облизал жирные пальцы и сыто рыгнул, никого не стесняясь. По его косым взглядам на кабанью тушу можно было догадаться, что ниггер хочет ещё, но не осмеливается спросить.
— Доел? Шуруй за дровами, значит, — сказал Эмильен, подцепляя ножом шкворчащий кусок.
Негритос надул губы, но всё-таки вбитая привычка исполнять приказы победила. Он молча поднялся и отправился собирать валежник. Я проводил его пристальным взглядом, чуть сомневаясь в способностях Обонги справиться с этой задачей и найти обратный путь, но как только ниггер скрылся за кустами, стало даже как-то посвободнее и спокойнее. Такое бывает, когда из компании уходит кто-то, кто тебе неприятен. А этот ниггер мне сразу не нравился.
Я тоже покончил с обедом и растянулся на земле с мушкетом под боком, наблюдая, как ворчит пёс, разгрызая доставшуюся ему кость.
— Обонга нам говорил про поселение беглых. Где-то здесь, в лесу, — сказал я.
— Мароны, — произнёс Эмильен. — Да, тут недалеко, в горах. Живут, никого не трогают, охотой промышляют.
— А ты не из их числа? — с набитым ртом спросил Шон.
— Нет. Свободным родился, свободным и помру, — произнёс буканьер. — Так, пересекаемся иногда, но я с ними стараюсь пореже видеться. Они же как дикари живут.
Повисло неловкое молчание. Я почему-то считал, что Эмильен и сам из беглых рабов, раз уж он спросил при встрече, как живётся у Блеза, но это оказалось не так. Да и мне представлялось, что беглые живут, как белые люди, как поселенцы, занимаясь земледелием и ремеслами, но я не подумал, что большинство беглых рабов — чёрные, которые быстро возвращались к привычному им первобытному образу жизни. Это полностью устраивало Обонгу и Мувангу, но совершенно не подходило нам с Шоном.
Ещё одна цель оказалась
