Левицкий Михайлович - МАРК КРАСС
– Благодарю, нам нужен лишь этот раб. Возможно, завтра ты получишь его обратно, а если не сможем вернуть – тебе выплатят компенсацию.
– Не будем мелочиться, уважаемый претор. Однако я хотел бы знать… – начал, было, Красс, но претор бесцеремонно его прервал:
– Завтра в два часа после полудня ты должен явиться в курию.
– Зачем?
– Для разбирательства дела в качестве обвиняемого лица, – бросил претор, выходя, и этим вновь поверг богача в большое уныние.
Красс лихорадочно соображал, одна мысль мгновенно сменяла другую. Наконец после недолгих раздумий он приказал:
– Позвать посыльного Каппадокийца!
– Слушай меня внимательно, – приглушенно предупредил Красс посыльного. – С первыми лучами солнца ты пойдешь в храм Весты, найдешь там весталку Лицинию и скажешь, чтобы она немедленно пришла ко мне. Предупреди ее: речь идет о жизни и смерти. Постарайся, чтобы тебя видело как можно меньше глаз, но в то же время не подавай виду, что от кого-то скрываешься. Иди, Каппадокиец, я надеюсь на тебя.
– Сделаю все, как ты сказал, господин.
Спустя час после восхода солнца явилась Лициния.
– В чем дело, Марк, к чему такая спешка? Твой раб едва ли не силой вытащил меня из храма.
– Сейчас все узнаешь, Лициния.
Красс провел весталку во двор. Там, под сенью виноградной лозы, их ждал небольшой стол. Могучий тевтон с поспешностью, не свойственной людям его телосложения, подавал завтрак.
Красс не случайно выбрал это место для встречи с весталкой. С одной стороны, они были у всех на виду, с другой – никто не мог слышать их разговор.
– Скажи, Лициния, что грозит весталке, нарушившей обет целомудрия?
– А ты сам разве не знаешь, отчего поле у Коллинских ворот называется Скверным? На этом поле закапывают в землю весталок, нарушивших обет девственности. Там, под землей, устраивается небольшое помещение, куда ставится постель, лампа с огнем, съестные припасы: хлеб, кувшин воды и прочее – считается преступлением уморить голодом лицо, посвященное в высшие таинства религии. Виновную сажают в закрытые носилки и несут через форум. Когда носилки с преступницей прибывают к подземной комнате, весталка покидает их и по лестнице спускается вниз. Лестницу поднимают, отверстие закрывают и засыпают землей. Вот такая у нас, жриц Весты, расплата за минутную слабость.
– И что ожидает того, по чьей вине весталка лишилась девственности?
– Луция Кантилия, соблазнившего весталку Флоронию, засекли насмерть розгами.
– Ого! – Вздрогнул Красс. – Гораздо приятнее, как обычному преступнику, лететь вниз головой с Тарпейской скалы.
– Однако к чему эти вопросы, Марк?
– Дело в том, что нам грозит все это.
– Не пугай меня, Марк, – побледнела Лициния. – Мы ведь не переступили роковую черту. За содеянное нами положено разве что наказание розгами.
– Сегодня ночью меня навестил претор с легионерами. Они забрали раба Сальвия. Помнишь кудрявого мальчика, который тебе понравился? А мне приказано явиться в курию на суд. Мы сидим, завтракаем, пьем вино, а в это время у Сальвия выясняют степень нашей близости.
– Чего же ты испугался, Марк Красс? Раб не может сообщить ничего, что привело бы нас к страшному концу. В его присутствии ты не касался даже моей руки.
– Лициния, Лициния! Ты сама простота, – горько усмехнулся Красс. – Под пыткой Сальвий может показать, что с тобой спали все мужчины Рима.
– Зачем же кому-то надо добиваться от него ложных признаний?
– Ты забываешь о принадлежащей тебе красивой вилле. В моем владении находится немало домов, как в самом Риме, так и за его пределами. В нынешнее время люди гибнут и за меньшие ценности.
– Что же делать, Марк? – взмолилась Лициния.
– Я вижу только один выход, – выдержав паузу, заговорил Красс. – Можно представить наши отношения как деловые. Предположим, я хотел купить у тебя виллу, и мы встречались для обсуждения сделки.
– Но я не хочу ее продавать.
– Лициния! Это единственная возможность нашего спасения. Разве клочок земли, дом с заброшенным виноградником дороже жизни? Я заплачу тебе за все сто тысяч сестерциев, и, возможно, этим мы оправдаем себя.
– За мою виллу – сто тысяч?! Да это же грабеж! Хороший гладиатор стоит дороже!
– При чем здесь деньги, Лициния? Речь идет о нашей жизни. К тому же, у меня нет в наличии больше денег.
– Марк Красс! Да ведь никто не поверит, что такую виллу можно купить за столь ничтожно малую сумму без особой на то надобности.
Красс после недолгих раздумий предложил:
– Двести тысяч и ни ассом больше. Придется влезть в долги, но голова дороже. Ведь так, Лициния?
Марк Красс даже в минуты грозной опасности оставался самим собой.
– Ну, так как, Лициния, согласна? Прежде чем ответить, учти, что наша жизнь сейчас стоит едва ли дороже жизни раба, накрывавшего стол. Если случится худшее, то ни мне, ни тебе не будет нужды в этой вилле. Но предположим, что мы сумеем оправдаться. Ты отдашь полученные деньги под проценты и к тому времени, когда закончишь исполнять обязанности жрицы Весты, сумма станет в несколько раз большей. За эти деньги можно купить отличное имение в любом уголке Лация.
– Поступай, как знаешь, – обреченно махнула рукой Лициния.
Месть Красса
Ровно в два часа после полудня Красс стоял перед отцами-сенаторами.
Недавняя гражданская война и проскрипции заметно сказались на численности римского сената. Многие скамьи пустовали, что служило предупреждением остальным о необходимости тщательно обдумывать свои слова и действия. Это был уже не тот сенат, который одним словом стер с лица земли единственного достойного соперника Рима – Карфаген, отдавал приказы о покорении Испании, Македонии и прочих многочисленных греческих государств, решал судьбу самого могущественного царя Азии – Антиоха. Нынешний сенат привык безропотно повиноваться бессменному диктатору Луцию Корнелию Сулле Счастливому. Более того, сенаторы по жесту или взгляду его старались предугадать желание диктатора и немедленно его исполнить.
Как назло, Сулла отсутствовал на заседании сената, но зато перед ними стоял один из его любимцев и обвинялся в тягчайшем преступлении.
Марк Красс собрал в кулак свою волю и смелым, гордым взглядом окинул отцов Рима. "Да они боятся не меньше меня!" – сразу оценил ситуацию ловкий богач, и это придало ему уверенности.
Красс, конечно же, видел на лицах некоторых сенаторов злорадство и зависть – эти чувства, словно невидимая аура, окружали любого более удачливого товарища, будь он сенатором или воином, захватившим ценную добычу, торговцем, выгодно продавшим товар, или рабом, получившим теплое место в доме хозяина. Зависть – жестокий палач, во все времена отправлявший тысячи и тысячи людей в небытие раньше положенного срока. Но сейчас этот беспощадный убийца был в нерешительности – слишком велика была возможность получить ответный удар. Сегодня у зависти был сильный противник – страх.
– Да сопутствует счастье и удача сенату и римскому народу! – Свою речь консул Квинт Цицилий Метелл начал с традиционного приветствия. – Сегодня мы собрались по поводу более чем прискорбному: один из наших товарищей обвинен в сожительстве с весталкой. Случай чудовищный для Рима, и мы должны разобрать его со всей тщательностью. Имя обвиняемого – Марк Лициний Красс. Я называю его имя с чувством глубокой горечи и сожаления. Во-первых, я прекрасно знал отца Марка Лициния – консула и цензора, прославившегося порядочностью, чистотой в отношениях с людьми и являвшегося примером для всего Рима. Во-вторых, сам Марк Красс снискал себе славу в недавней войне и до сих пор был достоин своего отца. Поэтому я требую справедливости, справедливости и еще раз справедливости.
Речь Метелла была проникнута сочувствием к обвиняемому. Для Красса это был хороший знак.
– А теперь я должен спросить: признаешь ли ты, Марк Лициний Красс, себя виновным в том, что вступил в преступную связь с весталкой Лицинией? – задал консул полагающийся в таких случаях вопрос.
– Нет, уважаемый консул! Более чудовищного и несправедливого обвинения мне не доводилось слышать.
– Не омрачил ли ты свои уста ложью? – послышался голос Квинта Аврелия. – Подумай, Красс, может, лучше рассказать правду отцам-сенаторам. Ведь Лициния очень хороша собой, и я готов понять тебя как мужчина.
– Я прекрасно знаю, что ты, Квинт Аврелий, меня ненавидишь, и хотел бы посмотреть, как твоего товарища по сенатской скамье бросают с Тарпейской скалы. Но я не стану на себя наговаривать ради того, чтобы доставить удовольствие нескольким ничтожествам.
– Будь более воздержанным в своих словах, Марк Красс, – предупредил консул. – Мы собрались не для того, чтобы оскорблять друг друга.
– Как же быть спокойным, если меня обвиняют в том, чего я не совершал даже мысленно? Я хотел купить у Лицинии виллу и встречался с ней только для того, чтобы склонить ее к выгодной сделке.
