Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
– Ты о чем, Николай? – не понял мичман, тоже поднимаясь на ноги.
– Да все об этом. – Вахмистр продемонстрировал всем собравшимся вокруг тубу из-под пищевого концентрата. Точно такую же, какие лежали у каждого из десантников в рюкзаке в составе продуктового запаса на непредвиденный случай. – «Фасоль белая с салом», – прочел он, поворачивая емкость перед стеклом шлема. – Сожрал хавчик втихаря, а нас разыграть решил. Шутник, блин, тевтонский!
– Не мели ерунды, – отозвался Грауберг. – Я свой НЗ и не вскрывал. А это… – он отобрал тубу. – Я что, по-твоему: зубами отгрыз? – Он провел пальцем по краю полукруглой выемки в тонком пластике.
– Не, это не зубами, – завладел находкой урядник Алинских. – Это срезано чем-то… Стоп! А тут внутри листок какой-то…
При свете фонаря, загородив от ветра спинами клочок рвущейся из рук желтой, в разводах, хрупкой бумаги с едва различимыми каракулями, десантники прочли:
«10 августа 20…
Двенадцатый день. Надежды на спасательную экспедицию больше нет, НЗ на исходе. Аккумуляторы костюмов разрядились пять дней назад. У Яснова обморожены руки и лицо, у меня тоже не все в порядке… Принял решение идти на запад. Может быть, там есть люди. Здесь мы все равно погибнем. Если кто-нибудь найдет эту записку, передайте…»
Далее текст обрывался, поскольку листок бумаги в этом месте был срезан пулей «Василиска».
– Яснов? – нарушил молчание кто-то из бойцов. – И тут тоже Яснов. Прямо как наш.
– А ведь сегодня-то тридцатое июля, – припомнил кто-то. – Десятое августа аккурат через двенадцать дней…
Бежецкий бережно сложил письмо и спрятал в нагрудный карман комбинезона. Он уже все понял…
– Да это ведь почерк Батурина! – запоздало догадался вдруг Лежнев. – Он мне бумаги заполнял в прошлом месяце в офицерскую школу! Неужели… Надо идти за ними – может, еще успеем помочь!
– Не успеем, – вздохнул Александр. – Бумага какая, видели? Ей как минимум год. А то и все десять… Да и туба вся плесенью проедена… Все: наших товарищей больше нет. Возвращаемся.
– Как нет? Они же только что… Нет, так нельзя! Надо попробовать!
– Попробуем в следующий раз. А пока нужно доделать то, ради чего мы сюда пришли. Слушай мою команду…
– Вижу на экране локатора движение, – раздался в наушниках бесстрастный бас Решетова…
9
– Нет, ты слыхала, какая петрушка?..
Сказать, что вахмистр Лыжичко был сегодня пьян – значит не сказать ничего. Даже такие термины, как «пьян в стельку», «нализался в лоскуты» или «бухой в хлам», казались чересчур мягкими для того состояния, в коем в данный момент пребывал сей незаурядный индивидуум. Он был просто «никаким».
Вообще-то, в категорию «пьющих» или даже «выпивающих» он не входил. Так, чуть-чуть по какому-нибудь выдающемуся поводу, да и то не слишком часто и в меру. Да иного и быть не могло: Служба чрезвычайно ревниво следила за нравственностью своих сотрудников и не терпела никаких излишне явных отклонений от ординара. И уж если не поощрялись такие безобидные «таракашки», как коллекционирование почтовых марок или увлечение певчими птичками, то склонность к спиртному…
И разрази его гром, если он мог бы внятно объяснить, почему именно сегодня…
А все эта мимолетная встреча в подземке…
Николай, сменившись с дежурства, ехал домой, в свою небольшую квартирку на южной окраине. Вагон метро, как обычно в этот час, был переполнен, и уставший мужчина, мерно покачиваясь в такт движению, как и все его невольные попутчики, стоял, держась за ременную петлю и бездумно пялясь в темное зеркало окна. Изредка за стеклом мелькали какие-то кабели, трубы, тут же уносящиеся вдаль, и когда рядом с его отражением обрисовалось узкое и бледное женское лицо, жандарму показалось, что это снаружи кто-то пытливо вглядывается ему в глаза. Наваждение было настолько диким, что он даже зажмурился и потряс головой, пытаясь его отогнать. Но стоило осторожно приоткрыть веки, как «потусторонний дух» в стекле мягко улыбнулся и превратился всего лишь в обычную попутчицу, одну из десятков прочих пассажиров обоего пола, тесно стоящих вокруг. И, что самое главное, ничего особенно в ней не было – так, немного усталая женщина, как и все добирающаяся в свой «спальный район» с работы или службы. В обычное время он никогда не обратил бы на нее внимания, не вычленил в толпе взглядом.
– Вам нехорошо? – прожурчал в ушах невообразимо приятный голос, который хотелось слушать, слушать, слушать без конца…
Порой вахмистр приходил в себя, изумляясь, каким образом он попал в совершенно незнакомый ему кабак, набитый под завязку какими-то подозрительными личностями, смахивающими не то на иностранных моряков, не то вообще на каких-нибудь контрабандистов или торговцев краденым. Да и разноголосый гомон вокруг, в котором слова из всех без исключения европейских языков сплелись с воровскими терминами в причудливую вязь, это подтверждал. Подобного общества, кстати, Служба тоже не одобряла.
– Будем, – слышалось откуда-то из облака дыма, и о стакан Николая, стукался другой, зажатый в мощной руке, поросшей рыжим волосом, скрывающим смутные татуировки.
Но мысли в одурманенном мозгу оформиться не успевали, потому что взгляд снова натыкался на бледное лицо напротив, а чарующий голос обволакивал, опутывал по рукам и ногам, лишал сил к сопротивлению…
– Такая штука… – бормотал он против своей воли, хотя его никто к этому не принуждал: так бывает в полусне, когда человек несет околесицу, отвечая на чей-нибудь вопрос. Но сейчас никто его ни о чем не спрашивал, да и слова его околесицей назвать было трудно – разве что на первый взгляд. – Получается… Два их, понимаешь… Один – начальник… Генерал… А второй… а второй…
Рассказ повторялся уже, наверное, десятый раз, и ничего нового захмелевший вконец жандарм поведать собутыльникам уже не мог. В конце концов, они это поняли.
– Не пора ли нам прогуляться? – деловито осведомилась девушка, действительно бледная, но, конечно, потустороннее существо ничем не напоминавшая – освещение виновато, не иначе. – Освежиться малость…
Никто не возражал, и двое ее плечистых спутников тут же подхватили безвольное тело вахмистра и увлекли наверх из душного подвальчика, без особенных церемоний волоча его, вяло перебирающего ногами, по ступенькам крутой лестницы.
Но освежиться ему уже было не дано.
Что-то острое и очень-очень холодное вдруг кольнуло в левый бок, почти без боли, совсем как шприц в руках у веселой румяной медсестры, делавшей в детстве прививку. Только холод не прошел, а постепенно распространился по всему телу…
Где-то на грани восприятия умирающий вахмистр Лыжичко еще слышал далекие, что-то деловито бормочущие голоса, бессознательно пытаясь выделить среди них тот самый голос, цепляясь за него, как утопающий за соломинку…
Пытался и тогда, когда его тело рухнуло в ледяную воду, а волны сомкнулись над головой…
* * *«Нет, что не говори, а клетка у меня обалденная…»
Александр отошел от окна и не торопясь прошелся по отведенным ему апартаментам. Три комнаты, кухня, роскошный санузел, совмещенный, правда, но по стандартам этого мира никто ничего страшного в подобной компоновке не видел. Пресловутых хрущевок и всех связанных с ними прелестей тут так и не узнали.
Нога почти не болела, да и от сложной конструкции на поврежденной руке осталась только легкая пластиковая шина, практически не мешающая движениям. Здешняя медицина творила настоящие чудеса. Как, естественно, и в том мире, который Бежецкий только что покинул. Близнецы-с…
Да, на своей недосягаемой теперь родине (одному Богу да сгинувшему без следа Полковнику известно, где расположены ворота, ведущие туда) майору пришлось бы как минимум пару месяцев еще таскать на себе несколько килограммов гипса, а брюки застегивать с чужой помощью, но тут… Тут все было в норме. Настолько, что даже мысли всякие посторонние в голову полезли.
А что тут такого? В Сети больше ничего интересного не находилось – сходства между мирами было гораздо больше, чем различий, – близнец о его существовании забыл, похоже…
«В самом деле, – Александр почувствовал некоторое раздражение, – посланец я из другого мира или так – на огонек забежал? То мучили расспросами, уточнениями, а тут сразу стал не нужен… Мы так не договаривались!»
Бежецкому с некоторых пор стало тесновато в четырех стенах роскошной тюрьмы. Буквально выражаясь, конечно, – гулять по обширному парку его выпускали по первому требованию и без всякого конвоя. Но вот мир за высоким забором, увитым поверху плющом, который, как небезосновательно полагал опытный в этих делах военный, скрывал датчики сигнализации, оставался табу. И это было не совсем правильно с точки зрения Александра.
«А что если сходить погулять? Я ведь, в конце концов, не злоумышленник какой-нибудь, не военнопленный… Возьму да выйду отсюда. Пусть попробуют удержать!»
