Олег Дивов - Выбраковка
– И как же он ее загнал? – поинтересовался Валюшок.
– Натурально. Измором взял. Сел на хвост и не слезал, пока она сама в Яузу не упала на нервной почве… А буквально на следующий день Федя переходил улицу на красный свет и попал под машину. Вот ты бы поперся на красный? Чтобы тебя насмерть задавили, и ты же еще остался виноват… Так вот, Леха, мы с тобой насчет расстрелов не договорили. Заруби на носу, выбраковка не расстреливает. Все, что ты слышал на подготовительных курсах, чистой воды правда. Наша задача – изъять из общества его врагов, обеспечить доказательную базу для суда – и все. Дальше работают уже судейские и ГУЛАК. А если мы кого-нибудь в процессе задержания убьем – значит, он использовал свое законное право оказать сопротивление. Исключений не бывает. Каждый занят своим делом. Милиция – розыском и профилактикой, мы – санацией, прокуроры э-э… прокурорят, а ГУЛАК уже конкретно истребляет всякую мразь. Путем создания ей невыносимых условий жизни. Между прочим, только строго между нами, пару раз случались запланированные побеги с каторжных работ.
– Запланированные? А-а… – Валюшок поежился.
– Кто-то должен был рассказать братве, какой это ужас.
– Слушай, это на самом деле так… Так страшно?
– Просто гибель, – кивнул Гусев. – Я ездил в командировки. Дознавателей сопровождал ко всяким узникам на допросы по вновь раскрытым делам. И кое-что смог увидеть. Они вкалывают, как безумные. Там ведь можно пробиться в десятники, в бригадиры, устроиться на придурочную должность и этим немного облегчить свою участь. Читал Солженицына? Ничего похожего. А вот на фашистские концлагеря смахивает весьма. Малейшее неповиновение – тебя хватают под белы рученьки и уводят. Только не в газовую камеру, а на парочку уколов. И возвращаешься ты потом в тот же барак – остальным в назидание. Тихий и смирный возвращаешься. Их бы всех химией глушили, только на всех таблеток не напасешься.
– Каторга должна быть прибыльной, – согласился Валюшок понимающе.
– Забудь! – усмехнулся Гусев. – В наши дни каторга не может быть прибыльной. В сталинские времена – еще куда ни шло, но сейчас рабы больше съедают, чем производят. Это ты пропаганды наслушался. Все успехи Союза, дорогуша, зиждятся на трех китах. Каждый платит налоги – раз. Нет теневой экономики – два. И принцип «у нерусских не покупаем» – три. Конечно не в том смысле, что мы «Кока-колу» больше не пьем, а в том, что у нас турки Кремль не ремонтируют и чурки дачи не строят. А каторжники – это просто было подспорье в самом начале…
Мимо проехал, обгоняя выбраковщиков, давешний «БМВ» и круто спикировал к подъезду дорогого ночного клуба. Валюшок невольно засмотрелся на яркую вывеску. Он здесь не бывал, да и вообще давно перестал тянуться к навороченным кабакам. У него имелся свой любимый пивнячок в двух шагах от дома. С бильярдом, дартсом и теплой спокойной обстановкой. Как у любого нормального человека в этом городе. В неоправданно дорогих безвкусных заведениях наподобие того, куда направилась дамочка из «БМВ», тусовались как правило не совсем нормальные. Скучные пустые люди, измученные вечным ощущением, что им чего-то не додали в жизни. Валюшок понимал, откуда это. Он и сам когда-то не знал, чем заполнить щемящую пустоту внутри, которая никак не хотела проходить, хоть ты ее пейнтболом, хоть горными лыжами, хоть книгами хорошими. Бесился, на стенку лез в поисках новых ощущений… А потом все улеглось. Оказалось, нужно просто найти свою любовь и отыскать дело по душе. «Просто…? Черта с два это так просто. Многим до самого конца так и не удается. Интересно – Гусеву удалось?»
Гусев крутил баранку и разглагольствовал. Валюшок не без труда вернулся к действительности и прислушался.
– …конечно наши порядки не очень-то согласуются с Декларацией Прав Человека, – вещал Гусев. – Но зато в Союзе можно по-человечески жить. Совершенно без страха. Думаешь, почему наш режим так люто ненавидят все правительства мира, кроме совсем уж тоталитарных, а мы с ними по-прежнему выгодно торгуем, науку вместе делаем, экспедицию на Марс готовимся запускать? Да потому что любой, кого хоть раз ограбили на улице, у кого обчистили квартиру, угнали машину, кого просто без повода измордовала гопота… В тот момент, сжимая кулаки или утирая слезы, он мечтал переселиться в Союз, где такого не бывает в принципе. Нас давно бы стерли в порошок, даже ценой ядерной войны. Но общественное мнение не позволяет. Сколько ты его телевизором ни потчуй, сколько ни капай на мозги – люди хотят, чтобы Союз был. Хотя бы как недосягаемая мечта, как символ. Мы создали утопию, Леха. Мы почти уже построили безопасное общество. Мы! Мы это сделали, понимаешь?
– Ну, я-то пока ничего не сделал, – потупился Валюшок.
– Уже начал. Да и успеешь еще, – пообещал Гусев. – Я же говорил – очередной подвиг назначен на полночь. Будет чем заняться. Круто пошел твой первый день – ну и закончим в том же духе…
Глава двенадцатая
Как уже говорилось, князь опирался на поддержку беднейших слоев населения страны. Но, конечно, антифеодальная политика Влада вдохновлялась совсем не любовью к простому люду и не состраданием – это чувство было ему неведомо, а стремлением к укреплению государства и собственной единоличной власти.
На стоянке у памятника Маяковскому Гусев пристроил машину рядом с несколькими такими же неприметными автомобилями, в каждом из которых лениво покуривало по три человека.
– Уж полночь близится, а Мышкина все нет, – сказал он, оглядевшись. – Непорядок. А-а, легок на помине…
От Садового поднимался огромный «дальнобойщик». Машины на стоянке дружно завелись. Фура свернула на Брестскую, и за ней тут же выстроилась целая кавалькада.
В тесном переулке грузовик притерся к обочине. Группа Мышкина кое-как запарковалась вокруг и полезла в трейлер, задняя дверь которого наполовину распахнулась, вывалив наружу короткую лесенку.
– Мобильный штаб, – объяснил Гусев. – Он же летающая крепость. Пошли, чего сидишь?
Внутри трейлер оказался похож на конференц-зал пополам с сельским клубом: проекционный экран, несколько столиков с компьютерами, ряды простецких деревянных скамеек человек на тридцать. Дополняли обстановку зарешеченные боксы для клиентов в ближнем ко входу торце и пара кондовых несгораемых шкафов. Это уже было явно не клубное оборудование. Валюшок заинтересованно вертел головой, Гусев его подталкивал.
Выбраковщики расселись, мягко захлопнулась дверь. В президиуме обнаружилась необъятная туша Мышкина, рядом с которой совсем потерялся мелкий неприметный человечек. При всем желании Валюшок не смог бы описать его внешность – просто некто в галстуке. Да и галстук этот тип повязал, скорее всего, чтобы отвлечь внимание и стать таким образом вовсе невидимкой.
– Восемнадцать, – прогудел Мышкин. – Короче, все живы. И даже все на месте. Так сказать, более, чем достаточно. Внимание, товарищи. Это, так сказать, наш старый знакомый, коллега, так сказать, из… Короче, неважно, откуда.
– С Петровки коллега, – подал реплику кто-то в передних рядах. – Как его… Капитан Петров, вот.
– Майор Сидоров, – представился «коллега». Голос у него оказался тихий и бесцветный. «Хороший, наверное, специалист, – подумал Валюшок. – С такой внешностью хоть в разведку иди, сам Бог велел. И не дурак. Готов поспорить, на самом деле он полковник Иванов».
– Тамбовский волк ему коллега, – неожиданно в полный голос сказал Гусев. Все головы в «конференц-зале» тут же повернулись в его сторону. Мышкин предупредительно заворчал. – Расскажи, майор, как ты у меня Шацкого отнял. Этому маньяку самое место было на урановых рудниках. Кровавыми слезами плакать и руки-ноги веревочками подвязывать. А он вместо этого третий год тебе стучит. И на АСБ плюет при каждом удобном случае. И денег у гада немерено. Сколько ты ему платишь, майор?
– У вас еще что-нибудь по этому вопросу, товарищ Гусев? – учтиво спросил майор.
– У меня по этому вопросу есть именной патрон. Так на нем и написано: «убийце-садисту Шацкому с приветом от Центрального».
– Никого он не убивал, – начал потихоньку заводиться майор. – А вот сколько мы всякой дряни изобличили с его помощью…
– Дай мне Шацкого, я его в пять минут изобличу. Он у меня сначала чистосердечное напишет, а потом добровольно удавится, – пообещал Гусев.
– У тебя, Гусев, чистосердечное написал бы даже, так сказать, Дзержинский, – сообщил Мышкин.
– Жалко, не дожил, – вздохнул Гусев.
Группа Мышкина одобрительно захихикала.
– Короче, Пэ, заткнись, пожалуйста, – попросил Мышкин.
– Виноват, старший. Разрешите вопрос к товарищу майору?
– Не дождешься! – почти выкрикнул майор, отвечая на еще не заданный вопрос. Голос майора наконец-то приобрел окраску – ехидную и мстительную.
– Да хрен с ним, с Шацким, все равно на пулю нарвется рано или поздно, – сменил тему Гусев. – Меня больше интересует, как продвигается дело Бобика.
