Василий Головачёв - СПАСАТЕЛИ ВЕЕРА

— Извините, здесь проживает гражданка Сухова Мария Ильинична?

— Проходите, — посторонился Симагин, круглый, потный, в костюме, несмотря на жару. — У нас тут похороны, помяните ее сына. А что вы хотели?

— Я не знал, извините. Газ-служба, обычная профилактика. Зайду в следующий раз. А что случилось?

— Погиб ее сын. — Симагин вытер лоб платком, поморщился. — Несчастный случай, разбился, с другом на машине, она загорелась… — Федор Тихонович махнул рукой с платком. — В общем, еле узнали, да и то по родинкам на плече.

Гость сожалеюще поцокал языком.

— Да, это неприятно. — Увидев удивленный взгляд родственника, заторопился. — Извините, у меня еще много заказов.

— Ничего себе — «неприятно»! — пробормотал Симагин, провожая его взглядом, но тут же забыл об этом, возвращаясь в квартиру, где царила тягостная атмосфера воспоминаний и последних речей вослед безвременно ушедшему.

Самолет взлетел в девять вечера из Быкова, и Сухов с каким-то новым для себя чувством потери глянул на город сверху: скопление рукотворных холмов из бетона, кирпича, стали, стекла и асфальта, среди которых сновали металлические жуки-автомобили и ползали мураши-люди. На душе скребли кошки, было муторно и тоскливо, и до боли в желудке хотелось проснуться и зажить прежней, расписанной по нотам жизнью. Но танцор знал, что это невозможно, возврата к прежней жизни не было, как бы ни повернулось колесо судьбы. И все же сердце жаждало успокоения, а не борьбы. Все еще помнились глаза матери, растерянные, ничего не понимающие, не умеющие лгать, и сжималось сердце в тревоге за нее: сможет ли она сыграть роль убитой горем матери, если кому-то из неведомых далей и времен вздумается проверить, умер ли ее сын на самом деле или нет.

На свои похороны Никита не пошел, вернее, его не пустил Такэда, решивший не рисковать. Ксения присутствовала на кладбище и должна была рассказать все подробности, хотя и месяцем позже, когда все поутихнет. Как и мать, она знала правду, но роль свою сыграла вполне искренне, понимая, что от ее игры зависят последствия «похорон».

Улетали «погибшие» без нее, девушка даже не знала — куда, но готова была ждать весточки и прилететь по первому же зову.

Такэда, сидевший рядом, искоса поглядывал на друга, но молчал, понимая его состояние. Сухов отрезал свои длинные волосы, волной падавшие на шею, отрастил бородку и усы и теперь походил на коммерсанта, спешащего по делам на край света — в Хабаровск. Такэда тоже отрастил усики а-ля Чарли Чаплин и превратился в типичного экранного мафиози, связываться с которым вряд ли стоило кому бы то ни было.

Операцию с «похоронами» они разрабатывали почти месяц, а осуществили лишь в середине сентября, когда подвернулся случай.

Во всем мире существовала практика негласной перевозки и похорон трупов из моргов полиции или милиции, «прошедших опознание, но не опознанных». Чаще всего такими становились одиночки, уехавшие из родных мест и погибшие на чужбине, в авариях, катастрофах, а зачастую и от ножа бандитов. На этот раз милицейский «ворон» перевозил в Москву из Реутова десять молодых парней, целую команду «самоубийц», путешествовавшую по стране на велосипедах и не имевшую никаких документов: все они, перепившись, спали на сеновале в одной из деревень и сгорели в одно мгновение, не успев сообразить, что случилось, когда одному из них захотелось покурить.

Машина с останками слетела с шоссе в реку ночью — лопнуло переднее колесо, и водитель не смог удержать холодильник на дороге; к счастью, сам он остался жив, как и сопровождающие мертвый груз. Правда, этим повезло меньше, оба милиционера получили сотрясение мозга.

Сообщение об аварии пришло в центральное городское ГАИ в первом часу, и тотчас же это стало известно Такэде, компьютер которого давно «дежурил» в сети компьютеров всех тревожных служб Москвы. На место происшествия инженер приехал с Никитой через полчаса, опередив гаишников и милицию. Еще через несколько минут два полуобгоревших трупа, завернутых в гардины, лежали в кабине «сотки» Сухова, а остальное было делом техники. Водитель был без сознания и ничего не заметил, и заметили ли милицейские чины пропажу останков двух человек, друзья так и не узнали: морозильник свалился в реку, и это обстоятельство сработало на руку похитителям.

Самым трудным делом оказалось воспроизведение на плече одного из трупов, соответствующего по габаритам и мускулатуре Сухову, наколки, имитирующей родинки «семерки», но в конце концов Такэда, специально консультировавшийся по данному вопросу, справился и с этим. Все их действия происходили в полутемном гараже Такэды и так измотали танцора, что он едва не сорвался, крича шепотом, что «плевать он хотел на все эти СС и ЧК», что «хочет жить, как все люди, пойдет в Госбезопасность, во всем признается, и будь что будет». Толя не возражал, продолжая начатое, и пыл Сухова иссяк, хотя потом он признался, насколько все это ему противно.

День они готовились к «операции отхода», а пятнадцатого сентября вывели ранним утром машину, выехали за город и удачно разбили ее на повороте о ствол огромного тополя, уложили подготовленные трупы надлежащим образом внутри и возле машины и подожгли ее. Похороны состоялись через два дня…

Самолет набрал высоту, стюардесса разнесла напитки, но Сухова сон не брал, несмотря на то что в последние сутки нервы его напряглись до предела, а сейчас наступило расслабление. Не спал и Толя, делая вид, что читает. Устал и он, взяв на себя на этом этапе все тяготы путешествия. В отличие от Никиты, все еще сомневающегося в верности их действий и реальности происходящего, инженер точно знал, что опасность смертельна и возврата к прежней жизни не будет. И только он один ведал, куда они летят и зачем.

В Хабаровске еще лет десять назад был создан Центр русского боевого искусства — ЦРБИ, инструктором-наставником которого стал учитель Романа, мастер шестой категории россдао, ученик знаменитого Деда, Иван Григорьевич Красильников. Такэда надеялся договориться с ним, чтобы обучать Никиту, с успехом начавшего путь бойца у Романа.

«Он просто талант! — вспомнил инженер слова инструктора. — За два месяца обогнал моих орлов, которые занимаются уже по году-полтора! Если так пойдет и дальше, он и меня обгонит через год». Через год, повторил про себя Толя. В том-то и дело, что года в запасе у него нет. Главное, чтобы в ходе занятий он осознал две истины: важна победа не над противником, а над собой, это раз, и два — побеждает не борющийся против чего-то, побеждает борющийся за что-то.

— А как было все здорово! — сказал вдруг с тоской Никита, не отрывая взгляда от иллюминатора, словно разговаривая сам с собой.

— Ты о чем? — покосился на него Толя. — Машину жалко, что ли?

Сухов на шутку не ответил и продолжать не стал, но Такэда и так понял его мысль: танцор до вмешательства в его жизнь темных сил жил в своем мире, удобном во всех отношениях, созданном для таких же, как и он, людей искусства и спорта. И потому оторванном от остальных миров, в которых на разных уровнях достатка и бытовых условий жили другие люди, от безработных до президентов, членов банд и мафиозных кланов. Оказавшись за бортом своего достаточно прочного ковчега, столкнувшись с чужим миром жестокости, насилия и страха, поняв, что теперь необходимо жить иначе, решать все самому и отвечать за последствия каждого шага, Никита Сухов, чемпион России по акробатике, серебряный призер чемпионата мира, великолепный танцор, растерялся. Умом он понимал, что спокойное течение бытия закончилось, но душа все еще жаждала возвращения к нему. А почва под ногами была зыбкой, неверной, колеблющейся, как торф на болоте…

— Наверное, я просто невезучий, — закончил Сухов разговор с самим собой.

— Не плачь, меченый, — сухо сказал Такэда. — Тебе еще повезло: ведь боевики СС могли тебя убить еще тогда, в парке. Вожак тебя просто пожалел.

Никита оторвался от созерцания иллюминатора, глянул на товарища, криво улыбнулся, щеки его порозовели.

— Кого милует Бог, того жалует царь. Непонятно только, что за царь и где его искать.

— Главное, чтобы он был в голове. Знаешь пословицу: без царя в голове царем не станешь!

— Ты говорил, существовала какая-то книга, в которой якобы указан вход в тоннель, связывающий Миры Веера.

— Книга Бездн. По легенде она связана Страшным проклятием на десять тысяч лет. Была заточена в стенах Сухаревой башни, которая стояла между Сретенкой и Мещанской, ее еще в эпоху Петра Первого строили. Но после разрушения башни Книга исчезла. — Такэда помолчал. — Я ищу ее уже почти полтора года.

— Ну и?…

— Есть кое-какие следы… слабые. Мне придется в связи с поисками помотаться по свету, так что побудешь один. Я оставлю тебе Даоскую книгу, она хоть и не Книга Бездн, но скрасит твое одиночество. Хочешь изречение из нее?