Пуля времени - Николай Свечин

– А поговорить? – неожиданно предложил Двуреченский.

– О чем? – вяло спросил собеседник на мушке.

– Да хоть о премьере в электротеатре в Большом Елоховском. Там будут показывать «Прекрасную Люканиду».

– Что-то не припоминаю…

– Приходи… И женщину свою приводи.

– Какую женщину?! – вспылил Юра.

В последнее время он настолько был занят вопросами элементарного выживания, что и не думал ни о каких женщинах. Хотя мог бы…

Как ни странно, в Москве его ждала еще не так давно любимая Оксана. Они относительно спокойно, без криков и битья посуды, прожили вместе четыре года. И только последние года два любовная лодка традиционно начала биться о быт, разные интересы, нехватку времени друг на друга и далее по списку.

Но когда он вспоминал об Оксане в последний раз? Юра не мог сейчас этого вспомнить! Даже Рита – подруга атамана банды, которую он видел-то дня два – будила в его воображении более теплые чувства, чем та, которую он наблюдал годами.

– Во сколько сеанс? – неожиданно для себя спросил Бурлак.

– Как обычно, в семь.

«Ничего не поменялось…» – пробормотал Бурлак про себя.

– Сколько стоит билет? – спросил он уже вслух.

– Рубль. На лучшие места побольше, рубль пятьдесят, – ответил Двуреченский, продолжая держать его на мушке.

Бурлак хотел еще что-то сказать. Но опасный собеседник его перебил. В буквальном смысле.

– Ладно, что-то мы заболтались с тобой. Бывай!

С этими словами Двуреченский без лишних сантиментов спустил курок. Раздался выстрел. И Бурлак почувствовал себя убитым…

Глаза застилала кровь. Изображение поплыло. Сознание поднялось над телом и вылетело в форточку.

Юра очнулся в своей комнате в «меблированных апартаментах». Как водится при подобных просыпаниях, со лба крупными каплями стекал пот. Плюс одышка. Понадобилось еще с полминуты, чтобы восстановить нормальное дыхание. Ночной кошмар, как он есть.

Юра огляделся. Была настоящая ночь. Улицы Москвы начала ХХ века не подсвечивались, витрины и рекламные щиты призывно не горели, Останкинская башня, которую еще не построили, не переливалась всеми цветами радуги. Поэтому, несмотря на приоткрытое окно, Бурлак-Ратманов лежал почти в кромешной темноте.

Но, как в фильмах про мастеров восточных боевых искусств, – необязательно видеть, чтобы понимать, что происходит вокруг. Опер явственно почувствовал чье-то присутствие. Этот кто-то был в его комнате и сидел на единственном стуле в противоположном от него углу.

Постепенно вырисовывался и силуэт незнакомца или незнакомки. Женский. И уже довольно знакомый. В углу спартанского холостяцкого жилища – за неимением достоверных данных о собственном будущем Ратманов снимал пока только такое жилье – сидела Рита.

Нагая и прекрасная. Опасная, как смерть, и манящая, как жизнь. Как награда за беспрецедентные переживания последних дней и непонятки на личном фронте последних лет. Или как черная метка, выданная ему Хряком. Это смотря как посмотреть.

Ратманов инстинктивно – профдеформация – потрогал постель рядом с собой. По смятой простыне и еще теплому следу от тела можно было предположить, что Рита уже была здесь.

Почувствовав, что он проснулся, женщина тоже подалась вперед. А хмурый опер и несгибаемый бандит растаял и без раздумий принял ее в свои объятия. Даже сам от себя не ожидал. Тюфяк. Тряпка. Рохля. Мямля. Можно было вспомнить множество подобных оскорблений и адресовать их самому себе. Но Бурлаку в кои-то веки захотелось обычного человеческого счастья. И в кои-то веки, не просчитывая свои действия на несколько ходов вперед, он просто поддался чувству.

Так хорошо ему не было уже очень и очень давно. Или ЕЩЕ не будет лет этак девяносто восемь…

Бурлак снова проснулся. Ощупал постель. Никакой Риты не было и в помине. Он уже стал привыкать и к путешествиям во времени, и к провалам в памяти. Хотя был бы сейчас в Москве, в смысле – в той, настоящей, послереволюционной, возможно, дошел бы даже до мозгоправа. Петька, напарник, в последнее время буквально прописался у одного психолога. Или психиатра. Или психотерапевта. Один хрен. И только Бурлак до сих пор считал себя нормальным, открыто насмехался над напарником и даже проводил с ним дружеские воспитательные беседы.

Хотя какой же он нормальный, если с ним происходит все это?! Когда он в прошлом встречается с понравившейся женщиной, надеясь, что в будущем это не будет считаться изменой. Когда не может контролировать происходящее даже в собственной голове, отличить сон от яви и видит сны внутри сна, если считать все события в прошлом большой иллюзией…

Бурлак-Ратманов присел, чтобы попить воды. И снова испытал это чувство. В комнате определенно кто-то был. И этот кто-то уже не был Ритой. Хотя сидел на ее месте на единственном стуле у двери.

Еще несколько мгновений, которые могли бы показаться вечностью, Ратманов и его таинственный соглядатай играли в кошки-мышки, ну или в прятки, после чего в комнате зажегся яркий свет.

Перед Георгием, перекрывая единственный путь к отступлению, сидел Казак. Настоящий. Без киношного шрама, который блестит на солнце. Но с настоящим рваным рассечением, действительно обезобразившим всю правую половину его лица.

Также в непрошеном госте можно было узнать и спутника артистки Веры Холодной. Таким образом догадка бывшего опера о проверке, устроенной ему негостеприимной бандой, полностью подтвердилась.

– Доброй ночи, – поприветствовал его атаман, пока Георгий еще моргал от неожиданно включенного электрического освещения.

– Доброй.

– Полагаю, представляться не нужно. Но я все же представлюсь. Скурихин Матвей Иванович, полковник Уссурийского казачьего войска, участник Англо-бурской войны, похода в Китай, Русско-японской войны и первой Балканской.

– Наслышан о вас.

– А я изучал вас в ресторане у Крынкина. Вы вели себя смело, если не сказать вызывающе.

– Спасибо.

– Это не комплимент. На самом деле мне не так уж и нужны те деньги, о которых вы говорили моему есаулу. Денег достаточно. Но мне нужны люди. В особенности обладающие качествами, подобными вашим. Поэтому я принимаю ваше предложение о сотрудничестве. Давайте поговорим. Мы действительно наделали много ошибок при нападении на Безенсона. Интересно послушать ваше мнение на этот счет. Итак?

Георгий сел поудобнее и задумался: с какой ошибки начать? Он понимал, что оттого, насколько он окажется убедительным, зависит многое. Возможно, даже его жизнь.

– Первая и главная – слабый кадр ваших людей. Идея с переброской саквояжа через забор неплоха. Но как же было не проверить местность?

– Согласен, но это лежит на поверхности, – махнул рукой Скурихин. – Удивите меня чем-нибудь более содержательным. Ну? Или нечем и весь ваш гонор ничего не стоит?

– Вторая ошибка – нападал один человек. А там банкир, служащий и извозчик. Трое! Надо было взять помощника и, к примеру, бросить служащему табаку в глаза. Хрен бы он после этого погнался за налетчиком. И уж точно не опознал бы его.

– Ну, уже лучше… – одобрил