Мародер без диплома - Саша Фишер
— Конечно, Ибрагим, — Фрол поднялся со стула и прошаркал к буфету. — Вот ключик от сарая. Сколько вы их хотите там держать? До утра?
— До ночи, — сказал Ибрагим. — Потом приедет наш грузовик, и мы их увезем. Оставлю им троих человек в охрану, чтобы проследили, чтобы не случилось чего.
— Договорились, Ибрагим, — Фрол растянул бледные губы в улыбке.
— Вот тебе, за беспокойство, уважаемый Фрол, — Ибрагим покопался в кармане длинной черной куртки и достал пачку купюр, перевязанную веревочкой.
— Приятно иметь с вами дело, — Фрол быстро спрятал деньги в карман широких штанов. Беки попрятали оружие — кто за спину, кто в кобуры. Двое подхватили Натаху, двое — Бюрократа, один, самый здоровый, закинул меня на плечо. Процессия вышла во двор через заднюю дверь. Лязгнул замок сарая. Со своего ракурса я мог видеть только пятки кирзовых сапог, топавших по выложенной кирпичом тропинке. В какой-то момент стало темнее, под сапогами мелькнул деревянный порог. Потом Бек бросил меня на дощатый пол. Я услышал как приглушенно охнул Бюрократ где-то справа.
— Эй ты, — снова раздался повелительный голос Ибрагима. — Останешься с Мирзой и Ахметом. Следить, чтобы не шевелились, ясно? Если что-то случится, ремней из твоей спины нарежу!
Да уж, похоже, особым уважением Гиена тут не пользуется… Снова затопали сапоги, мне было не видно ничего, кроме деревянной стены, но понятно, что почти все, кроме названных трех из сарая вышли. Скрипнула, захлопнувшись, дверь. И стало тихо. Я завозился, пытаясь придать своему телу хоть сколько-то удобное положение.
— Ну-ка нэ двигаться! — тут же раздался окрик.
— Эй, да ладно! — миролюбиво сказал я. — Просто сяду поудобнее, я же связан по рукам и ногам…
— Тогда мэдленнее! — согласился Бек. Или Мирза, или Ахмет, кто бы их различал сейчас?
Я медленно перекатился через связанные руки и сел, опершись спиной на стену. Диспозиция так себе. Натаха, скрючившись, лежит в самом центре просторного сарая, прямо над ней, держа дробовик на ремне перед собой — один из Беков. Рядом с дверью — Гиена. И второй Бек справа от меня. Гиена прошелся вдоль стены, «мой» Бек проводил его презрительным взглядом. И тут у меня стало вырисовываться подобие плана. Пока еще довольно хлипкого, но за неимением горничной…
— Слышь, Гиена, — говорю. — А много тебе платят эти черножопые?
— Как ты меня назвал, сучок? — Гиена подскочил ко мне.
— Ой, ну прости, не запомнил, как там тебя зовут, — я ухмыльнулся. — Но смеешься ты, как Гиена, вот я и придумал прозвище…
— Чэго болтаешь? — спросил Бек возле Натахи.
— Да ладно, Мурзик, — говорю. — Болтать же не запрещали вроде. А так хоть вас повеселю, обезьянки.
— Я Мирза! — грозно сказал он, делая шаг в мою сторону.
— Ну сорян, братан, — я попытался пожать плечами, но из-за связанных за спиной рук движение вышло неловким. — Я все равно ваши рожи друг от друга не отличаю…
Мирза одним прыжком подскочил ко мне и с размаху ударил в челюсть. В голове зазвенело, во рту появился вкус крови, но зубы вроде не выбил.
— Мирза, ты аккуратнее будь! — сказал Гиена. — Ибрагим сказал, что товар нужен целым.
— Ты еще мне поговори тут, сын шелудивой собаки, — прошипел Мирза, схватив меня за лацкан пиджака.
— Мирза, — сказал второй, значит Ахмет. А потом что-то добавил на каком-то гортанном тарабарском языке. Тот сразу пыл поумерил, отпустил мой пиджак, прошипел что-то на том же языке. И вряд ли это «что-то» прославляло мои дипломатические качества.
— Так что, Гиена, много они тебе платят? — спросил я еще раз. Мирза сверкнул глазами, но больше ничего не сказал.
— Не жалуюсь, — пробормотал Гиена, но губы его как-то подозрительно скривились.
— А то у меня есть одно предложение, как раз для такого парня, как ты… — со значением проговорил я. Ага! Лицо Гиены все еще было довольно злобным, но в глазах уже мелькнула искорка любопытства…
Глава 9. Плохая примета — ехать ночью в лес. В багажнике
Повисло угрожающее молчание. Оба Бека посмотрели на меня, потом одновременно перевели взгляд на Гиену. Тот отвернулся и начал насвистывать какой-то незамысловатый мотивчик.
— Закрой. Свой. Рот, — отчетливо проговорил Мирза, наводя на меня ствол дробовика. Я широко улыбнулся и тоже посмотрел на Гиену. Вид у него был жалкий. По лицу заметно, что дела у него так себе. Неужели всех его бородатых родственников положили? Папаня с проломленным черепом точно не должен был выжить. Мелкого застрелили в самом начале. Брежнев… Этот вроде живой был, когда мы с площади уходили…
— Эй, Гиена, — говорю. — Ты что ли один из всех бородатых выжил? И поэтому к черножопым в услужение пошел?
— Он что, плохо слышит? — Мирза напрягся весь, глаза выпучил. Но смотрел на на меня, а на Ахмета. Тот громко засопел, очевидно, тоже злился. Ствол в его руках дернулся. Но наводить его он на меня не стал, просто пнул ногой в бедро.
— Ты же знаешь, что как равного они тебя никогда не примут, да? — не обратив на удар никакого внимания, сказал я. — Особенно если ты им вот так сапоги облизывать будешь. Они же только силу понимают.
— Заткни ему пасть, Ахмет! — лицо Мирзы побагровело. Обрез в руках ахмета задрожал, даже пальцы побелели от напряжение. Он снова сказал длинную фразу на своем тарабарском языке. А Мирза ему что-то ответил на повышенных оборотах. В речи то и дело мелькали знакомые слова «Охранка», «Матонин» и «Матвеевка».
Наконец Мирза подошел ко мне и присел рядом на корточки.
— Слушай сюда, ямьзес ахмак, — медленно сказал он. — Ты наверное не сильно умный. Так я тебе разъясню сейчас все. Нам Ибрагим сказал, что ты должен быть живым. Без коленей человек тоже живой. Так вот. Если ты сейчас не заткнешься, то мой брат выстрелит тебе в ноги. А скажем мы, что ты чуть не сбежал. Анладымы?
— Убедительны речи твои, Мурзик, — говорю. — Хотя я и не все понял, но ты достучался до моего сердца…
Мирза быстро развернул дробовик и ткнул мне прикладом под ребра. Потом встал и вернулся на свой пост рядом с Натахой. Она лежала ко мне спиной, и лица ее видно не было.
— Эй ты, — вполголоса сказал Мирза, обращаясь уже у Гиене. — Не слушай этого ялганчы. Ты всегда будешь нам братом, не впускай яд его речей в свои уши.
Я снова посмотрел на Гиену. И почти возликовал. Лицо его было задумчивым. Он не смотрел ни на меня,
