Мародер без диплома - Саша Фишер
Бюрократ и я синхронно кивнули. Натаха взялась за тяжелое кольцо и три раза стукнула. С другой стороны калитки сначала раздался грозный собачий лай, потом зазвенела цепь, и из-под забора высунулся любопытный черный нос. Потом раздались шаркающие шаги и чье-то бормотание. Звякнула задвижка глазка. Некоторое время человек с той стороны забора изучал нашу троицу, потом раздался скрип отодвигаемого засова.
— Холера! Живая! — сказал седой тощий старик в длинной черной рубахе, похожей не то на платье, не то на сутану. Сколько ему было лет — хрен его знает. На вид так под сотню, не меньше. Кожа коричневая, сморщенная, волосенки тоненкие, череп сквозь них просвечивает. Зубов нет совсем. Только глаза не выцветшие, а яркие, как у молодого. — Ну заходите, дорогие гости!
— И тебе привет, Фрол Осипович, — сказала Натаха. — нам бы работенку какую…
— Суетливая ты девка, Холера! — старик хитро улыбнулся, отчего лицо его превратилось просто в узел из морщин. — Кто ж с порога о делах разговаривает?
Он посторонился, пропуская нас внутрь и удерживая за ошейник лохматую черную собаку. Натаха шагнула вперед, мимоходом прошептав мне на ухо:
— Ничего не ешь и не пей!
Глава 8. Цвет настроения — черный
Дом у Фрола оказался очень добротным и таким… основательным. Все было тяжеловесным и массивным — крыльцо, ставни в ладонь толщиной, справный рыжий котяра, неодобрительно взиравший на нас с перил. Дверь на вид такая, что, кажется и тараном не вынесешь.
Внутри дом тоже не подкачал — печь в половину комнаты, стол чуть ли не из бревен, стулья, которые и слон не сломает, если вдруг решит зачем-то присесть. Самовар размером с цистерну. И баба весом, наверное, центнера два. В длинной красной юбке и рубахе, обтягивающей ее необъятный бюст гораздо сильнее, чем мне бы хотелось. Она сидела на одном из этих самых «слоновьих» стульев, с аппетитом откусывала от румяной плюшки и прихлебывала чай из блюдца. Это была такая «киношная» картина, что я даже умилился на секунду.
— Присаживайтесь пока, — сладким голосом проговорил Фрол. — А Марфуша пока нам на стол соберет, верно Марфуша?
— Конечно, Фролушка, — неожиданно высоким голосом сказала Марфуша и подняла свой объемный зад со стула, который даже не скрипнул.
— Ты уж только постарайся, душечка, чтобы мне перед гостями стыдно не было, — Фрол похлопал ее по заднице, а она наградила его игривым взглядом. Я скосил взгляд на Натаху, которая вроде тоже была весьма даже нехрупкого сложения, но смотрелась рядом с этой Марфушей прямо-таки куклой Барби. Телеса возлюбленной старого Фрола задвигались, и она выплыла из гостиной в другую комнату, отделенную цветастой занавеской. Цветы, кстати, были тоже здоровенные. Этакие вульгарные толстомясые розы.
Натаха первой прошла к столу, успев шепнуть что-то на ухо Бюрократу. Наверное то же, что и мне. Интересные у них тут взаимоотношения, как я посмотрю.
— Слушай, Фрол, — сказала Натаха, закинув ногу на ногу. — Может все-таки давай сразу к делу?
— Наташенька, да я бы и рад, — старик встал рядом с другим стулом. Развел руками с видом простодушного простачка. Пожевал впалые губы. — Только вот мы же со Звонарем договор имели, а сейчас Звонарь где?
— Погиб Звонарь, — не моргнув глазом и не изменившись в лице ответила Натаха.
— Вот ты сама подумай, — Фрол помахал перед ее лицом длинным узловатым пальцем. — Я тебе сейчас дело дам, а ты — фьють! — хвостом махнешь и улепетнешь в какую-нибудь деревню под Барнаулом. Ищи тебя потом, чтобы свой процентик забрать.
— Так давай, может, новый договор подпишем? — сказала Натаха. — Я грамотная, читать умею. Писать тоже.
— Ну вот это уже деловой разговор, Наташенька, — Фрол торопливо проковылял к буфету. Тоже сколоченному из толстенных досок и украшенный замысловатой резьбой. Повернул ключик в нижнем ящике и достал оттуда несколько желтоватых листков. — Вот, у меня уже все подготовлено. Марфушенька моя на машинке напечатала, осталось только подмахнуть, и дело сделано.
— Где там надо подписать? — спросила Натаха, нетерпеливо поерзав на стуле.
— А можно я взгляну? — вдруг подал голос Бюрократ. — Вы же не собираетесь подписывать эти бумаги, не читая?
— Зачем? Это же просто формальность? — с видом того же простодушного простачка спросил Фрол.
— Значит никакого вреда не будет, если я прочитаю, прежде чем Натаха его подпишет, верно? — очки Бюрократа сверкнули, голос обрел неожиданную уверенность. А я подумал: " Интересно, какую силу вообще могут иметь бумаги в этой полностью анархичной местности? Разве этот Фрол сможет подать на Натаху в суд за невыполнение условий?«
— Наташенька, уверяю тебя, в этом нет никакой необходимости… — Фрол поджал губы, теперь вместо рта у него была жутковатая черная щель.
— Пусть почитает, — сказала Натаха.
Бюрократ ловко выхватил из рук Фрола бумаги, поправил на носу очки и погрузился в чтение. Читал внимательно, водя пальцем по строчкам и шевеля губами. В этот момент в комнату вплыла Марфушенька с деревянным подносом в руках. Желудок жалобно заурчал. Все-таки в последний раз я ел то хрючево на станции сегодня утром, а сейчас уже дело к вечеру. Румяные пирожки и толстенная колбаса, порезанная крупными кусками. Мммм…
— У меня есть три замечания и два вопроса по первой странице, — сказал Бюрократ, не обращая, кажется, никакого внимания на выставленное на стол угощение. В подпункте втором первого раздела, где речь идет о комиссионном вознаграждении, неясен контекст увеличения процента… — монотонно начал Бюрократ. Я почти сразу же перестал его понимать, как и ответы Фрола, впрочем. Ясно было, что эти двое разговаривают на понятном только им языке, причем так увлеченно, что прерывать их мне бы в голову не пришло. А Марфушенька тем временем сходила в другую комнату еще раз, и на столе появилась квадратная бутылка с вишнево-красным содержимым, видимо, какая-то наливка или домашний ликер. И крохотные (как неожиданно для этого дома вообще!) рюмочки, покрытые узорчатой эмалевой росписью. Страшно хотелось потянуться к столу и схватить один из пирожков. С чем бы он там ни был. Я так явственно представил, как впиваюсь в ароматную сдобу зубами, что чуть слюной не захлебнулся. Нет, так не пойдет! Надо отвлечься от мыслей о еде как-то. Я решил смотреть на Натаху. Она была довольно напряженной, иногда подозрительно поглядывала на другой дверной проем, тоже закрытый занавеской.
Я прислушался. Трескотня на бюрократическом перекрывала практически все звуки в этом доме. Глянул в сторону окна. Что-то мне там показалось неправильным. Тень какая-то метнулась, что ли… Окно было распахнутым, от сочной уличной зелени комнаты отделяла только белая тюлевая занавеска.
— Я
