Вера Ковальчук - Эльфред. Юность короля
Он обцеловывал ее лицо и обнажившуюся шею и пьянел от аромата здоровой и страстной молодой женщины. Запах казался ему терпким и будоражащим, как стенания влюбленного. Его прикосновения воспламеняли и ее, прячущую свою страстность под маской таинственной отстраненности. Женщина даже не притворялась, будто не понимала, что происходит — она просто любила предоставлять инициативу мужчинам и смотреть, как они себя поведут. Пусть это странно, но в такие минуты она чувствовала себя всевластной.
Это были единственные мгновения, когда Эдит ощущала в пальцах дрожащие от напряжения нити власти. Власть над королевством пришла к ней слишком рано, и слишком рано ушла. Теперь ей приходилось довольствоваться лишь той властью, которая по зубам любой красивой женщине, хоть простолюдинке, хоть королеве, да теми осколками влияния, которые полагались ей, как жене графа. Дочь короля Карла не понимала еще, как несправедливо обошлась с ней жизнь, сделав дважды вдовой к восемнадцати годам, а потом вновь толкнув в объятия нелюбимого человека. Она ловко обходила надзор и запреты — и чувствовала себя вполне довольной жизнью.
Эльфред окутал ее своим плащом и мягко опустил на траву. Потом, когда все свершилось, они лежали рядом, обнявшись, и он постоянно пытался завернуть ее в край плаща. Забота мужчины почему-то веселила женщину, но она не смеялась и даже почти не улыбалась, чтоб не обидеть. Утомленная и довольная, Эдит льнула к Эльфреду с полным правом, так, будто их сегодня повенчали, и они были вместе по благословению наблюдающего с высот Божества.
— Ты прибыла в Солсбери погостить, или только за своими деньгами? — лениво спросил принц.
— И для того, и для другого, — она дышала очень тяжело, совсем как новорожденный младенец. — Ты хочешь знать, долго ли я здесь пробуду?
— Хочу.
— Долго. Наверное, до поздней осени. Не слишком-то меня тянет во Фландрию, к мужу.
— Это хорошо.
— Я рада, что ты рад, — Эдит негромко рассмеялась. — Наверное, и в самом деле трудно приходится мужчине, у которого жена долго ходила непраздной, и только недавно родила.
При упоминании о жене плечо Эльфреда окаменело, и Эдит поняла, что ее власть над этим мужчиной не так уж велика. Он остается мужем своей жены, и готов ради временной любовницы отнюдь не на все. Впрочем, эти соображения мало тревожили молодую вдову. Она и сама пока еще не видела в их связи ничего особенного. Так, краткое развлечение. Чем же еще занять себя юной обеспеченной даме, которой не нужно волноваться о детях и хозяйстве?
Крестины ребенка были назначены на следующий день. Лихорадочно собрали все необходимое, служанки королевы всю ночь дошивали роскошное крестильное платьице — Эльсвиса не успевала сама. Малыш, еще не зная, что наутро он станет христианином, всю ночь спокойно проспал в своей кроватке, трогательный, как слепой котенок. Отец теперь, когда рассмотрел своего наследника, опасался слишком часто притрагиваться к нему. Такой маленький, такой хрупкий, кажется немыслимым, что эта кроха когда-нибудь будет орудовать мечом и орать датчанам оскорбительные слова.
Утром в церкви было холодно, будто глубокой осенью, хотя снаружи всеми красками полевых цветов бушевал венец лета, прекрасный июль. Священник, разодетый в самое праздничное одеяние, мерно читал положенные каноны, обращаясь, конечно, ко всем присутствующим, в особенности к родителям, а не к свертку тонкого холста, украшенного кружевами. Когда сверток развернули и окунули малыша в холодную воду, он завопил, как все новорожденные, протестующие против купания в слишком холодной воде. Правда, быстро замолчал и пригрелся на груди у матери. Эльфред с гордостью смотрел на своего сына. Только теперь он начал по-настоящему, всем сердцем чувствовать себя отцом.
А вечер он снова провел с Эдит. Они встретились за стенами замка, в леске, где любили друг друга, устроившись на его плаще. Темнота сгущалась, но тепло, которым дышала земля, еще не иссякло, оно обнимало любовников, словно солнечные ладони воплощенной любви. Эльфред целовал вдову своего отца, вдову своего старшего брата, и ему даже в голову не приходило подумать, а не поступает ли он плохо, изменяя своей жене. Ведь он остается мужем своей жены, он любит ее и ребенка. А Эдит… Эдит — это Эдит. Ему кружило голову необычное, ошеломляющее ощущение, которого он прежде не испытывал. Принц не склонен был задумываться о причинах возникших чувств, или копаться в собственной душе, пытаясь понять, какова же его любовь к жене, икакова — к любовнице. Встречаясь с Эдит, он на уровне инстинктов осознавал, что страсть его долго не проживет, и вскоре они расстанутся без сожалений и колебаний. Но пока больше всего на свете ему хотелось погружать лицо в пышные волосы французской принцессы и наслаждаться ее восхитительным ароматом.
Не прошло и недели, как с побережья пришли известия о том, что датчане появились близ бухты Саутгемптона, и следует ожидать, что в погоне за добычей они поднимутся и выше на север.
— Их легко будет прихватить еще до того, как они утолят свои аппетиты, — объяснил жене Эльфред. Перед походом он решил почистить кольчугу мелким песочком. — От Солсбери до бухты совсем недалеко. Я буду отсутствовать недолго.
— Я боюсь за тебя, — заботливо сказала Эльсвиса. — У тебя всего одна сотня воинов, а там — Бог знает сколько датчан.
— Гонцы говорили об одном корабле. На одной северной ладье не может быть больше сотни норманнов.
— Получается, что их столько же, сколько и вас.
— Ну, так что?
— Они же сильнее. Они страшные.
Эльфред мимолетно обнял жену. Мыслями он уже был в Саутгемптоне, и немножко — на прощальном свидании с Эдит.
— Не бойся, — сказал он спокойно. — Я вернусь живым и невредимым.
С Эдит он говорил о другом. Она почти не слушала его слова, только обнимала, гладила по обнаженной спине — ее прикосновения жгли, как угольки, но одновременно и будили радость, и он скоро замолчал. Молодая женщина настойчиво касалась его лица губами и требовала к себе внимания.
— Привези мне подарок, — только и сказала она.
— Вот так дела, — рассмеялся он, но Эдит немедленно прижала его рот ладонью.
— Тише!
— Не слишком ли это смело — дарить тебе подарки?
— Ты зря волнуешься. Мои украшения никто не считает. Никто не узнает, что ты мне чего-нибудь дарил.
— Я не боюсь дарить тебе подарки. Но как на это смотришь ты? Это — прилично?
Она рассмеялась, извернулась на плаще, схватила его за плечи и прижалась.
— Ты спишь со мной и еще спрашиваешь, что прилично?
Эльфред ответил таким же смехом, легким и немного легкомысленным. Предводителю отряда есть о чем думать в походе, кроме как о своих женщинах и подарках. Эдит, почувствовав, что любовник думает не о ней, скоро ушла, а он вернулся к своим людям.
В Саутгемптоне не случилось ничего особенного. По сути, рейд сотни конников Эльфреда превращался в длительную и немного нервную прогулку по южным пределам Уэссекса. Когда отряд принца добрался до побережья, датчан там уже не было, а от селения остались головешки. Норманны пограбили вдоволь, но полей вытаптывать не стали, и скот почти весь удалось угнать в лес. Туда же убежали многие жители. Теперь они опасливо выползали из чащобы, хоронили тех своих родственников, кому не повезло. При виде отряда они сперва похватали оружие, но потом успокоились, заметив на предводителе нарамник[8] со знаками Уэссекса.
Эльфред оглядел их. Керлы, крепкие и рослые русоголовые люди. Они походили на тех самых датчан, которые их разоряли. Мужчин в селе осталось всего пятеро, да еще подростки — трое или четверо. Им будет тяжело поднять хозяйство, вырастить мужчин на смену тем, что погибли. В этот момент принц очень ясно понял, насколько королевству нужна передышка. Передышка во что бы то ни стало.
Эльфред успокоил поселян, что он для того и отправлен братом, чтоб больше не допустить датчан на этот берег. Спросил, куда отправились разбойники под полосатыми парусами. Керлы охотно рассказали, показали руками и даже сообщили, с какой скоростью двигался корабль. Получалось, что датчане направлялись в сторону Кента.
— Но в Кенте правит племянник Этельреда, — сказал Алард.
— Это — его земля, я не могу ею распоряжаться, — резко сказал принц. — Если Этельстан попросит помощи, тогда и будет ему помощь.
Но «сопроводить» норманнов до Кента было необходимо.
Датчан они так и не поймали. Несколько раз видели их корабль, сопроводили до границ Уэссекса — и все. Норманны, заметив, что пристать на ночлег к берегу не так безопасно, как раньше, поспешили покинуть негостеприимный берег. Они явно не горели желанием драться. Корабль оказался небольшой, на четырнадцать пар весел.
— Сам считай, — сказал Эльфреду Алард. — Дважды по четырнадцать, да еще столько же во вторую смену. Да эрл, да кормчий.
