Константин Калбанов - Концерн

— А мне все едино. Что иметь подтаскивать, что иметых оттаскивать, но оставлять все как есть я не хочу.

— Ты ведь можешь и погибнуть.

— А вот это мы уже проходили, во имя светлого будущего. Дождались света в окошке. Якорная цепь... Командуй командир, я с тобой.

— Ну что же, двое – это не один.

— Трое, — угрюмо буркнул Сергей. — Они тут в историю собрались, а я в стороне.

— Никто в историю не собирается, здесь еще ничего не знают о будущем. Помнишь? Здесь это настоящее.

— Все одно в историю вляпаетесь. Но только я в Порт-Артур на передовую не рвусь.

— А нечего тебе там делать.

— Ну, тогда давай, излагай. Уверен, что со своим увлечением ты уже давно продумал все свои шаги наперед.

— Продумать-то продумал, здесь Сережа ты прав. Вот только по моим прикидкам времени было немного побольше, а здесь придется работать в цейтноте.

— Излагай, чего уж там.

— Основной упор делаем на морском театре военных действий. Для этого строим эсминец.

— Не лучше ли катер. Ты сам катерник. Да и дешевле выйдет, за те же деньги мы сможем построить несколько единиц.

— Катера – это привязка к берегу и базе, а значит, мы сразу же попадаем в объятия командования эскадрой. Нужна свобода маневра. Так что эсминец. За прообраз возьмем "Новик", не тот что погиб на Сахалине, разумеется, а тот строительство которого даже еще не планируется. Вооружаем тремя 120-миллиметровыми орудиями.

— Почему тремя и почему 120 миллиметров, "Новик" был вооружен 102-миллиметровыми. Или ты собрался с крейсерами в поединок вступать?

— Нет сейчас таких калибров, так что 120-миллиметровые орудия Виккерса. Вот только мы их немного доработаем. Увеличим скорость наводки, установим клиновой затвор, пневматический досылатель, установим в полубашни. Все это дополнительный вес, плюс сами орудия потяжелее будут, отсюда и три орудия. Два четырехтрубных минных аппарата. Торпеды Уайтхеда, вот только ты их немного, но кардинально доработаешь. Заряд заменим на тротил.

— Его еще не отрыли, кажется, — задумчиво перебил Звонарев.

— Ну, насколько мне известно, тринитротолуол, это уже практически готовая формула.

— Вроде так.

— Найдешь химика, пусть он попу морщит. Заодно подумает над дымовыми шашками, сложностей особых быть не должно, но эффект получится хороший. Дальше. На борт берет до сорока мин заграждения. Линзы закупим в Германии, а вот прицелы ты разработаешь сам, подробности позже, я все же артиллерист, так что помогу и с переделкой орудий и с прицелами. Дальномеры к сожалению оптические, но закупим лучшие. Если вспомнишь как изготовить приборы ночного видения, цены тебе не будет, ну и хорошо бы надежную связь, а не то убожество, что здесь имеет место быть.

— И как я изготовлю на коленке радиолампы?

— Сережа, ты меня удивляешь. Принцип работы тебе известен, остается воплотить. Пусть в лабораторных условиях, я ведь не прошу наладить промышленное производство, но хотя бы пару радиостанций вполне реально.

— Ты такой простой, Антон, что дальше некуда. Вот так вот раз – и готовые радиостанции. И ПНВ тоже из той же оперы. Буду думать. Крепко думать.

— Думай, Сережа.

— А где ты собираешься строить корабль? Заложим верфь? — теперь у в голосе Звонарева звучала неприкрытая ирония.

— Не угадал. Закажем в Америке. Присмотрим верфь, и ты их в первую очередь обеспечишь сварочными аппаратами и автогенами, пусть к тому моменту, когда мы станем заказывать свой эсминец, у них уже будет опыт работы со сваркой.

— Хочешь сварной корпус? Тогда разумно. Но только ты забываешь, что одно только привлечение специалистов и исследования влетят в такую копейку, что никакое наше производство не потянет таких расходов.

— Деньги будут. Как Гризли, не забыл еще как выглядят родные Колымские места. Начнем разрабатывать золотишко на тридцать лет раньше, делов-то.

— Командир, а ты когда-нибудь бывал на Колыме?

— Нет.

— Оно и видно. От Магадана до Колымских месторождений почитай четыреста километров будет, и все это по тайге, болотам, разным речушкам и перевалам. Красиво? Ты думаешь почему золото там начали добывать только в тридцатых? Потому что нагнали тьму народу, дармовую рабсилу, а если по-другому, то хрен что получится. Во всяком случае, быстро это никак не обставить.

— Все так серьезно?

— Поверь мне.

— Я рассчитывал на колымское золото и пушнину.

— Вот и нечего браться за неподъемное.

— Конкретные предложения есть?

— Есть. Неподалеку от Гижиги, относительно конечно, есть месторождение на реке Авеково. Это гораздо реальнее.

— Место знаешь или только слышал?

— Бывал. Не думаю, что местность изменилась настолько, что не найду. Вот только Гижигинская губа, то еще местечко, там бывает так льдами забьет, что полнавигации без ледокола нечего делать.

— Я думаю обосноваться все же на месте Магадана. Туда впоследствии на доработку и эсминец пригоним, там и команду формировать будем.

— А не проще Владивосток. Ведь там сначала нужно будет как минимум населенный пункт с инфраструктурой поднимать.

— Здесь нас легко под колпак могут взять, а там места глухие. Так что Магадан. Подведем итог. Ты, Сережа работаешь здесь во Владивостоке, а мы с Гризли займемся добычей денег.

— Ну, вроде так, — вынужденно согласился Звонарев, хотя пока даже не представлял, как он будет осуществлять все то, что напредлагал их лидер.

— Кстати, Сережа, ты о детях так, гипотетически или есть планы.

— О чем ты? — сразу покраснев, попытался уйти в отказ Звонарев.

— Ни о чем, а о ком. Об Анечке разумеется. Как? Сватать будем?

— Антон, ты это… Ты…

— Ладно, утро вечера мудренее. Ну что, отбой?

— Согласен. Это дело переспать нужно, — поддержал Песчанина Гаврилов.

Утро после выходного дня, началось с того, что Зимов практически потребовал провести испытания гранаты нового образца, но его ждало разочарование и облегчение одновременно. Друзья заявили, что испытания они уже провели, не утерпев имея в руках новую игрушку. Правда, они казались не совсем удовлетворительными. Запал оказался слишком ненадежным и опасным, Антон поведал, что каждый раз руку приходится держать на отлете и вообще соблюдать множество предосторожностей после извлечения чеки, что никак не подойдет для солдата в реальном бою. К тому же с негативной стороны показал себя и пироксилин, оказавшись слишком гигроскопичным, осечка одной из четырех гранат это слишком плохой показатель. В доказательство была представлена граната давшая осечку, с покрошившимся пироксилином и слегка вздувшимся корпусом от сработавшего детонатора. В общем идея-то неплохая, но исполнение, по прикидкам Гаврилова, никуда.

Учитывая то, что за прошедшие сутки он ничего не слышал ни о каких бомбистах, а факт того, что друзья все же использовали изделия, успокоил Зимова, так что посещение полицейского участка отпало само собой. К такому же выводу пришел и Семен Митрофанович. Друзья и не предполагали, что буквально разошлись краями с возможными неприятностями.

Однако заявление Песчанина сильно задело за живое Романа Викторовича, который высказался насчет этого весьма однозначно сказав, что если у них возникают идеи, то не нужно нахлестывать лошадей, а подойти к делу вдумчиво и основательно. Если у них не хватает образования, то есть он, Зимов, который по крайней мере, может попытаться сделать все возможное, чтобы идея обрела плоть.

К слову заметить, уже к вечеру он представил чертежи и будущей гранаты и запала, чем вверг друзей в шок. А что они еще могли испытать, если он представил на их суд, не что иное как знаменитую Ф-1, с самым натуральным запалом УЗРГМ, только его исполнение он предлагал из сплава меди, а так один в один.

Идея была хороша но преждевременна, как заявил Антон, так как в первую очередь нужно было думать не о прожектах, а о завершении начатой работы и строительстве мастерских. Как только у них оказались деньги, Антон решил больше не тянуть резину, а начинать действовать.

Еще этот день был знаменателен тем, что под давлением Песчанина и Гаврилова, разумеется после того как они убедились, что Сергей и впрямь неровно дышит по отношении к Анне, он отправился провожать девушку до дома и провел с нею полдня, гуляя по улицам Владивостока. После этой прогулки на Звонарева больно было смотреть, в хорошем смысле, он так светился от счастья, что Антон и Семен заявили, что могут ослепнуть от источаемого им света. А потом был Зимов, принципиально отложивший все в сторону на пару со слесарем и представивший свой труд.

Песчанин стоял посреди комнаты перед десятью мужиками. Осмотрев последнего, он подошел к столу и присев на угол закурил папиросу. Отсюда он продолжал молча смотреть на стоявших перед ним. Кто-то из философов сказал, что первые впечатления о человеке зачастую оказываются самыми верными. Именно это сейчас и проделывал Песчанин. Он пытался осмыслить свои первые впечатления.