Мэри Джентл - Том I: Пропавшая рукопись
— Найдутся другие наниматели.
— Да, только любой из них окажется ему троюродным братцем или другой какой родней. — Герен откашлялся и сплюнул под ноги. — Ты же знаешь князей христианского мира. Инцест у них — второе имя. В конце концов, наймет нас какая-нибудь жопа, которая зовет себя лордом на том основании, что какой-то лорд встарь переспал с его прабабкой. О таких, которые золотом расплачиваются, можно забыть.
Еще один пехотинец предложил:
— Мы можем разойтись, и порознь завербоваться в другие отряды.
Его товарищ по копью, Пьер Тиррел, выкрикнул:
— Понятно, наймемся к какому-нибудь раздолбаю, который подставит нас под стрелы. Аш-то знает, как драться!
— Жаль, что она ни хера не знает ни о чем больше!
Аш словно невзначай повернула голову, высматривая, где отряд полевой полиции, где стоит стража ворот и как смотрят на нее повара и прачки. Заржала лошадь. В небе вдруг пронеслась густая стая скворцов, перелетающих на новый участок сырой, полной червей земли.
Годфри Максимиллиан тихо сказал:
— Они боятся потерять тебя.
— Это потому, что я всегда выводила их из боя с победой. — Во рту у нее было сухо. — А теперь, что я ни делай, я проиграла.
— Это новая игра. Тебе приходится играть в нее в юбке.
Флориан — Флора — пробормотала:
— Девять из десяти понимают, что не сумели бы вести отряд, как это делаешь ты. Те, кто воображают, что могли бы, ошибаются. Дай им поговорить, они сами об этом вспомнят.
Аш с трудом кивнула и повысила голос, выкрикивая, словно на поле боя:
— Слушайте! Я даю вам время до повечерия. note 20 Соберетесь здесь для вечернего богослужения отца Годфри. Тогда я и послушаю, что вы надумали.
Она спрыгнула с телеги. Флориан тут же пристроился рядом, шагая с ней в ногу. Лекарь и ходит по-мужски, отметила Аш: движение от плеча, не от бедра. И такая грязная, что никто не замечает, что ей ни к чему бритва.
Высокая женщина молчала. Аш была ей за это благодарна.
Она сделала крюк, чтобы проверить запасы сена и овса для лошадей; заглянула к травникам, работавшим и для Уота Родвэя, и для аптеки Флориана; убедилась, что между палатками запасены бочки с водой и чаны с песком — в промозглую ночь полотняные навесы вспыхивали, как порох. Она орала на портниху, сидевшую в фургоне при свете свечи без колпака, пока плачущая баба не заменила свечку фонарем. Она осмотрела алебарды и запасы наконечников для стрел в палатке оружейника, расспросила, много ли предстоит ремонта: новой заточки мечей и рихтовки помятых доспехов.
Флориан придержала ее за железное плечо:
— Хватит суетиться!
— Что? А. Ладно. — Аш выпустила из рук обрывок кольчуги, кивнула оружейнику и вышла из палатки. Небо уже потемнело.
— Вряд ли эти засранцы понимают в политике больше меня. Почему я позволила им решать?
— Потому что сама не можешь. Или не хочешь. Или не решаешься.
— Вот спасибо, объяснила!
Аш зашагала обратно, туда, где под штандартом уже зажгли фонари. Голос отца Годфри, певшего вечерню, разносился между палатками. Она пробиралась между людьми, сидевшими на холодной земле.
Оказавшись под знаменем, Аш развернулась:
— Ну давайте. Что решил отряд? Все здесь?
— Да, — Герен аб Морган поднялся на ноги. Он явно чувствовал себя неуверенно под взглядами людей, выставивших его своим оратором. Аш оглянулась на Роберта Ансельма. Ее заместитель выбрал себе место в тени между двумя фонарями. Лица не разглядеть.
— Голоса подсчитаны, — крикнул Роберт. — Все законно, Аш.
Герен выпалил:
— Расплеваться с нанимателем уж больно рискованно. Мы проголосовали за брак.
— Что?!
— Мы доверяем вам, капитан. — Громоздкий рыжеволосый сержант лучников почесал задницу. — Мы вам доверяем. Вы что-нибудь да придумаете. Вам решать, капитан. Разберитесь с проблемой, пока идут приготовления к венчанию. Мы им не позволим сплавить нашего капитана!
Ужас захлестнул ее, не оставив ни единой мысли в голове. Она обвела глазами освещенные фонарями лица.
— Чтоб вас! Чтоб вас всех!
Аш, как буря, пронеслась через толпу.
«Если я выйду за него, он получит мой отряд».
Она лежала на тощем тюфяке, закинув руку за голову и уставившись в крышу палатки. Вечерний бриз шевелил парусину, играя тенями. Поскрипывала веревочная сетка кровати.
Сладкий аромат пробивался сквозь теплый запах ее пота: с потолка свисали пучки трав. Аш различила запахи ромашки, тысячелистника… Рядом поблескивала сталь. Чем разыскивать мечи и пики в грязной соломе, устилающей пол, проще засунуть оружие за каркас шатра. Жизнь в лагере — это вечная борьба с грязью.
«Выйти за него замуж — за парня, который, может, помнит, а может, забыл, как обошелся со мной хуже, чем с портовой шлюхой».
Тюфяк сбился комьями, под спиной что-то мешало. Аш поворочалась: один черт! В сырой палатке стало душно. Она лежала, потихоньку раздергивая шнуровку на плечах; выдернула шнурки до конца, скинула рукава камзола. Стало прохладней.
— Боже милосердный! Я увязла и погружаюсь все глубже…
Миланский панцирь, собранный на специальной стойке, блестел в полумраке плавными серебряными изгибами. Аш потерла следы, оставшиеся на коже от ремешков креплений. Кажется, наплечники начинают ржаветь. При свете глиняной масляной лампы не разглядишь. Надо бы сказать Фили, чтоб отчистил песком, а то въестся так, что придется нести к оружейнику. Страшно подумать, что он ей скажет, увидев доспехи в таком состоянии.
Аш изогнулась, разминая мышцы на внутренней стороне бедер. Скачка из Кельна не прошла даром.
Полосатые стены палатки под порывами ветерка раздувались и опадали, как бока большого дышащего зверя. За обманчивой безопасностью стен слышались негромкие голоса. Стража на месте: полдюжины арбалетчиков, и при каждом здоровенный мастиф, на случай, если кто из бургундцев решится проникнуть в лагерь и похитить командира наемного войска.
Аш, цепляя носком за пятку, спихнула сапоги, потерла босые ступни о тюфяк, распустила ворот рубахи. Случается, ощущаешь свое тело слишком отчетливо: сведенные усталостью мышцы, кости, вес корпуса, рук и ног, шерсть и полотно, прикасающиеся к коже. Аш вытянула из чехла нож с деревянной ручкой, повернула лезвие к свету, провела ногтем, проверяя, нет ли зазубрин. Бывают же ножи, которые ложатся в руку, словно сроду там были!
Она пробормотала вслух, со злой насмешкой в голосе:
— Меня грабят на законных основаниях. Что делать?
Голос, давно поселившийся в ее душе, бесстрастно откликнулся:
— Отсутствует соответствующая тактическая задача.
— Дерьмовая задача! — Аш сунула нож обратно в чехол, отстегнула пояс, приподняла зад и, не вставая, выдернула из-под себя вместе с ножом и кошельком. — Что тут скажешь!
Огонек светильника мигнул.
Аш приподнялась на локте. Кто-то вошел в палатку — в переднюю половину, не видимую за занавесью, которой она отгородила себе спальню.
В сырую погоду она устраивала на полу дощатый настил — на ладонь от земли. Планки качались и скрипели под тяжестью шагов. Даже если бы мальчишки проспали, если бы стража сгинула — она бы проснулась. Вот по соломе можно подкрасться почти беззвучно.
— Это я, — предусмотрительно предупредил гость, прежде чем откинуть занавесь. — Роберт Ансельм.
Аш откинулась назад и взглянула на него:
— Прислали тебя? Думают, ты сумеешь меня уговорить?
— Прислали меня. Они думают, я сумею сохранить голову на плечах. Не прирежешь ведь старого приятеля, а? — он тяжело уселся на один из пары массивных деревянных сундуков, стоящих рядом с ее койкой; тяжелых германских сундуков с замками, занимающими все пространство внутри выпуклых крышек. Для пущей надежности Аш привязывала их цепью к опорному шесту.
— Кто это — «они»?
— Годфри, Флориан, Антонио. Мы разыграли в картишки. Я продул.
— Врешь! — Аш потянулась. — Врешь, мудак!
Роберт Ансельм рассмеялся. Из-за лысины казалось, что лицо его все состоит из глаз да ушей. Из-под штанов спереди выбился подол грязной рубахи. У него уже появилось брюшко, а пахло от него сладкой смесью пота, свежего ветра и дыма. Щетина на подбородке и плечи в косую сажень — мало кто замечал, что ресницы у мужика длинные и мягкие, как у девушки.
Роберт опустил руку, принялся разминать ей плечи. Аш изогнулась, подставляя затекшие мышцы его сильным пальцам, прикрыла глаза. Когда его рука перебралась вперед, глаза резко открылись.
— Не нравится? — риторический вопрос. — А так? — его руки вернулись к лопаткам.
Она перевернулась, подставляя спину.
— Ты ведь сам меня учил: не спи с подчиненными. Испортил тогда все лето.
— Тебе бы надписать где-нибудь на видном месте: «Я не все знаю. Я могу ошибиться».
— Не могу я ошибаться. Тут же найдется кто-нибудь, кто только того и ждет.
— Это верно.
Он нажал большим пальцем на позвонок. Раздался громкий щелчок — сухожилие встало на место. Руки Роберта замерли.
