Владимир Молотов - Визиты в СССР
Мечта была тлеющим угольком. Она была несбыточна. Но ее подогревали стояния у витрины.
Так пусть же у другого парня сбудется мечта!
— Послушай, молодой человек, ты хочешь этот «Зенит»? — движимый единым порывом, Коля обратился к пацану и указал пальцем на витрину.
Мальчик вздрогнул и уставился на незнакомого дядьку во все пугливые глаза. «Да-да, у меня и глазки были похожими!» — с каким-то теплом в груди подумал Коля.
— Я видел, как ты его рассматривал, — дружелюбно сказал Герасименко. — Ты хочешь такой же?
Парень часто закивал.
— Как тебя зовут?
— Паша.
— А меня дядя Коля. У меня есть точно такой же «Зенит». И он мне особо-то и не нужен. Так что я дарю эту технику тебе, — Коля вытащил из пакета камеру и тут же предостерег: — Только смотри, пользуйся бережно! А если родаки спросят, откуда взялась, скажи, дескать, нашел на улице. Вот нашел и все тут!
Парень, не веря своему счастью, медленно протянул руки, затем пугливо отдернул, подумал, затем снова протянул. Но Коля почти насильно вложил совдеповский гаджет в руки Павлу.
— Держи, а то передумаю.
— Ой, спасибо, дядя Коля, спасибо огромное! — тонким голоском проговорил парень, отступая к дверям.
— На здоровье. Пользуйся. И помни, что я тебе наказал — нашел на улице и все тут!
Пацан, кивая, исчез в дверях. Николай ощутил, как необычайно тепло ему стало на душе. Он вдруг понял, что так мало добра, настоящего, большого добра он сделал в своей жизни! И что делать крутое добро необычайно приятно, что от этого испытываешь особый кайф!
Однако глаза Коли вдруг поймали взгляд молодой продавщицы. И отметив в этом взгляде нечто совершенно недоброе, Герасименко быстро растворился в дверях.
Ему стало легко. Легче стало идти. Легче стало внутри. Захотелось запеть. Тем более, погода наладилась — солнце перестало теряться в облаках, как то бывало с утра. Герасименко завернул в тихий дворик, присел на лавочку у трехэтажного кирпичного дома и достал чекушку. Выпив из горлышка, он занюхал рукавом.
И вдруг червь сомнения закрался в его душу. А может, зря отдал парнишке «Зенит»? Слишком молод еще для такой техники… Да нет же, нет! Все правильно сделал! Завидев бабульку в сером махровом платке, повязанном на голову, Коля постыдился, спрятал бутыль и пошел дальше.
Жизнь прекрасна, подумал Герасименко. Но оставшуюся продукцию надо сплавлять. Тут он почувствовал, что край усика отклеился. Коля остановился, осмотрелся и вороватым движением пригладил бутафорские усы.
Следующим пунктом он выбрал магазин «Военторг». Здесь тоже имелся отдел фототоваров. Последняя надежда, последний оплот. И надежда оправдалась. Пожилой седовласый продавец, как оказалось, прекрасно смыслящий в фотоаппаратах, без раздумий взял второй «Зенит» за тридцать рублей. Да еще и по-еврейски умудрился сбросить цену с полтинника!
Пакет заметно полегчал.
Во второй половине дня (отобедав в какой-то совдеповской столовке), Коля еще пристроил книжки Кукарского. Можно сказать, отдал за приличные деньги, — местному библиофилу, которого подкараулил у районной библиотеки.
На радостях чекушка опустела. Душа стала невесомой!
Алкоголь также помог Коле превратиться в преступного и отважного человека. Избавившись от книжек и бутылки, Коля от нечего делать заглянул на железнодорожный вокзал. Но там, на подъеме, с поэтическим вдохновением, Герасименко выследил отдаленно похожего на себя рассеянного мужичка. Мужичок покупал билет на поезд. И хотя паспорта в СССР для этого не требовались, Герасименко повезло. Мужичок зачем-то доставал паспорт и проверял его (внутри у Коли все запело), и вообще копошился в карманах. Коля запомнил, куда этот кадр сунул паспорт. Пронаблюдал, как мужичок сел на скамейку ожидания.
Герасименко походил рядом, со спины мужичка. И вот мужичок задремал. Обрадовавшись сему обстоятельству, Коля присел по соседству, осмотрелся. Адреналин в крови начал зашкаливать. Сердце попыталось выскочить наружу. Убедившись, что никто на них не смотрит, Николай аккуратно вытащил паспорт у горе-пассажира.
Затем он не спеша вышел из зала ожидания. А уж на улице весьма прибавил ходу. И был таков.
К вечеру приехали Димка с Любой. Он встретил их на автовокзале, как и было условлено, по расписанию последнего рейса. Едва Люба вышла из салона вслед за Димкой, хмельной Герасименко подскочил к ней и обнял ее на виду у всех, и расцеловал в обе щеки.
— Люба, Любонька! Ты прости меня, ладно, — быстро начал вещать он, увлекая девушку в сторонку (Димка поплелся за ними). — Прости, что так вышло, я ведь не хотел! Я совсем не тот, за кого они меня приняли.
— Боже мой, какая драма! — громко поиздевался идущий по пятам Кукарский. — Прямо как в кино!
— А ты помалкивай! — бросил Николай, оглянувшись.
— Я знаю, знаю, — заговорила Люба, прильнув к любовнику и крепко держа его за руку. — Я все знаю, твой друг мне все рассказал. Но что у тебя с рукой? И что за дурацкие усики?
— Я потом объясню. И… прекрасно, что ты уже знаешь! Идемте, — Коля опять оглянулся на товарища. — Куда мы пойдем?
— Послушайте, у меня здесь живут родственники, — радостно сообщила Люба, остановившись и поглядев на обоих. — Ну так, седьмая вода на киселе. Но переночевать можно. Я Диме уже рассказывала про них.
— Отлично, просто отлично! — искренне обрадовался Колька. — Идемте. Только заглянем в магазин и купим всяких вкусностей. Я тут разжился деньгами. (И он незаметно подмигнул товарищу.)
И они пошли дальше, даже не поменяв направления.
По дороге еще Коля спросил милую, как она в тот вечер задерживала милиционера на крыльце отделения. И Люба живописно повествовала, и все смеялись, и звонкий смех разносился по окрестностям.
* * *Дальние родственники оказались милейшими людьми. Дима, попивая выставленную на богатый стол настойку, поглядывал на них и думал. О чем он думал? Ах да! О том, что эти милейшие люди через тридцать лет станут теми самыми бабушками и дедушками, потерянными для новой жизни. Теми самыми надоедливыми, никому не нужными стариками, нудно донимающими молодых продавщиц в гипермаркетах, противно занимающими места в маршрутках и мешающимися в очередях в банкоматы.
Нет, это не мы потерянное поколение, думал он, не мы, дети семидесятых, возмужавшие в другой стране. А это они — потерянное поколение. Те, кто воспитывал детей на высоких идеалах ленинизма (уступай место в автобусе старикам, делай людям добро безвозмездно, бла-бла-бла), те, кто работал при соцсоревнованиях и уравниловке, а старость встретил в непонятной стране плюющих на них людей, в стране смехотворных пенсий.
То есть сейчас этим родственникам было лет по сорок — муж да жена без детей. Они выставили на стол все, что было в доме. Плюс Колька расщедрился и снабдил лучшим, что удалось купить в захолустье.
В общем, хозяева оказались простыми людьми. Болтали обо всем, о чем ни попадя.
Муж выглядел странно: его лицо так и просилось на карикатуру. Ну, вот бывают типажи, которых сразу хочется зарисовать в комичном виде — или у них зубы выпячиваются, как у кролика, либо брови так изогнуты, словно человеку с рождения дана вселенская печаль. У этого просто были заячья губа вкупе с оспинками на щеках.
Жена его, напротив, выглядела милой советской крошкой в платьице. Типичная брюнетка, стриженная под мальчика, правильные черты лица. Она бесконечно тараторила о всякой ерунде, а муж большей частью молчал. Он работал телемастером в госконторе, а она библиотекаршей в местной библиотеке.
Коле казалось, что он ее уже видел, когда торчал у входа с томиками Дюма в ожидании подходящего клиента. Она вроде бы выглядывала в ближайшее окно, но может то была вовсе не она, Герасименко не мог дать себе точный отчет.
Жену звали Кларой, поначалу та рассказывала про свою и Любкину многочисленную родню: кто где живет, да кто чем занимается. Затем разговор мягко перешел на телевидение, стали обсуждать Пугачеву и Кобзона, коснулись темы телевизоров, тут включился и молчаливый муж, Андрей. Дескать, советские телевизоры часто ломаются, а лампы нужные днем с огнем не сыщешь.
И тут, в светлых полетах хмельной мысли, у Кольки родилась гениальная идея: а что если поставлять мужу телевизионные лампы для ремонта? Ведь в нашем времени они совершенно бессмысленны и бесплатны (коли найдешь), — ненужный хлам. А тут, тут этому Андрюхе можно втюхивать за нормальные бабки! Только вот где чертовы лампы откапывать в две тысячи тринадцатом? Поиск ответа на этот вопрос Колька оставил на потом.
Когда хмель уже изрядно овладел некоторыми, разговор вдруг перекинулся на политику. Клара заметила, что Андропов наведет порядок, что он даст еще всем жару! А муж ее тихо вставил, мол, с Андропова вообще новая эра начинается. Колька с Димкой лишь загадочно улыбнулись, а Люба, в очередной раз прильнувшая к Николаю, равнодушно почесала себе нос.
