Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой
- О боже! - француз не стал отвечать на мой вопрос. - Вы в самом деле считаете, что можно сделать научное открытие в сельской любительской лаборатории? В России?
На лице моего собеседника совершенно явно нарисовалось что-то типа презрительного удивления.
Ах, ты ж лягушатник хренов! Просвещённый, блин, европеец! Россия тебе только как кормушка нужна. Овца, которую можно стричь и при этом презирать. Меня аж скрючило от злости, но виду я постарался не подать.
- Ну от чего же, сейчас и в любительской лаборатории можно сделать открытие. И примеров тому предостаточно. Шееле был аптекарем и тем не менее очень многое смог сделать для науки. А у Филиппа Степановича оборудование весьма неплохое. Вполне достаточное для наших с ним исследований. И уже есть обнадёживающие результаты. Так что зря иронизируете, месье Жофре, очень вероятно, что открытие мирового уровня произойдёт именно в русской сельской лаборатории, - я был хладнокровно зол и весел. Если конечно, можно представить такое состояние души. Но именно такое у меня и присутствовало.
- Я бы, конечно был очень рад в этом случае, - француз совершенно не пытался скрыть неискренность своих слов, - но позволю себе усомниться в благополучных результатах ваших экспериментов. Я не знаю, чем вы занялись, но неужели думаете, что ваши идеи, если конечно они представляют по настоящему научный интерес, уже не разрабатываются европейскими учёными? Честное слово, вы меня несколько удивили своей самонадеянностью.
- Самонадеянностью в чём? - внаглую попёр я на рожон, - Вы считаете, что русские вообще не способны делать научных открытий? Или я вас неправильно понял? Вы считаете русских недостаточно развитыми для этого?
- Боже упаси! - Жофре понял, что я начинаю беситься, правильно понял, уже действительно был готов вцепиться ему зубами в глотку. - Я просто имел в виду, что в России не сложилось с развитием науки и образованием вообще. Понимаю, что вы русский и переживаете за свою страну, но вы ведь способны быть объективны? Способны?
- Что вы имеете в виду?
- Да просто назовите мне великого русского учёного, который сделал бы что-нибудь серьёзное в развитии мировой науки.
- Ломоносов, - но я уже заранее знал, что оппонент вякнет мне в ответ.
- Простите? А кто это? - удивление француза было совершенно искренним.
- Это учёный-универсал. Он изучал всё, от химии, и до правил русского стихосложения. В истории нет равного Ломоносову. Но вы, конечно, в это не поверите. Как не поверите и в то, что этот самый россиянин, задолго до вашего соотечественника Лавуазье, открыл и доказал главный закон химических превращений.
- Не смею сомневаться в искренности ваших слов, - Жофрэ выглядел слегка озадаченным, - но, согласитесь, тогда бы весь научный мир и не только научный, знал имя столь великого человека. Однако я никогда о вашем Ломоносове не слышал, а про Лаваузье знают практически все образованные люди.
- К сожалению, вы правы. Вероятно всё как раз из-за того, что научный мир Европы просто никогда всерьёз и не смотрел в сторону России, не интересовался тем, что здесь происходит. Но русские помнят и чтят память своего великого соотечественника. Если не верите мне - спросите господина Сокова когда он вернётся.
- У меня нет оснований не верить вам, - мой оппонент был несколько смущён. - Просто в голове не укладывается...
А вот это другое дело. Кажется, ты всё-таки не природная сволочь, а просто живёшь во власти своих стереотипов. Тогда ладно. Это лечится.
Отходчив русский человек. Ещё полминуты назад я бы с чистой совестью порвал этого напыщенного и высокомерного французишку в лоскуты, а вот, поди ж ты! И ведь он ещё даже не извинился по поводу своих поползновений в сторону моей Родины и соотечественников. Да и вряд ли извинится. И ладно, не будем лезть в бутылку.
- Месье, вот сколько лет вы уже живёте в России?
- Четвёртый год. А почему вы спрашиваете?
- Три с лишним года вы прожили здесь, неужели не успели разглядеть, что русские совсем не такие дикари, как о них думают в Европе? Знаете... Если у вас есть желание поговорить на эту тему... Не попросить ли нам бутылочку хереса? Вот за бокалом вина и попробуем найти общий язык. Что скажете?
О! С удовольствием побеседую с вами, но, извините не сейчас, не сегодня, - наставник Алексея поспешил вспомнить о своих обязанностях. - Через двадцать минут у меня занятия с Алексом.
- Фехтовать сразу после обеда?
- Нет-нет, не фехтовать. Французская литература. Так что вынужден отказаться от вашего любезного предложения, с надеждой на продолжение нашей беседы в будущем.
Ну и фиг с тобой на самом деле. Не больно-то и хотелось. Но в обозримом будущем воспитнуть тебя всё-таки придётся. Я тебя, гадёныш, ещё научу "Новую Родину" любить.
- Что же, не смею задерживать, - любезно улыбнулся я. - Всё прекрасно понимаю. Обязанности прежде всего.
Мы раскланялись и простились.
А идея с хересом или чем-то наподобие мне понравилась. Не собирался ведь. Но вот на самом деле захотелось. Чудесный тёплый вечер, тишина, бокал вина, сигарета и удобное кресло на террасе...
- Тихон! - мой "денщик" никогда не отходил далеко и настоящий момент не являлся исключением, не прошло и десяти секунд, как мужик с поклоном интересовался чего мне угодно.
Да понятно чего. И через четверть часа я уже сибаритствовал, потягивая великолепный портвейн и выдыхая сигаретный дым. И тишинааа! И "мёртвые с косами" отсутствуют.
Нужно бы прорепетировать разговор с подполковником, но совершенно нет настроения напрягать извилины. Хотелось просто раствориться в этом чудесном вечере и получать удовольствие. Имею я право на часик релаксации в конце концов!
Но тишина была нарушена. Не сказать, что в худшую сторону: из окна полилась незнакомая мелодия, весьма неплохо исполняемая на фортепиано.
Ну конечно это Настя музицирует. А ведь неплохо. Никогда не был поклонником инструментальной музыки, но в данный конкретный момент - весьма кстати.
Упс! Настя? Нет, опухоль-то уже практически спала, но ведь не до такой же степени, чтобы пальцами по клавишам порхать. Ерунда какая-то!
Как ни не хотелось подниматься с кресла, но просто посиживать и оставаться в сомнениях я не мог. Бокал пришлось оставить - не заявляться же в комнату к девушке с алкоголем в руках.
Я понимаю, что о своём визите лучше предварительно доложить, но, думаю, данная ситуация давала мне право просто постучать в дверь. Анастасия Сергеевна всё ж таки моя пациентка. Хоть и пока.
Лёгкая смесь облегчения и обалдения от увиденного в комнате, после того как меня пригласили внутрь. Слава Богу! Ни я не рехнулся, ни помещичья дочка феноменом не является: за роялем находилась Наташа. Анастасия Сергеевна сидела в кресле и только слушала.
Вот сейчас бы сюда нашего французского друга. Пусть бы полюбовался и послушал как псковская крестьянка по клавишам наяривает. Неужели он раньше этого не видел и не слышал? Или просто задуматься не хотел?
- Прошу прощения за поздний визит, Анастасия Сергеевна. Просто услышав звуки музыки, я забеспокоился: вам ещё рано играть на фортепиано.
- Благодарю за столь трогательную заботу, но как видите, причин для беспокойства у вас нет, Вадим Фёдорович.
Мне показалось или Настя действительно была рада моему появлению? Даже думать боюсь. Но какое приветливое у неё лицо...
- Если вас не раздражает Наташино исполнение, то приглашаю вас присоединиться.
- Да Господь с вами! Я был уверен, что это играете вы. Потому и обеспокоился - вам ещё не стоит напрягать руку. А тут... Моё восхищение Наталье!
Лёгкий румянец, улыбка и благодарный взгляд Настиной горничной, засвидетельствовали, что у меня появился ещё один "союзник" в этом доме.
- А вы сами не музицируете, Вадим Фёдорович?
- Увы. Только пою. Под гитару.
- В самом деле? - глаза у девушки разгорались, прошу прощения за каламбур, прямо на глазах. - Не исполните что-нибудь? Я вас очень прошу!
- Ну разве можно отказать такой очаровательной девушке, - не стал ломаться я. - А гитара найдётся?
Вот что-что, а охмурять женщин стихами и романсами я всегда умел. Даден мне от Бога и природы очень неплохой баритон. Ну и медведь, пытаясь наступить мне на ухо, промахнулся. Вот так получилось.
С гитарой, правда, сложнее - только самый примитив, ну или чуть выше. Но смогу. Даже на местной, незнакомой.
Слегка потрынькал струнами, настраивая принесённый инструмент и начал свою "коронку":
