Эбби Грин - Любовница с характером
Сидони почувствовала себя так, будто ее лишили дыхания. Когда ей удалось заговорить, она призналась:
– Представляю, каким ужасным мог показаться тебе тот разговор, но тетя была в истерике. Кто-то перепугал Жожо ужасными историями, что у нее отнимут дом и даже хуже. Дело в том, что ее ничто не может успокоить, если меня нет рядом. Ты видел ее и теперь сам знаешь, какая она. Ей нужно было сказать что-то очень конкретное, например, что кто-то готов спасти ситуацию. Она не поверила бы, если бы я попыталась убедить ее, что смогу найти работу и выплатить долги. У меня не было выхода. – Сидони поморщилась при мысли о том, что сказала тете: «Он сходит по мне с ума», – и опустила глаза. – Я запаниковала и выпалила первое, что пришло в голову.
Она посмотрела на Алексио, но его лицо было непроницаемым. Сидони сочла, что он до сих пор не до конца ей верит, и ее это беспокоило. Но потом он подошел, сел на стул рядом с диваном и посмотрел на нее:
– Ты расскажешь мне, что произошло с твоей мамой?
Сидони хотела заявить, что это не его дело, но снова ощутила деликатные толчки в животе. Их дочь. У него есть право знать правду.
Она никогда ни с кем не говорила об этом. Надеясь, что ей будет легче, если она избежит холодного взгляда Алексио, молодая женщина встала и подошла к окну, обхватив себя руками.
– Мама родилась в трущобах, росла в нищете вместе со своей сестрой, моей тетей. Их отец бросил жену, оставив ее с двумя дочерьми, одна из которых была не вполне адекватной. У моей бабушки были проблемы с алкоголем… с психикой… депрессия. Всю жизнь на них смотрели как на отбросы общества. Она умерла, когда моей матери было около семнадцати лет. Ей пришлось присматривать за тетей Жозефиной… и это ее раздражало. Она была молодой и яркой. Красивой. Она хотела вырваться из мрачных трущоб. В двадцать лет мама выиграла местный конкурс красоты. Победительнице предстояло путешествие в Дублин – на следующий тур. Она уехала и не вернулась, предоставив тете справляться со всем самой. Вот почему отец купил Жожо домик, когда смог. Ему было стыдно за то, как обошлась с ней моя мать…
Сидони тоже было стыдно, но она решила не позволять стыду матери становиться ее стыдом.
– Мой биологический отец был женат. Он бросил ее, как только узнал, что она беременна. Мой отчим встретил маму примерно в это же время, влюбился в нее и предложил выйти за него замуж. – Сидони вздернула подбородок. – Мама была алчной и эгоистичной. Однако отчим всегда был на ее стороне, несмотря на публичное унижение, вызванное ее поведением. Она заставила нас пройти сквозь ад, когда оказалась в тюрьме. Ее приговорили к двум годам заключения. Мне пришлось каждый день выносить издевательства в школе, потому что мы не могли переехать, пока маму не выпустят из тюрьмы. Я всю жизнь боялась, что кто-нибудь узнает о ее прошлом. Но я – не моя мать, и ты не имел права так считать, какие бы доказательства ты ни по лучил…
Сидони вспомнила одно из его обвинений.
– Кстати, о моей любви к ювелирным украшениям. Я женщина, Алексио. Многие женщины любят сверкающие побрякушки. Это не означает, что все мы – охотницы за драгоценностями.
Алексио встал и подошел к ней. Реакция на него последовала незамедлительно, и Сидони пришлось отступить назад.
– Прости, что я не дал тебе шанс объяснить мне все это. Прости, что я сразу осудил тебя и оставил одну. – Он помрачнел и заговорил грубее: – Но я не буду извиняться за то, что ты забеременела… Я тоже хочу этого ребенка.
Алексио придвинулся ближе, и Сидони с трудом удавалось игнорировать растущее возбуждение. Тяжело роняя слова, он продолжал:
– Я должен рассказать, почему пришел к такому заключению. Моя мать была невероятно циничной женщиной. Она научила меня никому не доверять уже в раннем возрасте, а окружающий мир и мои друзья лишь закрепили урок. Я привык к любовницам таким же циничным, как и я. Ты настолько отличалась от всех, кого я встречал раньше…
Его слова шокировали Сидони, она ощутила слабость. Тугой узел напряжения и боли в ее душе понемногу таял.
Алексио продолжал:
– Брак моих родителей не был счастливым. Между ними не было любви. Я рассказывал тебе, почему порвал с отцом… Но было еще кое-что. Однажды он избил мать. Я хотел остановить его, защитить маму, но она выгнала меня из комнаты и зашла обратно, закрыв дверь. – Алексио поджал губы. – Она не хотела моей защиты и не нуждалась в ней даже тогда…
Алексио схватил ее за обнаженное предплечье своей теплой рукой, запуская цепную реакцию.
– Прости, Сидони.
Между ними снова возникла хрупкая связь, но Сидони высвободила руку и пробормотала:
– Я устала. Я должна лечь.
– Да, – согласился он.
Она понимала, что должна отойти, но не могла это сделать. Она видела только рот Алексио и думала только о том, как ей хочется слиться с ним в поцелуе. Ей нужно убежать, прежде чем она натворит глупостей. Раскроет ему, что у нее на душе.
Сидони закрылась в спальне. Ее сердце билось неимоверно быстро. Казалось, она только что пробежала марафонскую дистанцию. Слова Алексио не выходили из головы, каждая клеточка ее тела хотела быть сейчас рядом с ним.
Стараясь игнорировать настойчивое биение пульса, Сидони приняла душ, надела ночную рубашку и отправилась в постель. Но как только она легла, то поняла, что не сможет заснуть. Женщина сжала кулаки. Слова Алексио уничтожили напряжение, заменили его чистым желанием. Она до боли нуждалась в нем. Гормоны бушевали в ней сильнее, чем когда-либо раньше.
Практически не думая, ведомая инстинктом, Сидони встала и вернулась в гостиную, где у окна стоял Алексио. Секунду она колебалась, но потом он повернулся… и уйти уже было невозможно. Она едва дышала.
Сидони выпалила:
– Мне нужно, чтобы ты занялся со мной любовью.
Алексио решил, что он спит. Он видел силуэт Сидони. Ее тонкая ночная рубашка не скрывала фигуру и то, что на женщине нет белья. Его кровь закипела, прогнав из головы все мысли. Желание было таким сильным, что причиняло боль.
Ее грудь увеличилась, он видел ее растущий живот, и что-то первобытное проснулось в нем.
Боясь, что видение может исчезнуть, Алексио хрипло приказал:
– Подойди.
Сидони невыносимо медленно приблизилась к нему, а потом она оказалась в его объятиях, и они слились в поцелуе. Их тела словно соединились в одно целое, и он пожирал ее… и не мог понять, как прожил четыре месяца без этого.
Сидони застонала, испытывая удовольствие от прикосновения рук и языка Алексио.
Она почти не заметила, что он подхватил ее на руки, и только, обхватив его за шею, крепче прижалась к нему. Они разомкнули объятия лишь для того, чтобы Алексио уложил Сидони на свою кровать. Она любовалась им, пока он стягивал рубашку, обнажая идеальный мускулистый торс.
Алексио снял брюки и нижнее белье и теперь был бесстыдно обнажен и возбужден. Его словно окружало золотое сияние.
– Мне нужно увидеть тебя. – Его голос был по-прежнему хриплым.
Тело Сидони было в огне. Желание причиняло боль, грудь вздымалась от волнения, между ногами она ощущала влагу и жар. Сидони села и потянула вверх ночную рубашку, но руки не слушались.
Алексио остановил ее:
– Я сделаю это.
Он снял с Сидони рубашку, но, оставшись обнаженной, женщина не чувствовала смущения. Она нуждалась в этом мужчине.
Алексио стиснул зубы, пожирая ее взглядом, и опустил глаза на ее живот. Сидони легла, едва переводя дыхание. Алексио слегка раздвинул ее бедра и лег сверху, опираясь на руки. Она положила руки ему на плечи. Он опустил голову и прильнул к ее губам. Их языки переплетались, заставляя Сидони стонать от желания.
Алексио, покрывая ее поцелуями, спускался все ниже. Мучительно медленно он приближался к набухшему соску, а когда взял его в рот, она вскрикнула. Ей еще не приходилось испытывать ничего подобного.
Его рука ласкала другую грудь, слегка поглаживая, пощипывая. Сидони вцепилась в волосы Алексио, а он продолжал исследовать губами и языком ее тело и добрался до живота. На секунду ее желание было перекрыто чем-то более глубоким и опасно нежным, но Алексио еще шире раздвинул ее бедра. Его дыхание ощущалось всеми нервами женщины. Ей пришлось прижать кулак ко рту, чтобы сдержать новый крик. Алексио снова поцеловал ее. Сидони чувствовала безжалостную и опытную точность его языка, и наконец она не смогла сдержаться. Волны экстаза затопили ее. Сидони дрожала, ощущая дежавю, – это походило на их первую близость. Он возвышался над ней, широкоплечий, внушающий благоговейный трепет. Она отчаянно хотела слиться с ним.
Сидони обвила его ногами.
Алексио хрипло выдавил:
– Я не хочу причинить тебе боль, малышка…
– Ты не причинишь, – едва дыша, ободрила она его.
С низким стоном Алексио скользнул внутрь.
Слезы, вызванные небывалыми эмоциями, выступили на глазах Сидони, и она зажмурилась.
Он начал двигаться – медленно, безжалостно. Ритм был напряженным. Напряжение усиливалось и внутри Сидони, так что она стонала и молила его не останавливаться.
