Юрий Корчевский - Огневой бой. Воевода из будущего (сборник)
Я замер от страха, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения. Одна мысль сверлила меня: «Признает ли государь во мне того удалого дружинника князя Овчины-Телепнева?»
Меж тем всевластный правитель Руси мягко и даже ласково спросил:
– Наслышан я уже о тебе, боярин. Это ты убийцу боярина Голутвина сыскал?
– Я, государь, – от сердца отлегло: не признал, кажется, пронесло!
– И сейчас стряпчий мой о тебе прямо небылицы рассказывает. Зело полезен ты государю деяниями своими. Служи и дале так же добросовестно и рьяно. А государь тебя не забудет.
Я отвесил поклон.
Федор одобрительно улыбнулся.
Государь продолжил:
– Проси награду, заслужил.
Я растерялся. Обычно начальство само решает, какой награды достоин подчиненный. И что принято просить?
– Не награды пришел я просить, государь. Твоим указом землицей одарен, благодарю покорно. А остальное на меч возьму.
Федор засмеялся, а Василий хлопнул ладонями по подлокотникам трона.
– Ты гляди, какой скромный! Бояре московские без особых заслуг все время чего-нибудь выпрашивают, а он – просить не хочет.
– Батюшка-государь, а ты удиви боярина, чтобы награда редкая была, – предложил ненавязчиво Федор.
– Да? Ну хорошо, размыслю. Так, князя дать? Так удел на княжение нужен, а новых земель нет. Землицей одарить? Так дарил уже! – загибал пальцы государь. Похоже, эта игра ему и самому нравилась.
– Оружие какое саморедкое подарить? Невелик подарок. А и хитер ты, Федор! В тупик государя поставил. Ну, тогда сам чего-нибудь присоветуй.
Федор нагнулся к уху монарха, пошептал. Государь оживился.
– Выбирай. Дьяком в Приказ тайных дел или в Вологде целовальником государевым.
– Прости, государь, то не по сердцу мне, – скромно ответил я, живо вспомнив Ржев – как тогда раскрыл измену государственного целовальника Ивана Сироты, а также недавние встречи с сыскным дьяком Выродовым.
– Экий ты привередливый да несговорчивый. Должность целовальника на кормление даю, а он нос воротит! Кабы не верное служение твое, ей-богу – осерчал бы.
Федор сбоку от государя делал мне какие-то знаки, но я не понял, что он от меня хотел.
Государь разглядывал меня с интересом, как диковину заморскую. Похоже – прежде он не встречал среди бояр таких чудиков.
– Ладно, – изрек Василий. – Инда последнее мое слово. На время военных действий назначаю тебя воеводой сводного полка из ополчений малых.
Я поклонился:
– Спасибо, государь, за награду.
Поняв, что прием закончен, я попятился задом и вышел из тронной палаты. Не искушенный в тонкостях обычаев дворца, я не знал, можно ли по окончании аудиенции поворачиваться к государю спиной.
Я ждал в коридоре, пока выйдет Федор. Вскоре он вышел, хлопнул меня по плечу здоровой рукой. Мы пошли к выходу приемной палаты.
– Ну ты и дурень! – изумлялся по дороге Кучецкой. – Тебе на кормление целую волость давали! Ты что, на посту целовальника перетрудился бы? Знай за виночерпиями следи да за налогами на хлебное вино. Воруй понемногу, но меру разумей – и все дела, – продолжал сокрушаться стряпчий. – Ладно, сказанного не воротишь.
– Федор, а что воевода делать должен и где мой полк?
Федор остановился, внимательно на меня посмотрел и покрутил пальцем у виска.
– Ты не прикидываешься ли?
– Нет, я всерьез.
– Полк твой только на бумаге существует, а вот жалованье как воевода ты получать будешь. Случись война, полк твой в Коломне соберется. Это ополчение дворян местных с ратниками из небольших деревень и сел, в основном – государевы земли.
Федор прищурил глаз, припоминая:
– Если мне память не изменяет – тысячи полторы воинов, большинство пеших. Сила невеликая, но ведь и Москва не сразу строилась. Побудешь воеводой годика два, а ежели в боях себя проявишь – на повышение пойдешь. Приметил тебя государь – порадовал ты его.
Мы вышли из государева дворца и направились к площади за стеной Кремля, где нас ждала повозка.
Федор жестом пригласил меня сесть рядом.
– Поехали ко мне: по случаю моего возвращения пир небольшой будет, побратимов своих по братчине встретишь.
Доехали мы быстро – Федор имел хоромы недалеко от Кремля, почти в центре Москвы. Во дворе уже толпились бояре, ожидаючи хозяина. Хоть и по приглашению явились, однако согласно этикету входить в дом в отсутствие хозяина – дурной тон.
Все радостно приветствовали Федора, обнимались со мной.
Сразу прошли в трапезную, столы в которой ломились от угощений.
Бояре скинули кафтаны да ферязи легкие, оставшись в портах да рубахах.
Снова вынесли братину, полную пива, и все по очереди испили для начала немного напитка. Зазвучали здравицы государю и Федору.
Когда все утолили голод и слегка захмелели, встал сам Кучецкой.
– Предлагаю заздравную побратиму нашему – вологодскому боярину Георгию Михайлову! Принимали мы его в братство наше недавно – полгода тому, однако же он успел сослужить службу государю, о которой говорить пока не могу – тайна сие, да жизнь мне спас умениями многими своими. Государь сам принимал его сегодня, жаловал воеводой сводного полка!
Все одобрительно зашумели, потянулись ко мне с чарками вина, норовили поцеловать, похлопать по плечам, пожать мне руку.
Выпили, закусили.
Федор поднялся снова.
– Государь за службу во благо государства наградил побратима нашего Георгия, а теперь я хочу его наградить. Не как Федор Кучецкой, а как стряпчий государев. Подарок мой – во дворе, а пока поднимем чаши, други, за братчину нашу!
Все дружно выпили и, не закусывая, ринулись во двор. Снедаемый любопытством, выбежал и я.
Ба! Во дворе двое холопов держали под уздцы вороного коня арабских кровей. Все застыли в восхищении. Стоил такой жеребец, как весь мой удел. Дорогой подарок и люб сердцу каждого мужчины. И когда только Федор успел?
Я расчувствовался, подошел к Федору и обнял его.
– Спасибо, Федор!
От волнения перехватило горло. Хотелось сказать еще – от сердца, от души, но слов не хватало.
Все снова направились в трапезную.
Поднялся князь Трубецкой.
– Предлагаю поднять чаши, дорогие мои побратимы, чтобы в трудный час каждый из нас пришел на помощь другому!
Все дружно, без команды, поднялись и осушили чаши.
– А что, не пойти ли нам в баню? – предложил кто-то.
Предложение было принято, но я не пошел. Я хорошо помнил, чем все кончилось зимой – меня тогда везли на санях, как беспомощную куклу.
После славного пира я крепко спал всю ночь и отлично выспался.
Утром с холопом первым делом я пошел в конюшню. Надо же было рассмотреть подарок Федора поближе. Конь был хорош – темнокожий, поджарый. Шкура лоснится, грива подстрижена.
Я посмотрел на своего вологодского коня, стоявшего в стойле чуть дальше. Грива нечесана, в хвосте – репьи. Шкуру, правда, холопы уже вычесали щеткой. Мне стало немного стыдно. Конь накормлен и напоен – за этим я следил строго, но после дороги обиходить коня не было ни времени, ни сил.
Холоп восхищенно поцокал языком:
– Хорош конь, норовистый, правда. Когда уезжать будешь, боярин?
– Да сейчас и поеду. Вот только попрощаюсь с Федором.
– Приболевши хозяин, отлеживается после вчерашнего. Так я седлаю обоих коней?
– А что, на вороного седло разве тоже есть?
– А то как же! Седло богатое!
– Седлай, я скоро.
Я взбежал по ступенькам, постучал в комнату Федора. Услышав слабый ответ, зашел.
Федор лежал в постели, рядом на табуретке стоял огуречный рассол. Густо пахло перегаром. Выглядел Кучецкой неважно – глаза опухли, белки покраснели, одутловатое лицо выражало страдание.
– Федя, ты бы поберег себя, уж не мальчик – по столько пить.
– Последняя чарка лишней была, – согласно кивнул боярин.
– И предпоследняя – тоже.
– Ты чего пришел?
– Попрощаться. Подарок твой посмотрел. Восхищен! Спасибо тебе, я сам бы такого коня не купил.
– Пользуйся, заслужил. Может, еще на несколько дней останешься?
– Давно дома не был, по семье соскучился, да и вотчина пригляда требует.
– Тогда прощай! Думаю – свидимся еще не раз.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел. Во дворе сел на своего коня, а подарок вел в поводу.
Выехав из Москвы, я прибавил ходу. Верст через десять, когда мой конь стал уставать, пересел на арабского скакуна. Седло было непривычным, луки седла – высокими, но сидеть удобно. Седло обито красным бархатом, на луках – серебряные пластинки. Когда я рассмотрел седло повнимательнее, то понял, что стоит оно немалых денег. Щедр Федор!
Теперь мой конь шел в поводу.
Араб нес меня легко, проходя версту за верстой и не выказывая признаков усталости.
До вечера я преодолел верст сорок, чего никогда раньше мне не удавалось. И в самом деле – хорош конь: вынослив, быстр. С характером только, что не по нему – мордой крутит, а то и за колено укусить пытается. Но, получив пару раз сапогом по морде, больше таких попыток уже не делал.
