Тренировочный День 5 (СИ) - Хонихоев Виталий
— Видел что с Давидом, да, — сказал он, не спрашивая, а скорее утверждая. Наполи только головой кивнул, мол видел. Привлекать внимания и спрашивать «а что это такое с тобой, Давид-джан произошло такого» — он не стал. Если будет нужно — ему скажут. Но вообще, по характеру синяков и руке в гипсе он почему-то был уверен что Давид не в бетономешалку попал и не на стройке упал неудачно. Сроду Давид не умел работать и не любил работать. Как всякий мажор он предпочитал кататься по городу на отцовской машине и девок клеить… из-за чего скандалы постоянно происходили. Когда ума нет, а гонору за край — рано или поздно тебе рожу начистят. Сибиряки в этом отношении люди своеобразные — долго терпят, но уж если довел, то получи и распишись. Наверняка Давид наставил рога кому-то из местных, а нравы в провинции простые, тут никто вокруг да около ходить не будет, вот и сидел он как побитая собака — весь в синяках и с рукой в гипсе.
— Видел. — вслух говорит он: — что случилось, Гурам-айрик? Подрался он с кем-то?
— Да тут такое дело. — морщится дядя Гурам, поставив пузатый бокал на стол, рядом с резной доской для игры в нарды: — поколотили его сильно. В школе. Он там за какой-то шмарой стал ухлестывать, прости господи. Вот сколько ему говорил, чтобы остепенился уже и невесту себе хорошую нашел, из наших. Есть у меня на примете хорошая семья, знаешь же Аракелянов?
— Стоит ли насильно его женить? — сомневается вслух Наполи: — не средние века же, в советской стране живем. Домостроя больше нет.
— Может и не в средние века, а традиции уважать нужно. — говорит дядя Гурам: — ты сам посмотри на местных девок, разоденутся как шлюхи, ходят, всем все показывают, спят с кем попало направо и налево. Мне такая невестка не нужна, тем более что и не женится он на такой. Он же так… бегает по девкам как павлин разодетый. И кто ему мешает с прошмандовками путаться? Только сперва женись и ребенка мне сделай, наследника, а уже потом…
— Ох.- вздыхает Наполи. Он не разделяет таких взглядов, у него у самого девушка русская, по крайней мере она так себя называет, хотя наполовину татарка. И именно она скорей всего и подпадает под определение дяди Гурама «прошмондовка». Но вслух он этого конечно же не говорит, что толку со старшими спорить? Это все остальные в СССР живут, а они — в семье, где все вопросы по семейному и решаются. Не вынося сор из избы.
— Так что случилось-то? — спрашивает Наполи, понимая, что рассуждения дяди Гурама на тему «как раньше было хорошо а теперь плохо» и что все современные девушки выглядят как легкомысленные женщины, зарабатывающие себе на жизнь через постель — можно бесконечно.
— Давид говорит, что хотел защитить эту прошмандовку от какого-то физрука. Такой, здоровенный лоб под два метра, настоящая горилла. Местные говорят что каратист. Он там у себя в школе приставал к учительнице этой… и как таких вот шалашовок к преподаванию детям допускают? Чему она может девочек научить? А чему может научить мальчиков? Ничему хорошему! Совсем как та вожатая из лагеря… боз похоцаин молодая…
— Кто приставал?
— Физрук этот. Изнасиловать ее видимо пытался, а ты же знаешь как Давид у нас воспитан, он хороший мальчик. Мимо несправедливости не пройдет, хотя у него здоровье хрупкое, сам помнишь. Нет, чтобы милицию вызвать ну или просто мимо пройти, ну изнасилует этот физрук-горилла эту похоцаин, ей наверное не впервой. И зачем он полез… — дядя Гурам качает головой: — ай, не надо было.
— И… это его физрук так отделал? — уточняет Наполи. Уточняет, потому что не верит дяде Гураму. Он-то давно Давида знает и чтобы тот прямо бросился девушку защищать? Тем более против «гориллы»? Давид если и побьет кого, так только того кто заведомо слабее. Дядя Гурам просто этого не видит, как отец он видит в Давиде только лучшее…
— Ха. — кивает дядя Гурам: — он самый. Но это полбеды. Давид никуда обращаться не стал, в больнице сказал, что упал. Как выписался — взял Арсена и Петроса, решили с этим борзым физкультурником потолковать душевно. Я бы знал — сразу бы запретил, мало нам тут проблем с местными… но разве ж меня кто спросил? Поехали они к школе этой, а там… окна им прострелили.
— Что? Прострелили? — удивляется Наполи. Картинка из американских боевиков, когда припаркованной машине ведут ураганный огонь из полностью автоматических «Томпсонов» гангстеры в черных костюмах, черных шляпах и в плащах — решительно не вязалась с провинциальным городом Колокамском. Выстрелы в центре города посреди белого дня… да о таком он бы точно знал несмотря на то, что только что приехал.
— Ранили кого-то? — спрашивает он: — или…
— Да нет. — кривит морщинистое лицо дядя Гурам: — все обошлось. То ли предупредить хотели, то ли так вышло. Знаешь что? Пошли я тебе все покажу… — и дядя Гурам, кряхтя, встает с места. Делает жест «следуй за мной». Наполи идет за ним, они обходят дом, ступая по дорожке, усыпанной белым камнем, заворачивают за угол. Дядя Гурам гремит засовом, открывая металлическую, крашенную в серый цвет, дверь гаража. Внутри стоит черная «Волга». Внимание Наполи приковывает аккуратная дырочка в стекле задней двери. Все стекло покрыто мельчайшими трещинками, ну конечно, думает он, стекла автомобилей из закаленного стекла, кроме ветрового, они должны рассыпаться в мелкие осколки, такие вот стеклянные кубики, чтобы никого не поранить при аварии. Ветровое сделано из триплекса. И если бы не тонировка, то заднее стекло разлетелось бы такими вот кубиками и было бы непонятно, чем именно его разбили. Но пластиковая пленка тонировки сослужила сразу две службы, сдержав осколки стекла от рассыпания. Во-первых, сразу же обозначила размеры предмета, который пробил стекло, а во-вторых — его скорость. Камень не пробил бы пластиковую пленку, пусть и разбил бы стекло. Рукой такую скорость объекту не придашь. Более того, если бы кидали камень, то выбрали бы побольше, помассивнее, никто не станет кидать камушек…
Он наклоняется к отверстию и внимательно изучает его. Слишком большое для пули пять сорок пять. Семь шестьдесят два? Он открывает дверь и рассматривает салон изнутри, в поисках отверстия в кожаной обивке заднего сиденья и ничего не находит.
— Вот. — говорит дядя Гурам и протягивает ему руку. На его ладони лежит небольшой предмет, который Наполи тотчас узнает. Пистолетная пуля калибра девять миллиметров.
— Куда она попала? — спрашивает он и дядя Гурам только головой качает. Говорит что нашли ее потом в ногах внизу и только потому, что искали. Если бы не тонировка, если бы не эта темная пластиковая пленка они бы так и не узнали, что это был именно выстрел… потому что не было никакого выстрела. По крайней мере сидящие в машине ничего не услышали. Наполи, еще раз осматривает салон автомобиля, прикидывая примерную траекторию полета пули и уточняя кто и где сидел.
— Кто она такая, эта девушка, за которой Давид бегал? — спрашивает он дядю Гурама еще раз. Выслушивает еще раз все характеристики «прошмандовки», пропуская мимо ушей моральные аспекты про «развратных девок» и короткие юбки до ушей, а также что «раньше такого не было». Кивает головой. Рассматривает пулю, внимательно изучая нарезы на оболочке. Пуля выпущена из пистолета, это совершенно точно. Возникает всего два вопроса, первый — почему никто не услышал выстрела и второй — почему пробив стекло и пластиковую пленку тонировки пуля ничего больше не повредила?
Он вертит в руках пулю и передает ее обратно дяде Гураму. Потом они идут обратно на веранду, и дядя Гурам вызывает Давида, который описывает этого физрука — высокий, здоровенный и спортивный, а момент нападения он так и не запомнил, очнулся, а он уже в «Скорой помощи» лежит. Каким бы мажором не был Давид, но он все же довольно крепкий, вырубить его с одного удара, да не просто вырубить, а руку сломать…
— Так что скажешь, Наполи-джан? — спрашивает его дядя Гурам: — что тут у нас? Ты же нам поможешь? Ведь ты и в Афганистане служил и в КГБ работал…
— Гурам-айрик. — говорит Наполи: — лучше пока оставить и этого тренера и эту девушку в покое. Есть у меня очень нехорошее ощущение что этот физрук не простой.
