Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце - Андрей Анатольевич Федин
— Его зовут Александр Сергеевич Бердников, — сказал я. — Тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения. Окончил педагогический институт. Работает в школе посёлка Ларионовка учителем русского языка и литературы. Коллеги и родители учеников отзываются о нём, как о хорошем, ответственном преподавателе. Примерный семьянин: женат, воспитывает двоих несовершеннолетних сыновей. Увлекается фотографией. Любит поездки на природу. Владеет автомобилем ВАЗ-2105 зелёного цвета. На своём придомовом участке выращивает розы.
Я сунул в рот остатки печенья; с удовольствием прожевал его, запил печенье уже поостывшим горько-сладким кофе.
Журналистка перетасовывала колоду карт, ждала продолжение моего рассказа.
Солнечный свет из окна отражался в её глазах.
— Образ школьного учителя Александра Бердникова я использовал для создания персонажа своей книги. Написал её в две тысячи восьмом году. Назвал её «Дети под розами». В написании этого романа мне здорово помог мой бывший коллега и друг Женя Бакаев. Он тогда состоял в следственной группе, которая работала над делом Бердникова. Благодаря его рассказам я хорошо прочувствовал атмосферу того дела. И неплохо передал её в своём романе. Книгу, кстати, впоследствии перевели на восемь языков: в том числе, на английский и на немецкий.
— «Дети под розами»? — повторила журналистка.
Она вопросительно приподняла правую бровь.
— Хорошее название для триллера, не правда ли? — сказал я. — У читателей книги мурашки от этих слов по коже пробегали, когда они понимали реальный смысл названия. Мне в том романе и выдумывать никаких дополнительных страшилок не пришлось. В книге я даже приуменьшил «достижения» школьного учителя из Ларионовки. Иначе бы в реальную историю никто из читателей романа не поверил: уж очень нереалистичной она выглядела. Она и мне таковой поначалу показалась. Пока Женя Бакаев не раздобыл мне материалы того дела.
«…Кто живёт по законам иным, — пели студенты, — и кому умирать молодым…»
Из колоды на стол выпала карта, но журналистка этого словно не заметила. Александра пристально смотрела мне в лицо, перемешивала колоду. Чуть приоткрыла рот, демонстрируя мне ровные ряды белых зубов.
— Бердникова арестовали в тысяча девятьсот девяносто шестом году, через месяц после того, как в Российской Федерации был приведён в исполнение последний смертный приговор. Причём, о его преступлениях милиция узнала совершенно случайно. Потому что изначально его обвинили в краже школьного имущества. Его оговорил попавшийся на краже школьный завхоз, который Бердникова недолюбливал. Домой к Александру Сергеевичу нагрянули с постановлением на обыск. Ну и… нашли дома у школьного учителя совсем не то, что ожидали.
Я сделал театральную паузу — отхлебнул из стакана кофе, потянулся за печеньем.
Журналистка поддалась на мою уловку. Она не спускала с меня глаз, уже не тасовала карты.
Александра спросила:
— Что же они там нашли?
Я не донёс печенье до своего лица — остановил руку на полпути от бумажного свёртка до рта.
— Бердников увлекался фотографией, как я уже сказал. В сарае около своего дома он обустроил фотолабораторию и площадку для съёмок. Обо всех своих подвигах он снимал подробные фоторепортажи. Делал снимки профессионально, будто готовил их для выставок. Под каждым фото оставлял пояснительные записи, словно сам против себя готовил улики. Вот эти самые альбомы с фотографиями у него и обнаружили. Рядом с набором ношеных детских вещей. В эти фотоальбомы совершенно случайно заглянул тогда молодой милиционер…
Я развёл руками.
Александра облокотилась о стол, сощурилась.
«…И упасть опалённым звездой по имени Солнце…» — пели студенты.
— … И в тот же вечер Бердников уже рассказывал милиционерам обо всех своих прегрешениях, — сказал я. — Суд состоялся уже через полгода. Бердникова признали виновным в смерти двенадцати девочек от восьми до двенадцати лет и семилетнего мальчика. Это не считая прочих обвинений. Педофилия, некрофилия. Бердников признался во всех тринадцати убийствах. Журналисты дали ему прозвище «Ларионовский мучитель». Его приговорили к пожизненному заключению. Он был жив, когда я писал о его преступлениях книгу. Я думаю, в итоге он пережил и меня.
Я вздохнул и откусил половину печенья. Прожевал её. Запил кофе.
Сообщил:
— А вот его супруга недолго испытывала стыд за деяния мужа. Её пырнул ножом неизвестный мужчина через месяц после суда над Бердниковым. Точно в сердце. Она умерла до приезда бригады скорой помощи. Убийцу так и не нашли. Но поговаривали, что так Бердникову отомстил один из родителей убитых им детей. Странная месть, не находишь? Хорошо, хоть детей эти мстители не тронули. Хотя и сыновьям Бердниковых пришлось несладко. Они после смерти матери оказались никому, кроме государства, не нужными. Мальчишки стали сиротами. Они воспитывались в детском доме.
Я покачал головой и сказал:
— Вот такие дела, Саша. Скоро мы с этим Ларионовским мучителем познакомимся. Раздавай карты.
* * *
— … Три короля вместе с козырным, — сказал я. — Ты их забираешь. Тузы тоже твои. А эта шестёрка пойдёт тебе, Саша, на кокарду.
Я бросил трефовую шестёрку на стол.
— Хочешь сказать… я снова дура?
Лебедева уронила свои карты на столешницу.
— Дмитрий, я уверена, что ты жульничаешь, — заявила она. — Ты ещё ни разу не проиграл. Так не бывает.
Я хмыкнул и ответил:
— Ещё не вечер, Саша. Быть может, и тебе сегодня повезёт. Хотя бы один раз. Сдавай карты.
Лебедева собрала карты в колоду.
— Дмитрий, расскажи мне про этот августовский государственный переворот, — попросила она.
Я посмотрел на её освещённое красноватым светом заката лицо и ответил:
— Подробностей я не помню. Хотя и читал статьи о тех событиях в интернете. Но если в общих чертах…
* * *
— … В ночь с двадцать второго на двадцать третье августа по распоряжению Моссовета демонтируют памятник Дзержинскому на Лубянской площади, — сказал я. — Позже его поставят в музее искусств на Крымском валу. Ростропович предложит поставить на его месте памятник Солженицыну. Но этого так и не сделали, насколько я помню.
— Да уж, — сказала Лебедева. — Моему папе бы это точно не понравилось. Особенно: памятник Солженицына на Лубянке.
— Ты, кстати, снова проиграла.
Я одну за другой положил на стол четыре дамы, бросил поверх них козырного туза и трефовую восьмёрку.
Лебедева вздохнула и уже привычным движением собрала карты в колоду.
— Дмитрий, — сказала она, — вчера и сегодня ты много всего рассказал о будущем. Я даже кое-что записала в блокнот. Это очень ценная информация, если принять за аксиому то, что ты говорил правду.
