Игра на чужом поле - Дмитрий Валерьевич Иванов
— Фрау Эрна! — обрадовались кобели. — А мы думали, не ваша смена сегодня!
— У вас пять минут, — довольная вниманием страшилка вышла, проигнорировав поклонников.
М-да, вкусы, конечно, у местных непритязательны, да и у немца… Хотя у него там свои бабы такого же «формата». Привык.
Шмитц, как ни странно, обрадовался моему визиту. Сидит на кровати, улыбается, аж уши топорщатся, с аппетитом уплетая какой-то пирожок. Может, и правда сотряса нет?
Вытаскиваю гостинцы и завожу разговор.
— Завтра выпишут уже, легко отделался. А ты чего пришёл? Не ожидал!
— Переживаю, и вообще — наши страны друзья, и у меня есть хорошие знакомые в ГДР…
— Да, это верно! СССР — наш самый лучший друг, никогда не предаст, я уверен, — с серьёзной миной поддакнул Торстен.
У меня аж зубы заныли от услышанного. Год-два, и мы вас предадим, братан, как пить дать. Сука меченая!
— Тут журналисты приходили, — понизив голос, сообщил больной. — Вопросы задавали, такие… гнилые! Подводили к тому, что ты отмороженный и убить для тебя — раз плюнуть. Я их отбрил. Сказал, что в следующий раз с ринга уже тебя унесут! И вообще, травмы в большом спорте — обычное дело, и с этим приходится мириться.
— Ага, это они могут: переврать, придумать, да обругать ни за что, — соглашаюсь я, чувствуя неприятный осадок от всей этой возни вокруг боя.
— Капстрана! — с тяжёлым вздохом поддакнул наверняка тоже проинструктированный местным Штази Шмитц.
Мы ещё немного пообщались в основном на тему бокса и олимпиады в Сеуле, и я ушел довольный, оставив на прощание автографы и парням из палаты немца, и этой самой страшилке медсестре, которой меня представили, как известного спортсмена. Марте интерес ко мне фигуристой бабёнки в белом халате категорически не понравился, но она деликатно промолчала. Умная и воспитанная девушка!
Надо отдать должное и медсестре, и молодому водителю-охраннику — люди они оказались нормальные, без лишних претензий. Я сейчас вообще всех любил! Даже подозрительные происки империалистов перестали тревожить. Хотя… пора бы и сообщить о них куратору от КГБ в нашей делегации. Дядька этот незаметный: невысокий, лысоватый, на вид обычный бухгалтер лет сорока. Но движения у него плавные, взгляд цепкий — не обманешь. Чую, непростой человечек!
Чай с вареньем и скромный завтрак — это всё, что было у меня в животе, а время обеденное, и организм растущий. Может, зайти в кофейню рядом с больницей?
— Хочешь кофе с булочкой? — уловила мои желания умница-Марта.
Пока сидели в кафе, наслаждаясь ароматным напитком, который я заедал ещё и солидным куском пиццы, не обошлось без споров. Девушка вдруг заявила, что собирается заплатить за нас обоих.
— Марта, ну нельзя так! Для советского человека и русского мужчины, в частности, это очень обидно, — с упрёком пояснил я. — У нас мужчины всегда платят за дам. Делают подарки, а взамен получают улыбки и хорошее расположение.
— А вы что, улыбок и расположения просто так не заслуживаете? — поддела меня Марта, хитро прищурившись и отхлебывая кофе. — Не обижайся, это шутка. Ты говори, Толя, я буду запоминать! — добавила она уже серьёзным тоном. — У нас всё иначе, но я хочу, чтобы было так, как у вас.
Девушка чуть отвела взгляд, будто колебалась, стоит ли продолжать, но всё-таки продолжила:
— Когда я получила от тебя шубу, я даже не понимала, насколько это дорогая вещь. Только дома мне показали ценники на такие. Мама скандал устроила, требовала, чтобы я её тебе вернула. Но я сказала, что шуба уедет назад в СССР только на мне!
— Она очень тебе идет, — мягко сказал я. — Вообще, я не против твоей самостоятельности, но платить за мужчину женщина не должна. А маме твоей я сегодня объясню, что это не тебе подарок, а мне! Я доволен тем, что ты носишь вещь, которую я для тебя выбрал. А значит, вспоминаешь меня.
— Да, она мне идёт! — эти слова девушка сказала на русском. — Ох, ты бы видел, каким глазами на неё смотрят другие женщины! Майн гот! Майн гот! Зависть можно… как это у вас… лопать ложкой! М… Нет, мазать на хлеб!
— Ты уже неплохо понимаешь наши идиомы, — замечаю я.
— Папа нанял учителя из России, — ещё раз удивила меня Марта.
Так душевно просидели мы час, а то и больше, но пора ехать сдаваться родителям принцессы. Выйдя из кафе, я увидел Торстена, который из окна палаты махал нам рукой. Марта, предусмотрительно оставив шубу в машине под охраной водителя, выглядела легко и свежо. Её стройная фигурка в джинсах была куда лучше, чем у фрау Эрны. То-то, я смотрю, ариец возбудился. Больничка совсем рядом, за забором, и мой соперник имеет возможность заценить статы моей подруги.
— Фрау Марта, вам звонила ваша мама, — сообщил водитель и протянул кирпич-телефон подружке, которая Торстена ещё не успела заметить.
Девушка быстро набрала номер и застыла, слушая поток норвежских слов на другом конце разговора. С каждой секундой выражения её лица каменело. Закончив разговор, она обернулась ко мне, и я увидел слёзы на глазах! Телефон из её рук выпал, ударившись об асфальт с глухим звуком. Гнев в моей груди вспыхнул как сверхновая.
— Что тебе сказали? — потребовал я ответа.
Марта подняла на меня глаза и пробормотала:
— Толя… мама отменила ужин. Она сказала, что не хочет общаться с убийцей. Тот парень, ну… к которому ты ходил, умер! Так по телевидению сообщили. Но я ещё с папой не говорила, он всегда на моей стороне и ты ему очень нравишься!
В груди у меня закипала злость. Умер? Да как такое возможно? Я вспомнил, как этот «покойник» буквально час назад хрустел своим пирожком и уверял меня, что завтра его выпишут, а сейчас в окне маячит! За спиною штепсель прячет! Ну журналюги!
Марта, наклоняясь за разбившимся телефоном, даже не заметила, что из окна палаты Торстен Шмитц высунулся уже по пояс и размахивал руками так усердно, будто собирался взлететь. Конечно, её
