Моя чужая новая жизнь - Anestezya
— Не поможет колокольчик, — он уселся рядом, взял у меня прямо из пальцев обувную щётку и поднял с земли сапог.
— Я не просил мне помогать, справляюсь, — продолжала крыситься я.
Не буду я тут дружбу ни с кем заводить, а синеглазка постоянно крутился где-то рядом. То за водой вместе идти увяжется, то выстиранное белье развесить помогает, то общаться рвется, вроде как, не замечая отсутствия энтузиазма с моей стороны.
Фридхельм молча продолжал своё дело, и я бросила попытки спровадить его. Хочет человек извозюкаться в гуталине, полируя чужую обувку — да Бога ради. К тому же я действительно была уже на грани своих физических возможностей — ныла и болела каждая мышца. Особенно руки.
— Ничего, Карл, всему когда-то приходит конец, — вот не может мальчик-зайчик долго молчать. С чего это он меня утешает, я что, ною и требую помощи? — Скоро примешь присягу, и Вильгельм снимет с тебя половину этих повинностей.
— Ага, зато пойдут другие, — буркнула я, вовремя вспомнив, что этим другим малыш Карл должен радоваться до усирачки, я скупо дополнила: — Поскорей бы уж.
— Действительно так рвёшься в бой? — недоверчиво улыбнулся Фридхельм.
Из вредности и чтобы он не думал, что мы с ним теперь в одном клубе трусов-неудачников я отбрила:
— Конечно, а для чего же ещё я сюда пришёл?
Фридхельм окинул меня таким взглядом, что мне стало ну не то, чтобы совестно, но как-то неуютно. Бедняга надеялся, что хотя бы кто-то разделит его взгляды на войну, и похоже действительно переживал за глупого мальчишку Карла. Н-да, не умеешь ты выбирать себе друзей, малыш.
— Пока что, Карл, твои успехи оставляют желать лучшего, — да блин, это у них семейное — подкрадываться, как полярная лисичка, незаметно? Я вскочила, нацепив должное выражение лица для нашего лейтенанта.
— Я стараюсь, герр лейтенант, — ох каких же трудов мне стоило сохранить невозмутимо-почтительную мордочку! Ах ты, бесчувственная скотина! Да я скоро после учебной команды «Ложись!» подняться не смогу, а ты тут мне задвигаешь, что я не стараюсь! И это не считая бесконечных котелков, перемытых моими руками в холодной, между прочим, воде и стирки чёртовой формы твоих дебилоидов! Нет, я, конечно, не ждала спасибо, но зачем продолжать меня гнобить, а?
— Продолжай стараться, — в глазах Винтера все та же Арктика. Да за что он так осерчал на Карлушу? — Сегодня отбой пораньше. На рассвете идём в наступление.
* * *
Есть одна популярная книга, утверждающая, что каждый человек грешен. И, вопреки расхожему мнению, что за грехи нас судят высшие силы или другие люди, в первую очередь любой грех ложится на нашу совесть. Чаще всего мы оправдываем мелкие, ну или не очень, прегрешения, списывая всё на обстоятельства, на слабости, на мимолётные эмоции. Но бывают такие грехи, что сколько бы ты ни оправдывал себя, совершённое не сможет утратить своей тяжести ни на грамм. И так ли уж мы правы, когда утверждаем, что не могли поступить по-другому? Это я и пыталась понять, крутя в руках жестяную банку. По странному стечению щедрых обстоятельств, я случайно обнаружила в одном из сараев банку со стрихнином. Попроще выражаясь, с крысиным ядом. Доступ к приготовлению жратвы у меня безлимитный, так что подбросить отраву в котёл супа не проблема. Загвоздка была в том, что эта дрянь имела горький вкус. В принципе можно растворить порошочек в бутылке самогона, который регулярно поглощали эти придурки. Дело я затеяла рискованное, но если всё получится, у меня появится хороший шанс сбежать. Другое дело, смогу ли я взять такой грех на душу? Мысленно, конечно, сотни раз видела эпичные картины, как я укладывала немцев автоматной очередью не хуже пресловутого Рембо, но вот реально отправить на тот свет десяток человек…
Не то, чтобы я была таким уж белоснежным ангелом. На заре, так сказать юности, будучи ещё бедной студенткой, я тоже вытворила кое-что. Девчонки, с которыми я делила комнату, попались нормальные все, кроме одной. Девица сразу отказалась скидываться на еду и прочее. И все бы ничего, но хитрая тварюшка тырила у нас всё: от заныканных шоколадок до картошки. На все попытки уличить, невинно хлопая глазками, клялась и божилась, что не знала куда исчез очередной йогурт из холодильника. Девчонки злились, ругались, но потом махнули на неё рукой, но не я. Обнаружив, что воровка добралась даже до моего шампуня, в один далеко не прекрасный для неё день, не поленилась подменить содержимое бальзама для волос на ядреный крем-депилятор. Тем же вечером мы наслаждались дикими криками из ванной. После этого, с сильно прореженной шевелюрой, девица долго жаловалась на нас комендантше и в конце концов как-то уговорила ту переселить её. Но, конечно, это не сравнимо с тем, что я собиралась сделать сейчас. Я положила банку в предварительно вырытую ямку и присыпала землёй. Пусть пока побудет здесь.
Уже почти прошёл июль. Только два месяца войны, а уже разрушено столько городов, убиты сотни наших солдат. Немцы взяли Минск, Брест, Белосток. Половина Белоруссии, Украины, Латвия в оккупации. Такими темпами штурмовики скоро дойдут до Смоленска, а там пойдут дальше на Москву. Я понимала, что если всё же решусь притравить несколько человек, это по-большому счёту не сыграет никакого значения в прописанной истории. Но я же русская, как я могу не попытаться остановить врага? Мои деды сейчас где-то воюют, а я ещё думаю стоит ли травить арийских ублюдков? Сегодня Винтер увёл своих орлов ликвидировать отряд несдающихся красноармейцев, которые засели на разрушенной фабрике где-то на окраине Могилева. Меня, ясен хер, туда не приглашали и слава Богу. Я наслаждалась относительным в кои-то веки спокойствием. Мы разбили штаб, как всегда, в каком-то
