Начальник милиции. Книга 4 - Рафаэль Дамиров
— В Антошу? На поражение? — охнула сердобольная Простакова и прикрыла ладонями рот.
Но никто особо ей не посочувствовал. Всё-таки старший инспектор Антон Львович и до того в отделе авторитета и любви не снискал, а теперь — тем более.
— А вам, Аглая Степановна, — перевел на женщину взгляд Кулебякин. — Работа и в кабинете найдётся. Идите, дела шейте, следователей мы не задействуем. Перспективу дел в суд тоже надо выполнять, ее никто не отменял…
— Тогда я пойду? — с облегчением выдохнула следователь.
— Идите, — кивнул Кулебякин.
Дождавшись разрешительного кивка, женщина вмиг испарилась. Хороший сотрудник — товарищ Простакова, но плохой охотник.
— Мне тоже можно идти? — спросил Голенищев, явно обрадованный новостью о кабинетной работе и о том, что следователей берегут, не задействуют.
— Ты-то куда собрался? Ядрёна сивуха! Надо улицы патрулировать, Трубецкого искать!
— Но я же следователь? Старший следователь, — с нажимом и одновременно с надеждой уточнил Авдей Денисович, переминаясь возле стеночки.
Он даже негодующе пошевелил усами, вернее, лишь верхней губой — потому что прислушался к моему совету и, наконец, сбрил свою дурацкую щётку. Усов нет, а вот привычка тараканья осталась.
— Ты, прежде всего — мужик! Офицер милиции! — шеф подошел и ткнул толстым пальцем в грудь подчинённого. — А уже потом — следователь. Получай пистолет в оружейке и вперёд, с песней! Ещё вопросы?
Кулебякин демонстративно оглядел всех, и никто его взгляда не выдержал — все опустили глаза. Кто-то даже вздыхал, не желая стрелять в Антошеньку. Но я-то знал, какой это хитрый тип. Считай, хищник… И его ещё найти надо, а шкуру делить и дырявить — рано об этом думать.
— Разрешите мне тоже выйти в патруль? — спросила Мария Антиповна. — У меня разряд по стрельбе, и Антона Львовича мне, в отличие от Аглаи Степановны, вовсе не жаль.
— Вот! — тряс рукой Кулебякин, указывая на кадровичку. — Учись, Голенищев! Настоящий офицер у нас — товарищ Вдовина…
Мария расцвела, застенчиво опустила глаза и поглядывала на меня украдкой, будто желая, чтобы я ею тоже гордился. Но тут шеф повернулся к кадровичке и проговорил:
— Благодарю за рвение, Мария Антиповна, но не женское это дело — вооружённых преступников ловить. Справимся сами, под моим чутким руководством, так сказать…
Да, фразы в статье — дело красивое, но сначала надо в жизни всё выполнить. А потом, может быть, и напишут снова.
— А с чего вы вообще взяли, что Трубецкой вооружён? — спросила Мария. — Какие сведения есть?
— Информация пришла от моего осведомителя, — Пётр Петрович многозначительно поднял палец и надул щеки. — Сколько лет уже в кресле сижу, кабинетной работой занимаюсь, а оперативных позиций не потерял на земле. Учитесь, товарищи…
Личный состав одобрительно загудел. Все знали, что Кулебякина лучше похвалить гудением и задобрить, чем усомниться в его оперативных и других способностях. Известно, что чем добрее начальник, тем меньше он мешает работать и тем чаще случается премия.
Раздав указания, шеф потянул меня на выход. Мы вышли из отдела и уселись в Кулебякинскую «Волгу». До этого у него не было служебной машины, с милицейским автопарком в Зарыбинске была напряжёнка, как и во многих провинциальных городках. Но после недавних событий и восстановления его в должности генерал с барского плеча подкинул 24-ю модель отделу. Пусть и не новую, кто-то из генеральских замов уже хорошо поездил, но всё же в весьма неплохом состоянии — чёрная красавица.
Еще начальнику вообще-то положен водитель, но штат у нас не настолько большой, чтобы целую единицу выделить лично Кулебякину, возить его начальственную жопу в горисполком на совещания. Надо отдать должное Петру Петровичу, он мог порезать какую-нибудь единицу, с мясом выдрать из штатного расписания себе водилу, но он этого не сделал. Понимал, что работа по раскрытию преступлений и пресечению административный правонарушений — важнее, чем его поездки на обед и обратно. Поэтому за руль шеф уселся сам, без всяких водителей.
— Подстели одеялко! — приказал Кулебякин, когда Мухтар вознамерился залезть на заднее сиденье. — Только вчера салон почистил, ядрёна сивуха… Там в багажнике возьми, я банки на дачу возил, их обматывал.
— Не беспокойтесь, Пётр Петрович, я после вчерашней лесной вылазки уже отмыл Мухтара на речке. Не замарает, и вообще, он у меня культурный.
— Гав! — выдал пёс, будто в подтверждение моих слов.
— А, хрен с ним, пусть залазит, — махнул рукой майор. — Никогда бы не подумал, что разрешу собаке на заднем сиденье ездить.
— Это ж не простая собака, а очень важная и ценная, можно сказать, высокопоставленная, — улыбнулся я.
— Это ещё почему? — вскинул бровь Кулебякин, выжимая сцепление.
— Ну как же? У неё водитель — целый начальник милиции, — хохотнул я.
Шеф, не задирая носа, тоже рассмеялся, и мы поехали к тому месту, где в последний раз видели Трубецкого. Похоже, гипс Антошенька уже снял, в отличие от меня, и теперь становился опасен.
Подъехали к магазину «Охотник» — желанному месту для мужчин и ребятишек, приходящих поглазеть на ружья, манки, ножи и чучела.
Мы вошли внутрь. Кулебякин важно и в форме, сверкая звёздочками и кокардой. Я — в гражданке, с собакой и гипсом на руке. Смотрелись, наверное, колоритно.
— Так, товарищи! — возвестил майор. — Магазин закрыт на учёт! Прошу всех на выход.
Народ загудел, кто-то сразу улизнул, не желая сталкиваться с милицией, а кто-то медленно, нехотя поплёлся на улицу, но в открытую нам никто не возражать не стал.
— Михалыч! — обратился шеф к продавцу, невысокому бородатому мужику, похожему на гнома-рудокопа, с широкими, как лопаты, ладонями. — Закрывай лавку, разговор имеется серьезный.
— Петрович, — пожал тот плечами. — Ты пошто народ пугаешь? Ежи б тебя по спине щекотали! Будут гутарить потом, что Михалыч — преступник. Браконьер!
Продавец еще что-то проворчал себе под нос, но магазин закрыл.
— А ты, что ли, чистенький у нас? Да? — сверкал глазами Кулебякин, нервно поглаживая усы. — Не нарушитель, значит?
— А что я? У меня все по закону… — бурчал в бороду тот.
— Ага, как же! — наседал майор. — По закону у него! Продал находящемуся в розыске преступнику патроны двенадцатого калибра! Без охотничьего билета, ядрёна мать!
— Да кто же знал, что Антон Львович
