Японский городовой - Артем Мандров
При таких обстоятельствах, направленность газетных статей была очевидной. Если в вечерних выпусках в Киото от двадцать девятого апреля, то есть в день первого покушения, ещё просматривалась симпатия к Николаю и неловкость за происшествие, то утренние токийские газеты от тридцатого уже кипели негодованием из-за побоища в порту Кобе и захвата города русскими. Попытки правительства и императорского двора оказать давление на прессу и смягчить её риторику не имели успеха - попросту говоря, чем агрессивнее были статьи в газете, тем лучше она продавалась. Жуткие подробности, высосанные «очевидцами» и даже реальными беглецами из Кобе из пальца, расходились по всей стране, разжигая костёр народного негодования. Однако это было только начало.
Императорский поезд покинул Кобе после второй встречи с Николаем, направляясь в Токио, когда газеты разродились полуденными спецвыпусками. Неслыханное унижение страны Ямато! Славная гибель эскадры японского флота в неравной борьбе с русскими бронированными исполинами! Русские аннексировали Курилы, Цусиму и Рюкю, замкнув Японию в кольце подконтрольных им территорий! Цвет японского юношества погиб, был сожжён заживо, сражаясь с беспощадными агрессорами!!! Страна буквально взорвалась от горя и праведного гнева.
Тайный Совет заседал непрерывно с того момента, когда его собрал император, Советники лишь ненадолго покидали зал, чтобы вздремнуть полчаса или подкрепить силы чаем и закусками. До поры японские политические тузы не обращали внимания на газетную визготню, однако к обеду игнорировать происходящее стало уже невозможно — в столице начались народные волнения. Обстановка по всей стране накалялась, начинались погромы иностранцев, ситуация выходила из-под контроля.
При таких обстоятельствах императорский поезд доставил Небесного Государя, а также иностранных дипломатов и журналистов в столицу. Государь отправился к себе во дворец, дипломаты — по своим посольствам, а журналисты бросились кто привычно — на телеграф, а кто порассудительнее — в порт, покупать билеты на ближайший пароход прочь из Японии.
К вечеру обстановка в столице накалилась до предела. Русский посланник Шевич, решившийся отправиться в японское министерство иностранных дел для обсуждения передачи свежеполученных из рук микадо островов, подвергся нападению группы патриотично настроенных бывших самураев. Немолодой дипломат, однако, оказал отчаянное сопротивление, при виде мечей без колебания пустив в ход револьвер системы «бульдог»1, лежавший в его жилетном кармане. Первый из нападавших был убит выстрелом в сердце, второй получил пулю в живот и в страшных мучениях умер на соседней улице, до которой сумел доползти, оглашая окрестности жуткими стонами. Третьему уже поваленный на землю посланник прострелил колено и бедро, и уцелевшие четвёртый и пятый с огромным трудом утащили его с собой, заливая улицы кровью из перебитой артерии. На земле позади них осталось изрубленное тело старика, доказавшего, что русская дипломатия способна внушать не меньший ужас, чем жерла русских пушек.
Нападению следом подверглось и русское посольство, причём его штурмовала многотысячная толпа. Весь персонал посольства и члены находившихся в нём семей дипломатов погибли, здание было сожжено дотла и практически разрушено до основания, став причиной обширного пожара в прилегающих кварталах.
Это уже без малейших сомнений была война, ни одна европейская держава не спустила бы подобного никому, тем более азиатам. Получившие сведения о происшедшем наиболее авторитетные Советники отправились к императору, чтобы сообщить ему, что всё было напрасно. Детали их беседы и слова, сказанные в ответ Государем, остаются неизвестными до сих пор, однако наутро было объявлено, что император Мейдзи скончался от пережитого при встрече с русским наследником унижения, и Страна Восхода Солнца отныне находится в состоянии войны с Российской империей. Соответствующие уведомления были направлены телеграфом в Петербург и другие европейские столицы, а также назначенному регентом при одиннадцатилетнем новом императоре Ёсихито принцу Арисугава Тарухито, по совместительству начальнику штаба Императорской армии. Ещё раньше, ночью, получил телеграмму от Совета и Иноуэ Ёшика, командующий Флотом Готовности — основным боевым соединением Императорского флота.
Контр-адмирал барон Иноуэ Ёшика мог считать себя одним из патриархов японского флота. Все те, кого сейчас называли надеждой и опорой, ещё жидко пачкали пелёнки, когда он уже бился с британцами при Кагосиме и был тяжело ранен. Ни одна битва Войны Босин2 не обошлась без него, он был знаком с великим Сайго, и сыграл ключевую роль в открытии Кореи для японского влияния. Сейчас он командовал Флотом готовности, главным соединением боевых кораблей Японии... но время его уходило, ещё год-два, и его сменят нынешние, молодые да ранние, продвигаемые сверху и изо всех сил карабкающиеся наверх сами. Всё, что ему останется тогда — это управлять тыловыми базами и с почётом восседать в палате пэров, пока новое поколение желторотых флотоводцев командует свежепостроенными эскадрами.
Ёшика уже внутренне смирился с этим — цель у всех, от Небесного Государя и до последнего матроса, одна, и он никогда ни словом, ни делом не пойдёт против неё. Однако что-то пошло не так у других и в другом месте, и сейчас сорокапятилетний патриарх напрягал наработанную за тридцать лет войн интуицию и мозги своих штабных работников, чтобы подготовиться к предстоящей судьбе, и не подвести Империю.
Сведения, поступающие из Кобе, были отрывочны, но барону Иноуэ не стоило особых усилий свести их воедино. Два русских корабля сокрушили флот и береговую оборону Японии в двух стремительных схватках. Показания участников и очевидцев как всегда разнились, но разум бывалого адмирала отметал второстепенное и безошибочно вычленял главное — кажется, красноволосые чужаки называют это «бритвой Оккама».
Лишь один из русских крейсеров был
