Пятнадцать ножевых. Том 2 - Алексей Викторович Вязовский
— Да, да, — сообразил я. — Он отказался патентовать ее. Подарил всему человечеству.
— Так и есть. Нам передали приглашение на международный конгресс бактериологов в Вене.
— Когда?
А сердечко то застучало. Это же отличная возможность застолбить открытие. Да и самому засветиться. Иностранные бактериологи, профильные журналисты… Надо обязательно ехать!
— 19 марта.
— Успеваем. Статью я переведу сам и срочно отправлю ее в "Ланцет" через Чазова. Достаточно будет депонирования с препринтом, об этом можно будет уже объявить на конгрессе. Мол статья принята к публикации, вот ее основные тезисы… Приоритет за нами — никто не прикопается.
И тут я сообразил. А ведь медицинскую общественность можно впечатлить не только открытием, но и формой подачи материалов. В стиле будущих презентаций. Диапроекторы повсеместно используется — сделать соответствующие слайды, красиво их оформить.
— Нужные качественные фотографии не только бактерии, но и всего нашего коллектива! Обязательно Афину Степановну!
— Ее то зачем?
— Основную работу она сделала. Я бы вообще взял ее с собой в Вену вместо этой “протеже” Шатерникова.
— Андрей! — Морозов замахал руками. — Ты хочешь поссорить меня с директором?
— И нужно скорее приступить к клиническим испытанием в ЦКБ! — я проигнорировал испуг Игоря Александровича. — Поговорю с Чазовым.
Глава 7
Легко сказать — поговорю с Чазовым. Такие люди постоянно в движении, поди поймай их… Да и сидел академик не в Кунцево, а на Грановского. Вертушки с гербом СССР у меня тоже не наблюдалось — помог Шишкин. Его я выцепил в ЦКБ, сразу после операции. Хирург мрачно мылся, вновь и вновь намыливая руки. При этом его взгляд был направлен в пустоту — что-то явно случилось.
— Не помешал? — поинтересовался я, заглядывая в помывочную.
— Панов? Ты сюда как попал? — хирург вытер руки, выкинул заляпанный кровью халат в большой бак, бросил туда и пропотевшую шапочку с маской. — Пойдём ко мне в кабинет, там поговорим. — Мы прошли по коридору, и Шишкин открыл дверь, пропустив меня вперёд. Подошел к шкафчику, покопавшись, нашел там фляжку, глотнул. Протянул мне — Хороший коньяк, армянский. Будешь?
— Что-то случилось? — я покачал головой в ответ на предложение.
— Пациент умер на столе. Сейчас начнется! Комиссии, бумаги…
— Кто-то важный?
— Отец одного союзного министра, — Шишкин тяжело вздохнул, сел на лавку, откинулся к стене. — Семьдесят четыре года. Оперировали аорту… Бляшка оторвалась от сосуда и со сгустком крови уехала в голову. В ствол, скорее всего. Полчаса реанимировали, но все бестолку…
— И что же теперь?
— Будем отписываться. Сам знаешь наш принцип, больше бумаги — чище задница. Нет, когда же это кончится? — хирург взмахнул фляжкой. — Сначала бухают, как не в себя, жрут жирное — за брюхом ног не видно. Курят по две пачки в день. А потом прибегают — “Доктор, сердце болит, мочи нет, спасайте!”.
Шишкину явно надо было выговориться, поэтому я сел рядом и приготовился слушать. Но хирург оборвал сам себя, посмотрел на меня:
— Ты то хоть с хорошими новостями?
— Да, гастрит вылечил, есть финальные фотографии стенок желудка. Начал переводить нашу статью на английский — пора напомнить Чазову, он обещал содействие.
— На конференцию тебе надо ехать. Желательно международную. Ну да кто студенту загранпаспорт выдаст? — Шишкин глотнул коньяка. — И на выездной комиссии никто за тебя не подпишется. Семьи нет, ничего нет. Гол как сокол.
Хотел сказать “тестюшке” про квартиру и зарубежную мебель, да промолчал. Как говорится, "речь-серебро, молчание-золото".
-Так есть уже приглашение, Игорь Александрович говорил. На март.
-Что же, это другое дело. На месте обкатать бы не помешало. У нас в ЦКБ проводятся в конце зимы междисциплинарные конференции, можешь заявиться с докладом, — Шишкин завернул фляжку, убрал ее в шкафчик. — А еще лучше на пару с Морозовым. Ты первую часть, вводную. Он вторую. Перевод статьи приноси, обязательно негативы пленок. С Чазовым поговорю, отправим ваши материалы… куда собираетесь?
— В "Ланцет" .
— Англичане? — Шишкин сморщился. — Впрочем, с американцами у нас сейчас дела не лучше. Олимпиаду нам изгадили, санкциями пугают… Ладно, медицинского сообщества это пока не касается, успеем опубликоваться. Неси статью.
* * *
— Пляши!
Сразу после крайнего экзамена, Шишкина потрясла перед моим лицом двумя серыми картонками с печатями.
— Письма из Нобелевского комитета?
— Дурак! — Лиза надула пухлые губки. — Это пропуск в 200-ю секцию ГУМа!
— Не в трехсотую?
— А что, есть трехсотая? — подруга открыла ротик.
— Конечно. В двухсотой отоваривается партноменклатура. А в 300-й — лично Брежнев с семьей.
— Врешь!
— Вру, — кивнул я. — Лиза, откуда у тебя пропуска?
— Отец достал. Сказал, что мы можем там купить горные лыжи, костюмы, даже говорят, какие-то шлемы! — Шишкина достала бумажку из сумочки, прочитала: — Белл СР1. Американские. Мама сказала, что без шлема не отпустит меня на Домбай.
— Ну раз мама сказала… Тогда, конечно, поехали.
Мы быстро загрузились в Лизин ВАЗ, сначала заехали ко мне на квартиру, взяли деньги. Пришлось показывать Шишкиной обстановку, водить по комнатам.
— Это все твое?!
— Мое. Вот уже и прописался, — я показал девушке паспорт.
— Не может быть!
— Кооперативная, ректор помог купить.
— Ректор? А деньги откуда?
— Мама помогла. Что-то сам смог скопить. Первый взнос не так уж велик — чуть больше тысячи рублей.
Шишкина выпала в осадок. Трогала полки, сходила изучила сантехнику в ванной и туалете. Советское качество ее разочаровало и привело в чувство.
— Надо сюда маму привезти!
— Не надо!
— Почему?
— Мне свадьбу не на что играть, — засмеялся я. — Все в квартиру вложил.
— Это ты так мне делаешь предложение? — Лиза покраснела, лукаво посмотрела на меня.
— Это я так тебя намекаю, что не надо сюда маму. Я бы хотел тут все закончить. Обставить кабинет, повесить шторы…
— Я тебе выберу и куплю шторы. Поехали скорей в ГУМ. Ой! Аааа! — Шишкина увидела вылезшего из коробки кошака, схватила его, прижала к груди. — Боже, какой милый! Как зовут?
— Кузя.
— Какое чудо! Я уже его люблю!
— Лиза, — я посмотрел на часы. — И правда, поехали уже. Нам пора.
Оторвать девушку
