За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг
– Ну и чего? Надо жарить? Мяса тоже нет, одно сушеное только.
Он подумал немного и полез в мешок, там что-то загремело, они вывернули мешок на землю. Свертки валялись кучей, в самом большом, по всей вероятности, должна была храниться мука, в другом лежали сухари, третий не развязывался, там чувствовалось что-то длинное и твердое. Мусора много. Нож был острый. Чий поднял с земли оселок – маленький желто-серый камешек, чтоб не потерялся, бросил его обратно в мешок и положил к сухарям кусок выпавшей лепешки. Изран с Тольнаком сидели на корточках, возились в куче. Чий представил, что сейчас будет нужно работать, жечь костер, потеть в такой-то жаре. Он сокрушенно сел на землю.
– Вот счастье-то какое, может, вечером хоть!?
– Думаешь, холоднее будет? Не, сегодня день не такой, – Изран показал подбородком на Степь. – Вечером хуже только станет.
Тольнак поднялся и пошел в сторону:
– Я за дровами.
Отдых накрылся. Сейчас мы будем работать, сидеть в этом пекле, потом до ночи до отупения идти, а потом спать.
Он машинально посмотрел на лица Дерева и братьев Рыжих, вдвоем несущих рядом вязанку хвороста. Действительно им нравится! Четвертый день идем, а они, как на прогулке… Счастливые. Дети. Хотя он чувствовал, что не может ошибаться полностью, даже если пока все так. Четвертый день, да, правильно, веселые. Но это не может вечно длиться. Они бесцельно идут, включая Краюху. И если действительно куда-то дойдут подальше, начнется бардак. Точно так, веселые, надо, чтобы только что-нибудь изменилось, и все станет по-другому. Захотят очутиться дома, в постели под одеялом. Наверное…
Чий сначала лениво, одной рукой помогал раскладывать костер, потом решил, что работы не избежать, и, включившись в общую суету, стал замешивать тесто в котле, сполоснув его сначала водой из бурдюка. Закончив, он выпрямился, обтирая пучком травы руки, разглядывал возящихся у будущего костра.
Сидели мы тогда вечером, – стал вспоминать он. – Сначала с Краюхой потом Краюха ушел, при нем, вроде, и не говорили ни о чем таком, все, как обычно, было, а когда ушел… Начал я? Или Шага? И не сразу начали. Сначала говорили о том же, о чем и до этого, вроде.
Качественные воспоминания начались с определенного момента. Они сидят у Шаги на сене под навесом, вечер, еще не темно, ручей видно.
«– Ты же сам против был, и тогда я тебя понимал, – сказал он.
Хорошо, ясно. Ты сам в таком случае из-за чего идешь?
Шага, – он покачал головой, – я тебе говорил уже из-за чего, из-за своего, так бы один он шел, делал бы с ними что хочет, получал бы, или решал там, что он собирался…»
Странно. Вечер, да? Когда он был? Я не могу ни одного вечера вспомнить, который бы мы не на Амбаре провели в последнее время.
«Ты же сам это сказал первый? – спросил он Чия.
Я несерьезно, наверное, не помню».
Тогда Шага сказал, что пойдет он тоже. Он действительно готовился после этого разговора, вот что самое удивительное, чего Чий так и не понял, зачем ему, практичному всегда, это надо. Вечно рассудительный, даже гордящийся этим, и тут, как маленький.
У будущего костра ползали на корточках. Ставили котел. Печь им сегодня надо было в первый раз, и он не верил, что получится что-то нормальное, особенно с этой нездоровой суетой.
– Дети, – почти про себя сказал он.
За спиной послышалась усмешка, там стоял понимающе ухмыляющийся Изран.
– Пользы нет, зато есть щенячий восторг. У меня была мысль не брать их собой вообще. Вместо них только пару человек, таких, посерьезнее кто.
Это кого же, Тольнака с Воротом и меня с Краюхой. Я, пожалуй, лучше этих потерплю, чем так.
Чий вежливо улыбнулся, кивнув головой.
– А ты почему с ним пошел? – спросил Изран. – Мы ведь так, баловства ради. А у тебя, если желание есть, с братом бы пошел, делом бы занялся.
Он стоял рядом с Чием, опираясь на кривую корягу-хворостину, как на трость, по обтянутому материей мощному плечу полз жук. И Чию опять почудилось, что в этом простом, вроде, вопросе присутствует какой-то злой замысел. Вернулось то чувство угрозы, и вспомнился Шага, отговаривающий. И потом, когда прощались, как пес побитый.
– Да так, с Краюхой вместе решил. Тоже, наверное, как и они, – он смотрел на Израна и думал: «Это ты-то баловства ради пошел, я же тебя знаю насквозь, ты и не подозреваешь, как».
Он вспомнил, с каким видом Изран сидел в Амбаре после их с Краюхой спора – он навязал этот поход, хотя сам хотел в нем участвовать, вероятно, меньше всех. Просто ты так привык, может, сам и не осознаешь этого. С детства еще понял, что лидер этот подчас тот, кто может там, где не могут остальные. Боятся, стесняются, ленятся, не верят. Лидер – это, конечно, не только это, но именно это ты всегда особенно показать хотел. Это за годы в привычку вошло – показывать делом, что ты достойнее. Только это уже глупостью было в той ситуации.
– А раньше что, не хотел никогда?
– Да почему… Желание было давно уже, просто как… То не до этого, то лень, помню, даже на Сухие сопки два раза хотел, серьезно, уже неделю собираемся, еда, вещи, одежда – сорвалось… Потом вот уже весной, месяца четыре назад, опять решился, опять собираемся – снова тоже самое, тогда у брата скот падать стал – не пошли. А вообще, наверное, просто, так оно нужно мне было. Если бы по-настоящему хотел, случай бы нашелся. Ты-то ведь тоже планировал.
– Ну. Ну, я на охоте и был раз, года три назад, наверное. Тоже несерьезно, хотя тянуло вообще-то, этим меня заниматься. Даже не столько охотой самой, сколько путешествиями.
– Я сколько себя помню ребенком, всегда хотел Караванщиком быть, прям мечта была.
Изран улыбнулся:
– Ну и что, ты думаешь, я не знаю, что ли? Что я не помню, как мы в Караванщиков потом играли, полдеревни в них, с твоей подачи, играло. А помнишь, как-то мы решили, что кому-то надо быть скотом, так как у настоящих Караванщиков, типа, скот вьючный всегда. Помнишь, это один случай такой был – до этого у нас скота не было. Нарядили мы скотом Чуба, и давай, сначала землю на нем возили, потом сами катались весь вечер.
Чий заулыбался, не зная, что говорить, он и не думал, что
