Терри Биссон - Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

Коричневый Пони нанял местного кучера и двинулся в Валану со своими новыми слугами – настоящим палачом и сомнительным монахом.

Чернозуб долго лелеял вопрос, на который у него не было ответа. Терзаясь чувством вины из-за встречи с Эдрией, он мялся, но наконец задал его:

– Милорд, когда там, в Пустой Аркаде, они хотели нас ограбить, почему вы решили, что девушка узнает вас?

Коричневый Пони нахмурился было, но потом спокойно ответил:

– Моя контора ведет кое-какие дела с группами вооруженных джинов в этом районе. Я предположил, что они входят в одну из таких групп. Как выяснилось, я ошибся.

Но Чернозуб продолжал испытывать любопытство. Вушин и Хонган время от времени исследовали окружающую местность, но делились своими открытиями только с кардиналом. Он решил задать вопросы Топору.

В первой половине дня они миновали грязноватые улицы, заполненные собаками и детишками, какой-то деревушки с кирпичными и каменными домами; из печных труб на бревенчатых крышах тянулись дымки. Доносились звон кузнечного молота и голоса женщин, отчаянно торгующихся из-за цен на картошку и козье мясо. Все эти деревни, появившиеся во время ереси и изгнания, ныне стали предместьями Валаны, обступая ее со всех сторон, и теперь, расположившись у подножья гор, далекие вершины которых Чернозуб видел в детстве, дали пристанище торговым сделкам и нарождающейся промышленности. Но они стояли слишком близко к предгорьям, чтобы можно было увидеть их пики. Лишь на западе тянулся мощный горный массив. Все здесь было новым и уже грязным и удивляло монаха, который хотя и провел первые пятнадцать лет жизни всего в двух днях пути верхом от этих мест, но никогда не был в городе. А город все плотнее обступал их по мере того, как карета кардинала въезжала в густо населенную часть, где сгрудилось большинство зданий, своими двумя и даже тремя этажами напоминавшими аббатство. Над всем этим скопищем строений господствовал нависающий укрепленный холм, чьи стены включали в себя Святой Престол; над ними вздымались шпили кафедрального собора святого Джона-в-изгнании, где наместник Христа на земле служил мессу в честь Святого Отца. Чернозуб, преисполнившись изумления, едва услышал слова кардинала, который, повернувшись, обратился к нему.

– Прошу прощения, милорд?

– Ты знаешь, что площадь перед святым Джоном вымощена булыжником, который через все равнины доставили из Нового Рима?

– Я слышал, милорд, что площадь перед собором – это территория Нового Рима. Но неужели все эти камни…

– Ну не все, но собор святого Джона-в-изгнании в самом деле стоит на земле Нового Рима. Доставленной сюда. Вот почему местные уроженцы утверждают, что возвращаться нет никакой необходимости. Они всем напоминают, что и сам Новый Рим возведен на доставленной земле.

– Из-за моря?

– Так гласит история.

– У достопочтенного Боэдуллуса другое мнение.

– Да, знаю. Это теория возникновения раскола во времена катастрофы. Кто знает? Как получилось, что латинский язык после веков полного забвения снова вошел в употребление?

– По Боэдуллусу, милорд, это случилось во времена Упрощения. Сжигатели книг не уничтожали религиозные труды. И одним из способов спасения драгоценных материалов от простаков был перевод их на латынь, когда им придавался вид Библии, пусть даже это были обыкновенные учебники. Латынь годилась и как секретный язык…

– А вот это здание перед нами – Секретариат, – прервал его кардинал. – Именно там ты и, может быть, Вушин будете время от времени работать. Но первым делом найдем пристанище вам обоим.

Наклонившись вперед, он бросил несколько слов вознице. Через несколько минут они свернули с мощеной мостовой в грязную боковую улочку, над которой нависали ветки с набухающими почками. Вскоре должна была начаться Страстная неделя, и подходило время выборов папы.

Глава 7

«Священное число семь наполнится для нас смыслом, если мы будем нести службу и во время самых ранних утренних молитв, и в заутрене, и трижды в день, и когда взойдет Веспер, и на вечере. Ибо об этих часах дня сказано: «Семь раз на дню возношу я Ему молитву». Для нас тот же самый пророк сказал о ночных службах: «И в середине ночи я поднимаюсь, чтобы прославлять Его». Пусть мы и впредь будем возносить благодарственные молитвы нашему Создателю «в знак преклонения перед его справедливостью» в эти часы… и да будем вставать по ночам, дабы прославлять Его».

Дыхание теплого ветра чинук с гор растапливало снег, и он исчезал на глазах. Держа путь к северо-востоку, Чиир Хонган огибал бедные сельские поселения, тянувшиеся вдоль русла Кенсау. В Побии он вооружился тяжелым арбалетом и колчаном со стрелами. Кардинал вручил ему свой двуствольный револьвер и купил у кочевых торговцев неподкованного жеребца, но Чиир Хонган хотел избежать возможных неприятностей при встречах с соплеменниками Чернозуба, которые в это время года обрабатывали орошаемые земли под посадки картофеля, кукурузы, пшеницы и подсолнечника; возделывая угодья крупных землевладельцев, среди которых был и архиепископ Денвера, они жили в укрепленных убежищах из камня, обложенного дерном. По ошибке они могли принять его за разбойника из числа Кочевников, что и случилось с ними при посещении деревушки джинов. Земли тут были бедные, но неустанными трудами их заставляли плодоносить. Подходило время посадок, и на полях было полно людей и тяглового скота, так что он, забираясь повыше, избегал протоптанных дорог, но оставлял за собой приметы, по которым отец Омброз и-Лейден и перебежчик из Тексарка легко могли бы найти его.

Агенты Тексарка постоянно курсировали вперед и назад от телеграфной станции к юго-востоку от Побии, и посему Хонган путешествовал в одиночку, пока не забрался в глубь коровьих пастбищ Диких Собак, где и остановился, поджидая остальных. Когда он услышал, как с севера приближаются всадники, то, отвернув от проложенной тропы, скрылся вместе с конем в глубокой промоине. Там он и замер в ожидании. Когда голоса смолкли вдали, он, оставив коня, вылез из промоины и стал внимательно прислушиваться к ветру с юго-запада. Припав ухом к земле, он поднялся и заполз в пространство между двумя валунами, где его можно было заметить только с тропы, тянувшейся прямо под его укрытием. Издалека доносились голоса.

– Ясно, что этим путем прошли три лошади.

– Но не обязательно все вместе. И подкована была только одна.

– Она могла принадлежать капитану Лойте.

– Никогда не называй этого предателя капитаном! Он продал и честь, и звание ради дырки меж ног шпионки Кочевников.

Говорившие пользовались ол'заркским. Хонган вложил стрелу в желобок арбалета и натянул тетиву. Первый всадник рухнул с седла, когда стрела пробила ему горло. Хонган прыгнул вперед и выстрелом успел сшибить с седла второго всадника, вскидывавшего мушкет. Разрядив второй ствол, он обменялся пулями с третьим всадником, но оба стрелка промахнулись. Оставшийся в живых развернулся и ускакал. Военные действия между Кочевниками и империей длились не менее семидесяти лет, но таких открытых стычек было немного, и завязывались они только тогда, когда имперские силы вторгались на эти земли.

Святой Сумасшедший перезарядил пистолет и завершил дело, прикончив раненого, после чего, сев в седло, поймал двух лошадей, оставшихся без хозяев. Обыскав седельные сумки, он нашел доказательства, в которых нуждался: всадники были агентами. Отпустив лошадей, он вернулся к трупам и обшарил их карманы в поисках документов. Гневаясь на самого себя, он посмотрел на следы лошади перебежчика. Зная, куда они направлялись, он не заметил их, потому что не искал.

Снова сев в седло и чувствуя теплый ветер, все так же дующий ему в спину, он поскакал за священником и его гостем. Его собственная война с Тексарком началась давным-давно и никогда не кончится. Он поклялся продолжать ее именем своего предка Дикого Медведя и призвал в свидетели Пустое Небо и Святую Деву. Он ехал по следам весь день и добрую часть вечера в глубоких сумерках. Луна вышла только ближе к утру. Ел он урывками и, не разводя костра, приготовился провести ночь, слушая уханье сов и завывание диких собак, которых простаки называли волками и страшно боялись. Стреножив лошадь и развернув на ночь одеяло, Хонган, держась на расстоянии пяти или шести футов от места ночевки, неторопливо обошел защитный круг, каждые несколько шагов метя его струйкой мочи. Место ночевки будет в безопасности, поскольку в таких случаях животные обычно не досаждают спящему человеку, разве что чувствуют запах крови или болезни. Только раз в течение ночи он почувствовал, что к нему подбираются мародеры. Выпроставшись из-под одеяла, он вскочил на ноги и издевательски рявкнул. Раздался хор разочарованных воплей, и при свете звезд вниз по склону холма прыснули несколько темных теней. Сон покинул его, и остаток ночи он пролежал в грустных мыслях о мертвецах, которых этим днем оставил по себе.