Маркус Сэйки - Земля Обетованная
– Да, сэр.
Держась правой рукой за перила, Купер заспешил дальше по ступенькам вверх.
Командный центр по второму этажу был опоясан балконом. Здесь располагались офисы офицеров и залы заседаний. Бóльшая часть стены офиса директора Дрю Питерса была стеклянной, что позволяло ему прямо из-за письменного стола видеть виртуальную карту и наблюдать за деятельностью полевых агентов внизу. Сейчас стеклянную стену наглухо закрывали жалюзи. Купера встретила помощница директора Мэгги – стильно одетая женщина лет пятидесяти, обладавшая одной из самых радушных на свете улыбок. Впрочем, про нее говорили также, что в жилах у нее течет не кровь, а ледяная вода. Непосредственно с Питерсом Мэгги работала в течение как минимум последних двадцати лет, и опыт и знания секретных материалов делали ее скорее оперативным агентом, чем просто секретаршей.
– Мне необходимо его видеть срочно.
– У него важный телефонный разговор. Присядьте, пожалуйста.
– Немедленно, Мэгги. – Купер демонстративно выказал сильнейшее смятение на лице.
Секретарша спокойно оглядела его, затем что-то напечатала на клавиатуре. Несколькими секундами позже из динамика в мониторе прозвучал звоночек, возвещая принятие ответного сообщения.
– Проходите, агент Купер.
Офис, хоть и маленький для человека ранга Питерса, был со вкусом обставлен. В углу под портретом президента Генри Уокера стояла кушетка. Однако взгляд Купера, как всегда, сразу же устремился к противоположной стене, увешанной, вопреки принятому среди боссов обычаю, не изображениям Питерса с сильными мира сего, а фотографиями лиц, находящихся в активном розыске. Особо почетное место было отведено черно-белой фотографии Джона Смита, который, под стать самому убежденному на свете проповеднику, с микрофоном в руке обращался к толпе.
Не прерывая телефонного разговора, Питерс махнул рукой на кресло напротив.
– Понимаю, сенатор.
Пауза.
– Это полностью соответствует истине. Понимаю вас.
Питерс воздел глаза к потолку.
– Ну, может, вам не следовало продавать ему половину штата?
Очередная пауза.
– Да, несомненно, вам надлежит поступить именно так. А сейчас, извините, у меня запланированная важная встреча.
Питерс дал отбой и, сорвав с уха беспроводную гарнитуру, швырнул ее на стол.
– Наш глубокоуважаемый сенатор штата Вайоминг. Эрик Эпштейн скупил там двадцать три тысячи квадратных миль – участок земли размером с Западную Вирджинию, а прозорливый сенатор не озаботился вовремя даже поинтересоваться, с какой целью. – Директор потряс головой. – Мир стал бы гораздо более совершенным местом, если бы люди голосовали не за тех, с кем приятно вечером потрепаться и попить пивка, а за тех, кто поумней. – Питерс откинулся на спинку кресла и вопросительно взглянул на Купера. – Так что там у тебя?
– Мне нужна помощь, Дрю.
На публике шеф для Купера всегда был директором или сэром, но между ними уже давно сложились неформальные отношения, коих при общении наедине они и придерживались. К слову, и сам Питерс, хоть и был холодным, четко следующим формальностям человеком, далеко не каждого агента называл сынком.
– Ты о чем?
– Дело личное.
– Ну так не тяни, говори.
– Ты знаком с моими детьми.
– Конечно. Тодду сейчас должно быть… восемь?
– Девять. Но речь сейчас идет о моей дочери Кейт. Сегодня утром ее матери позвонили из Аналитического. По всей видимости, в школе с ней что-то произошло, и теперь аналитики из нашего ведомства – чтоб их! – требуют досрочного прохождения ею теста.
Питерс непонимающе моргнул:
– Но это же обычная процедура, Ник.
– Проблема в том… – Купер, набрав в грудь воздуха, выдохнул, – что в данном случае необычная.
– Она мозган?
– Да.
– Ты уверен?
– Да.
Директор вздохнул. Снял очки без оправы и потер пальцами переносицу:
– Н-да.
– Я прошу тебя об одолжении.
Питерс водрузил очки на прежнее место. Взглянул на Стену стыда, а именно на фотографии Джона Смита, склонившегося над микрофоном.
– Странно, не правда ли? Совсем недавно родители едва ли Богу не молились, чтобы их ребенок родился сверходаренным, а теперь…
– Сэр, – перешел Купер на официальный тон, – я знаю, о чем прошу, и делать это мне крайне неприятно, но ей только четыре года от роду.
– Ник. – В тоне Питерса послышались нотки упрека.
Купер встретился с ним взглядом и глаз не отвел:
– Я прошу вас, сэр.
– Ты отлично знаешь, что помочь тебе я не в силах.
– Вы знаете, как много я сделал для Службы справедливости, и знаете также, как часто мне приходилось убивать для вас.
Глаза директора сузились.
– Для меня?
– Для Службы справедливости. – Следующие слова Купер произнес раздельно, разведя руки в стороны: – Во имя Бога и страны. И ни разу, ни разу я не просил о личном одолжении.
– Знаю. И знаю также, что ты искренне веришь в то, что делаешь здесь. Потому-то ты так хорошо и справляешься со своей работой.
– Хорошо справлялся со своей работой я только благодаря своим детям. Я делаю это для того, чтобы мир для них стал лучше. Я верю, что именно агентство сделает мир лучше. А теперь агентство намеревается забрать мою дочь.
– Прежде всего не теряй головы, – посоветовал Питерс. – Тест проходит каждый ребенок в Америке, и…
– В возрасте восьми лет. А ей всего лишь четыре.
– …и девяносто восемь целых и девяносто одна сотая процента признаются не сверходаренными.
– Я уже сказал: она сверходаренная.
– И только четыре целых и одна сотая процента из признанных мозганами получают ранг первого уровня. – Питерс подался вперед, каждая мышца его тела излучала симпатию. – Временами я ненавижу свою работу. И ты не первый агент, чей ребенок подвергается раннему тесту. По крайней мере раз в год ко мне обращаются с подобной просьбой. Но ставить себя выше закона нам нельзя. В противном случае мы превратимся в гестапо.
Купер, в общем-то, был того же мнения. Будь он директором и обратись к нему вчера с такой же просьбой Куин, он привел бы те же самые аргументы.
Только сейчас речь шла о его собственном ребенке.
– Но…
– Извини, Ник, я и вправду помог бы тебе, если б мог.
– А ваши собственные дети прошли через этот чертов тест? – спросил Купер.
Глаза Питерса сузились, и Купер поразился тому, насколько яростным огнем полыхнул в них гнев.
– Тебе известно, что я потерял жену?
Элизабет умерла за год до того, как Питерс завербовал Купера в свою структуру. Купер видел жену шефа только на фотографиях, и там она излучала сияние, которое, несомненно, делало ее гораздо более привлекательной, чем она была в обыденной жизни. Особенно Куперу запомнился один снимок, где Элизабет, полуприкрыв глаза и откинув голову, смеялась.
– Ей было сорок один, и одним далеко не прекрасным утром, в среду, у нее обнаружилась крошечная опухоль. Восемнадцатью месяцами позже она покинула этот мир. С тех пор я в одиночку воспитываю троих наших дочерей. Ее похоронили в мавзолее ее семьи на кладбище Оук-Хилл. Родом она из очень богатой семьи; ее много-много-много раз прапрадед входил в кабинет Линкольна. Ее отец, Тедди Итон, заседал в различных комитетах на Капитолийском холме. Но господи, каким же гадом он был! – Обычно ровный голос Питерса возвысился. – Когда его дочь умирала, по его настоянию она вписала в завещание пункт, согласно которому ее похоронили в семейном мавзолее. «Мы – Итоны, а не Питерсы. Тебе надлежит покоиться с нами…»
Питерс уставился в пространство перед собой.
– Сожалею, Дрю.
– Я полагал в ту пору, что день, когда ее похоронили на Оук-Хилл, стал худшим днем в моей жизни. – Взгляд Питерса сфокусировался на Купере. – Ты спрашивал, проходили ли мои дети тест. Конечно же, проходили. И оказалось, что я был не прав, и день, когда я похоронил свою любимую женщину в месте, где мне никогда рядом с ней не лежать, не был худшим из моих дней. Худшими стали дни, когда мои дочери проходили тест. Оба раза. И ближайшей весной Шарлотте исполнится восемь, и тогда, не исключено, я познаю самый худший из всех дней в своей жизни.
Купера охватило оцепенение.
«Должен же быть какой-то выход!»
– Знаю, Ник, что тебе трудно. Но ты часть Службы справедливости. Сосредоточься на этом.
– Ты знаешь, что я…
– Я знаю, – перебил Питерс, – что, когда приходится выбирать между семьей и долгом, выбор особенно сложен. Но не забывай при этом, что есть люди, которые верят, что близится война. И некоторые из них всеми фибрами стремятся к ней. А мы – единственное, что противостоит им.
Купер глубоко вздохнул:
– Знаю.
– Помочь Кейт ты можешь только одним. – Глаза директора были бледно-голубыми и острыми как бритва. – Своей работой. Так выполняй свою работу достойно, сынок.
Глава 12
За неимением лучших идей Купер поступил так, как ему и советовал шеф: приступил к работе. В конце концов, существовала угроза массированной атаки, и на кону стояли жизни многих людей.