Александр Афанасьев - Наступление ч. 2(СИ)
— И что не сделаешь ничего, пока тебе не дадут знать. Тиран знает что умрет, и делает все, чтобы отдалить час расплаты, если ты пойдешь на войну один, то погибнешь без смысла.
— Клянусь, что не сделаю ничего, пока мне не дадут знать.
— Клянись, как положено.
— Клянусь огнем очага и хлебом, который питает нас, что не сделаю ничего, пока мне не дадут знать.
— Пусть Аллах будет свидетелем твоим и моим словам. Дай, я развяжу тебя.
Неизвестный пуштун развязал его, от него пахло тем, чем и должно пахнуть от пуштуна — шерстью и жиром животных. От солдат и полицейских пахнет не так.
— За то время, которое Аллах отвел тьме — ты должен скрыться. Так, чтобы шакалы Тирана не нашли тебя.
— Но как я найду тебя и пойму, что нужно сделать? — спросил Зардад
— Я сам найду тебя. Я и те люди, которые хотят смерти Тирана не меньше твоего. Они скажут, что пришли от меня, брата Змарая и ты должен делать все, что они скажут. А возможно — приду и я сам, потому что покарать злодея своей рукой — великая честь для любого мужчины. Да, наверное, я так и сделаю. Назови свое имя?
— Я Зардад, из племени Африди… — Зардад назвал свой клан и род.
— Тогда я найду тебя. Помни про свою клятву. И не забудь свое оружие, это хорошее оружие и оно еще сослужит тебе достойную службу.
Скворцов перевалился через край и ввалился во впадину так неожиданно, что Шило выхватил нож…
— Тихо. Это я, брат.
— Что там?
— Какой-то пуштун. С винтовкой.
— На первого?
— А сам как?
Шило помолчал.
— Птицы слетятся. Нехорошо, заметят.
— Ты прав, брат. Поэтому я его отпустил.
— Ты… что сделал?! — Шило даже повысил голос от удивления
— Тише. Я его отпустил.
— Аллах лишил тебя разума. Он выдаст нас. Может быть, это лазутчик.
— Это не лазутчик Ты жил там же где и я — неужели ты не отличишь правдивого от лжеца, негодяя от воина? И разве ты поверишь в то, что пуштун предаст клятву, данную хлебом и очагом костра, греющего нас?
— Лично меня уже ничего не греет. Только бы ноги отсюда унести…
— Как знаешь, брат. Аллах с тобой.
Шило, не зная, то ли издевается над ним его командир, то ли и в самом деле так думает, отвернулся и сплюнул. И в этот момент — земля почти неощутимо — дрогнула…
Объект Зульфикар в горах был старинным пещерным комплексом, когда-то давно здесь жили монахи. Буддийские монахи, последние из которых погибли в жуткой резне сорок седьмого года, когда людей вырезали целыми семьями — и уж какое дело было озверевшим исламистам до какого-то там Будды. Долгие годы монастырский комплекс стоял опустевшим, потом военная администрация начала хоронить здесь опасные отходы. И только два года назад, пещерный комплекс окончательно приспособили под нужды пакистанской ядерной программы.
Два вертолета — один из них с президентом и свитой, другой с начальником генерального штаба — они никогда не пользовались одним и тем же транспортом — приземлились на выбитой взрывами площадке в горах, столь узкой, что на нее только и могли приземлиться два средних вертолета. Пилотам пришлось приложить все мастерство к тому, чтобы не допустить катастрофы — около горных склонов существуют очень опасные вихревые потоки, они могут бросить винтокрылую машину вниз на камни так резко и неожиданно, что ты и понять что произошло — не успеешь.
В вертолете, где летел начальник генерального штаба Рахимудин-хан сидел и генерал Хамид Гуль. Мрачный как туча…
Пешавар За день до этогоПрезидент уль-Хак был в чем-то прав относительно начальника военной разведки. Нет, он не подложил атомную бомбу в бункер управления объекта Зульфикар, чтобы президент сгорел в атомном огне. Но он и в самом деле встречался с американским резидентом в Пакистане Милтоном Уорденом. Правда встречался он по вполне легальному и обоснованному в глазах контрразведки поводу. В Пакистан прибыла крупная американская делегация военных и разведчиков, возглавлял ее заместитель директора ЦРУ Ричард Штольц. Делегация прибыла на базу Чахлала, ее встречали Уорден, Гуль и бригадир Мухаммад Юсуф, координатор сопротивления моджахедов от ИСИ. Из Равалпинди на машинах они должны были проследовать в Пешавар, где в американском консульстве должны были состояться два совещания — одно из них с участием моджахедов, главарей наиболее крупных и агрессивных группировок, второе — исключительно для американских и пакистанских разведчиков. Кстати, я ошибся — второе предшествовало первому.
На базу в Чахлала все приехали на разных машинах, американец приехал с целым экспортом. Специально для этого мероприятия военно-транспортный самолет доставил сюда из США три бронированных Кадиллака. Причем как удалось узнать генералу Гулю — самолет уже улетел и обратно машины, забирать не планировали. Это значит, что уровень присутствия американцев в Пакистане будет повышаться.
Американец приехал последним, он был бледен и выглядел больным. Запущенная борода делала его похожим на амера какой-то банды… или движения народного сопротивления, смотря как на это на все смотреть. Гуль посмотрел на него — но Уорден демонстративно не смотрел в его сторону. Не зная, будет ли в будущем возможность поговорить, и, чувствуя спиной взгляд бригадира Юсуфа, Гуль направился к американцу.
— Ассалам алейкум — поздоровался он
Генерал Гуль разговаривал негромко, шум самолетных моторов вовсе заглушал его слова, так что даже собеседнику приходилось вслушиваться.
— Добрый день
Американец явно не был расположен к беседе
— Что произошло? — в лоб спросил Гуль
— Политика полностью изменилась. Думаю, что меня отзовут.
— Вот как?
Уорден раздраженно посмотрел на него.
— Именно. Политика меняется. Ваше сообщение, генерал, теперь не имеет цены. Более того — оно, вероятно и стало причиной моего отзыва.
Генерал размышлял, душу переполняла жгущая как кислота ярость. Надо было брать паспорт тогда… сразу. Никогда ничего нельзя оставлять вот так, на "потом".
— Русские?
— Они самые. Переворот в Москве спутал все карты. Там теперь сидят люди, которые не расположены к долгим беседам. Аналитический отдел считает, что там теперь — агрессивные коммунисты — сталинисты.
— Кто будет вместо вас?
— Понятия не имею.
Внезапно генерала посетила еще одна мысль — такая от которой он похолодел. Если в Лэнгли принято решение налаживать пошатнувшиеся отношения с президентом уль-Хаком — должно быть сделано нечто такое, что заставит пакистанцев поверить в искренность американских намерений. В итоге им, как агентом, могут просто пожертвовать, сдать Рахману и президенту! Конечно, открытого суда не будет — но эти ублюдки никогда не остановятся перед тем, чтобы устроить неугодному… автокатастрофу, к примеру. Или авиакатастрофу. В диктаторских странах самое страшное преступление, какое только может быть — предательство.
Да нет быть не может. Американцы же не дураки, они прекрасно знают, как делается этот бизнес. Ни одна разведка, которая хочет долго и плодотворно работать, никогда не сдает своих агентов, это аксиома. О сдаче агента сразу становится известно, разведка — это очень узкий и тесный мир, для своих здесь мало тайн. И если узнают, что американцы ради нормализации отношений с какой-то страной сдали им такого агента как генерал Гуль — больше у американцев агентов не будет, никто не пойдет на вербовку, никто не захочет оказаться разменянным.
Но могут ведь и по другому. Договорятся с Рахманом и президентом за закрытыми дверьми и устроят автокатастрофу.
Ублюдки…
— Куда вас переводят?
— Не знаю.
Другого ответа и ожидать сложно было — меж тем Милтон Уорден знал это. В отделе по борьбе с коммунистической угрозой вскрылись серьезные проблемы, связанные с тем, что после государственного переворота в Москве была потеряна связь со всеми агентами. Сейчас появлялось все больше и больше свидетельств того, что агентурная сеть потеряна либо в большей части, либо полностью. Такое не могло объясняться внезапным "прозрением" контрразведчиков. В Лэнгли и Вашингтоне начались повальные проверки, деятельность "русского" отдела была парализована в самый неподходящий момент. Сам Уорден не знал всего, но подозревал, что руководство приняло решение до поимки шпиона блокировать весь русский отдел и одновременно начать строить "русский отдел дубль" из опытных специалистов, отзываемых из резидентур. Потом, как закончится проверка — русский отдел будет окончательно расформирован и распределен по другим отделам, а русский отдел-дубль станет единственным. За провал кто-то должен был отвечать.
— Где находится моя папка? — в лоб спросил генерал Гуль своего куратора