Юрий Корчевский - Атаман. Княжий суд
Боярыня кивнула, соглашаясь. Я уже собрался ехать дальше но улице, сопровождаемый двумя русинами, как боярыня вскинулась:
— Князь, ты еще не уезжаешь?
— До утра побуду — рассвета уже недолго ждать. Сюда спешили, а обратно чего в потемках ехать — ноги коню переломать можно да себе шею свернуть. Тем более, хлопцы мои вокруг деревни твоей все прочесывают — не притаился ли где недобиток какой?
— Слава тебе, Господи, услышал Ты мои мольбы. Плохо в имении без боярина, без сильной руки!
И столько жалости к себе да сожаления в голосе ее было, что меня аж передернуло. И в самом деле. Мне, мужику, — и то тяжко управляться с имением, времени на все не хватает. А каково ей тут одной?
Из темноты возник Федька.
— Князь! — в голосе его слышалось ликование. — Пленного взяли да еще холопа боярыни, в стогу прятался. А рядом конь бродил. Его, сказывает. Только че бросил-то? В голову не возьму — темнит он. А еще…
Федька похлопал по узлу с барахлом.
— Чего в узле?
— Откуда мне знать, не смотрел покуда.
— Коли вещи, можете себе оставить — то ваш трофей! Разделишь среди людей своих потом. А коли злато-серебро…
Я не закончил предложение. Федор кивнул:
— Нетто мы не понимаем!
— Волоки сюда татарина и холопа. Допросить желаю.
— Это мы мигом!
Федька обернулся, заложил пальцы в рот и свистнул.
К нам подъехал ратник. К седлу его была привязана длинная веревка, к другому концу которой были привязаны связанные по рукам двое мужиков. Кто из них татарин, а кто холоп, было ясно и так — по одежде.
Я обратился к холопу.
— Назовись!
— Гришка, холоп боярский.
— Подожди-ка, это ведь тебя боярыня ко мне за помощью посылала? Тогда почему тебя в стоге сена нашли?
— Прости, боярин, испужался я! Федор хлестанул его плеткой по спине.
— Князь перед тобой, смерд!
— Вот что, Федор. Холоп этот трус и предатель. Не исполнил он боярского поручения — за помощью ко мне скакать. Свяжи его, да утром суд учиним.
Холоп, заслышав мои слова, упал на колени и завыл.
— Заткнись, пес смердящий! — Федор от души еще раз угостил его плетью.
— А ты кто? — повернулся я к татарину.
— Юнус.
— Расскажи-ка мне, Юнус, сколько человек в набеге участвовало и где прошли порубежье?
Татарин молчал.
— Не хочешь говорить? Ты думаешь, я просто так возьму да отрублю башку тебе, как воину? Не воин ты, а разбойник. Поутру отдам тебя на растерзание крестьянам этой деревни. За то, что вы здесь натворили, они тебя живьем на части порвут.
— Не надо отдавать, — испугался расправы татарин.
— Тогда говори живей.
— Нас было… один десяток и еще семь.
— Федор, убитых татар считали?
— Нет еще.
— Посчитайте, свериться надо.
— Откуда пришли?
— Из Казанского ханства! — горделиво поднял голову татарин. — Из улуса Юмчи-бека.
— Где шли?
— По Дикому полю — на той стороне Оки.
— Так ведь заставы на порубежье стоят?
— Напились они, мы их ночью и вырезали всех, — пренебрежительно сплюнул татарин.
Меня передернуло — и что у них за привычка постоянно плеваться?
— Здесь переправились? — показал я рукой в направлении Оки.
— Нет, здесь, однако, река широкая, мостов нет. Дальше отсюда.
— Так выходит — эта деревня у вас не первая в набеге?
— Еще одна была — вчера ночью на нее напали. Богатую добычу взяли.
Татарин замолк, поняв, что проговорился, да было поздно.
— Добыча где?
— В этой деревне ничего взять не успели, ты отбил.
— А из первой деревни, где добыча богатая была, куда трофеи дели?
Татарин замолчал.
— Федор! Попроси нашего гостя дальше говорить.
Федор спрыгнул с коня, вытащил нож и полоснул им по щеке татарина. Татарин завыл и схватился рукой за щеку.
— Князь! Промахнулся я в темноте. Позволь ему глаз вырезать, — подыграл Федор.
— Зачем глаз? Не надо глаз! — заверещал до смерти испуганный татарин.
— Как детям да старикам животы вспарывать, так вы горазды, а за свой глаз ишь как испугался!
— Князь, не надо глаз. Все скажу. Там, на берегу, две подводы стоят. При них — десятник с двумя воинами. Там добыча.
— Ну, смотри мне — коли врешь, бабам тебя отдам.
Татарин радостно затряс головой.
— Федор, бери ратников — и за мной! Макаровским — пленника охранять, да смотрите мне, чтобы не убег. А то я сам головы вам поснимаю.
В предрассветных сумерках мы направились к Оке. Над водою стоял туман, и было промозгло.
— Федор, бери половину воинов и иди вверх по течению, я же с остальными — вниз. Если помощь нужна будет — пальни.
— Выполню, князь.
Мы разделились и стали двигаться вдоль берега, стараясь не шуметь. В тумане, у реки голоса и так далеко разносятся.
С той стороны, куда ушел Федор, раздался выстрел.
Мы остановились, прислушались. Я подозвал Демьяна:
— Так. Демьян, ты охотник. Потому поручаю тебе вот что сделать. Спустись по берегу еще на версту — только тихо. Посмотри, нет ли там еще где татар? Остальные — за мной!
Мы развернулись и, не особо таясь, рванули через кусты, вверх по течению реки — на выручку Федору. Только помогать уже не пришлось. У подвод лежало двое убитых татар — явно из простых.
Я огляделся по сторонам, ища глазами старшего татарской охраны.
— А десятник их где?
— Как нас завидел, сука, так к воде сиганул с мешком. Я ему в спину и стрельнул. Поплыл в Казань свою, кверху задницей. Не встречали?
— Шутки у тебя, Федор! А что за мешок-то? Где он?
— На дне теперь, а что в нем — не знаю.
— Ну, так достал бы, коли упустил.
Все ратники, как по команде, начали упорно разглядывать землю под ногами. Понятно — в воду лезть желающих нет, тем более что еще не рассвело. Пуще смерти они боялись навок, русалок и водяных. По поверьям, ночью в воде — их власть. Утащат в подводное царство или жизнь выпьют.
— Ладно, посмотрите, что в подводах лежит. Чай — трофей ваш.
Ратники с удовольствием ринулись к подводам. Вот так всегда: как барахло смотреть — так все кинулись, не то что в воду лезть.
Я смотрел, что достают из узлов. Небогата добыча: одежда, полушубки, сапоги. Чего же это пленный говорил о богатой добыче? Все-таки надо доставать тот мешок из реки.
А вот и немного провизии обнаружили воины — мешок крупы, вяленой рыбы. Очень кстати! Проголодавшиеся ратники развели костер, зачерпнули котлом воды из реки и высыпали туда найденную в повозке крупу.
Вскоре запахло кашей. Ложки у всех с собой были — это непременный атрибут в любом походе. На день воин идет или на месяц — нож и ложку всегда с собой берет. У кого-то ложка за голенищем сапога, а у кого-то — в чехле на поясе, как у меня.
Тут послышался топот копыт. Я всмотрелся — это Демьян вернулся.
— Князь, проехал, как ты сказал, вниз по реке. Никого!
— Ну и хорошо. Давай к костру! Каша готова. Федор разделил на всех вяленую рыбу, мы уселись вокруг котла и по очереди черпали ложками кашу. Была она без соли, но ее прекрасно заменял вяленый лещ.
В животе разлилось приятное тепло. Мы передохнули немного, кое-кто уж и захрапеть успел. Меня не оставляла мысль о мешке на дне реки. Быть может, всего в нескольких метрах от нас находится такое богатство. Но — надо! Надо действовать!
Я встал, сбросил одежду, стянул сапоги. Федор смотрел на мои приготовления удивленно.
— Ты чего, княже?
— За мешком полезу, коли все боятся, — буркнул я.
Федор и сам потупился.
— Ты же знаешь меня, князь, я не одну сечу с тобой прошел, не трус я. С врагами злейшими воевать пойду — скажи только, а в воде — нечисть речная, супротив нее с саблей не попрешь.
Я улыбнулся суевериям отважного десятника, посмотрел на коряги, торчавшие у берега, на волны, с шелестом набегающие на гальку, поежился от одной мысли о предстоящей малоприятной процедуре и вошел в воду. Холодная вода обожгла ноги. Я невольно дернулся, сзади ахнули. Обернувшись, я увидел, что все ратники с тревогой наблюдают за мной. Федька трижды перекрестился, что-то шепча губами.
Конечно, можно было бы и с берега нырнуть, да — друг под водой на корягу какую наткнусь. Шею себе верну, а молва недобрая сразу пойдет — мол, на на-их глазах водяной князя утопил.
Зайдя по пояс, я наклонился и стал обшаривать руками дно. Ил один, да и все. Пошел вдоль берега, зашел поглубже, вновь ощупал дно — ногами. Ничего!
— Федор! В каком месте татарин мешок бросил?
— Да вроде там где-то.
На берегу заспорили: «Дальше, кажись — выше по течению».
Ладно, чего их слушать, не приметили. Да то и понятно — на воде ориентиров нет.
Когда я уже совсем замерз и подумывал о выходе на берег — погреться у костра, ноги наткнулись на что-то плотное. А мне здесь — уж по шею. Пришлось нырнуть.